Дин Кунц - Дом ужасов Страница 32

Вспомнил Конрад и про бейдж «VIP» на блузке Джанет. Вытащил из ванны и сунул в карман пиджака.

Достал также каску, фонарь и блокнот, на которых остались пятна крови. Смыл кровь в раковине, отнес все в прихожую, положил на полку над вешалкой. Он не знал, где она обычно держала эти предметы, но не знала и полиция, а место он вроде бы подобрал адекватное.

Конрад сложил брезентовое полотнище.

На кухне, под ярким флуоресцентным светом, пристально оглядел руки. Он уже вымыл их в ванной, но под ногтями все-таки осталась запекшаяся кровь. Он подошел к раковине и вымыл руки еще раз, уделяя особое внимание ногтям.

Нашел ящик, в котором Джанет держала кухонные полотенца. Обернул одним правую руку, взял в левую второе, подошел к кухонной двери. Открыл дверь с тремя маленькими декоративными окошечками по центру. Посмотрел на автостоянку, залитую светом натриевых ламп: ни звука, ни движения. Приложил полотенце к одной из стеклянных панелей изнутри, а снаружи ударил правой рукой, стараясь обойтись без шума. Стекло глухо треснуло, осколки, попавшие на полотенце, он разбросал по полу, чтобы все выглядело так, будто незваный гость вышиб стекло, открыл замок и проник в квартиру через кухонную дверь. Закрыв ее, Конрад стряхнул оба полотенца, чтобы на них не осталось даже мельчайших осколков, сложил и вернул в яшик, из которого и доставал.

Автомобильные ключи Джанет Миддлмеир он оставил на столике в кухне, подхватил уже сложенное брезентовое полотнище. Выходя из квартиры, носовым платком протер дверные ручки. Его никогда не арестовывали, отпечатков пальцев не было ни в одном архиве, но тем не менее он соблюдал предельную осторожность.

Вышел с территории жилого комплекса. Ярмарка находилась в девяти милях к западу, но Конрад не собирался идти туда на своих двоих. Хотел взять такси, но, конечно же, не рядом с домом Джанет Миддлмеир: таксист мог вспомнить маршрут и даже описать пассажира. В миле от квартиры убитой женщины он бросил сложенное брезентовое полотнище в большой мусорный контейнер, который стоял на задворках многоквартирного дома. Отшагав еще милю, зашел в «Холидей инн». В баре выпил две порции виски, потом на такси доехал до ярмарочного комплекса.

В такси перебрал в памяти все то, что сделал после того, как нашел труп, и не обнаружил серьезных ошибок. Его план должен был сработать. То есть свободе Гюнтера ничто не угрожало, во всяком случае еще на какое-то время.

Конрад не мог позволить полиции забрать у него Гюнтера. Гюнтер был его сыном, его особым дитем, родной кровинушкой. А главное, Гюнтер был подарком из глубин ада, инструментом мести Конрада. Найдя детей Эллен, он намеревался похитить их, увезти в укромное место, где их крики никто не мог услышать, и отдать Гюнтеру, с тем чтобы тот поиграл с ними, как кошка с мышками. Помучил несколько дней, изнасиловал, независимо от того, мальчиками они будут или девочками, а потом, и только потом, разорвал на части.

Сидя в темноте заднего сиденья такси, Конрад улыбался. В эти дни улыбался он редко. И давно, очень давно не смеялся. Не веселило его все то, что вызывало смех у других. Только смерть, уничтожение, жестокость (деяния бога зла, которому он поклонялся) могли изогнуть его губы в улыбке. С двенадцатилетнего возраста он не мог получать удовольствие от невинных радостей жизни.

С той самой ночи.

В канун Рождества.

Сорок лет тому назад.

Стрейкеры всегда украшали свой дом к Рождеству. Елка упиралась вершиной в потолок, во всех комнатах благоухали венки из еловых веток, горели свечи, висели картинки с рождественскими сюжетами, открытки, полученные от друзей и родственников.

В тот год, когда Конраду исполнилось двенадцать, его мать купила еще одно рождественское украшение: стеклянный масляный фонарь. Огонек отражался от многогранных стенок, и казалось, что в фонаре не один огонек, а добрая сотня.

Юного Конрада фонарь зачаровал, но ему строго-настрого наказали не прикасаться к нему, потому что он мог обжечься. Он-то знал, что сможет управляться с фонарем, не подвергая себя опасности, но ему не удалось убедить в этом мать. Поэтому, когда все уснули, Конрад прокрался вниз, чиркнул спичкой, зажег фонарь и случайно перевернул его. Горящее масло разлилось по гостиной. Поначалу он решил, что сможет справиться с огнем, ударяя по нему диванной подушкой, но уже минутой позже понял, что ничего из этого не выйдет.

Только он остался целым и невредимым. Мать умерла в огне. Три сестры умерли. Как и два брата. Отец не умер, но на груди, левой руке, шее, левой половине лица остались шрамы от ожогов.

Потеря семьи оставила жуткие шрамы не только на теле, но и на душе и сердце отца. Он не мог представить себе, что Бог, в которого он истово верил, допустил, чтобы такой трагический случай произошел в канун Рождества. Отказался верить, что это случайность. Решил, что Конрад — зло в образе человеческом и поджег дом сознательно.

С этого момента и до того дня, когда несколько лет спустя Конрад убежал из дома, жизнь мальчика превратилась в ад. Отец постоянно винил его. Не давал ни на минуту забыть о случившемся. Напоминал ему об этом по сотне раз на дню. Конрад задыхался от чувства вины и ненависти к себе.

Он так и не смог убежать от своего стыда. Стыд этот возвращался к нему каждую ночь, даже теперь, когда ему исполнилось пятьдесят два года. Его кошмары были заполнены огнем, истошными криками и обезображенным шрамами лицом отца.

Когда Эллен забеременела, Конрад не сомневался, что Бог наконец-то дает ему шанс на искупление грехов. Создавая семью, окружая детей любовью и счастьем, он, возможно, сумеет загладить вину за смерть матери, сестер и братьев. Meсяц за месяцем, с ростом живота Эллен, у Конрада крепла уверенность, что ребенок — начало его пути к спасению души.

Потом родился Виктор. В первые несколько часов Конрад думал, что Бог продолжает наказывать его. Вместо того чтобы дать ему шанс искупить грехи, Бог, похоже, швырял их ему в лицо, говоря, что он не заслуживает ни милосердия, ни душевной умиротворенности.

Но едва прошел первый шок, Конрад смог иначе взглянуть на своего сына-мутанта. Виктор пришел не с небес. Виктор пришел из глубин ада. Младенец — не наказание Бога. Младенец — благословенный дар Сатаны. Бог повернулся спиной к Конраду Стрейкеру, но Сатана послал ему этого младенца, демонстрируя свое благорасположение.

Для нормального человека такая логика могла показаться извращенной, но для Конрада, жаждущего избавиться от чувства вины и стыда, все выглядело более чем логично. Если небесные врата навсегда для него закрылись, он мог повернуться к воротам ада и без колебания принять свою судьбу. Ему хотелось стать частью чего-то большого, пусть и ада. Если бог света и красоты не собирался давать ему отпущение грехов, тогда он соглашался получить это отпущение у бога темноты и зла.

Конрад прочел десятки книг по сатанинским религиям и быстро узнал, что ад — не то место, где пахнет серой и мучаются грешники, как это утверждали христиане. В аду, говорили сатанисты, грешников вознаграждают за их грехи, там реализуются все их грезы. А главное, в аду нет такого понятия, как чувство вины. В аду неизвестно, что такое стыд.

Едва приняв Сатану за своего спасителя, Конрад понял, что сделал правильный выбор. Ночные кошмары с пожаром и болью не прекращались, но теперь он находил куда больше удовольствия в повседневной жизни, чего не случалось с той злополучной предрождественской ночи. Впервые с тех давних пор жизнь обрела для него смысл. Он находился на земле, чтобы служить дьяволу, и если тот мог предложить взамен самоуважение, Конрад соглашался положить все силы на дело антихриста.

Когда Эллен убила Виктора, Конрад знал, что она выполнила Божью работу, и пришел в ярость. Едва не убил ее. Но осознал, что за убийство может попасть в тюрьму, даже на электрический стул, то есть он более не смог бы осуществлять роль, написанную для него Сатаной. В голову пришла здравая мысль: если он женится снова, Сатана, возможно, пошлет ему еще один знак своего благорасположения, еще одного демонического ребенка, который вырастет, чтобы стать карой человечества.

Конрад женился на Зене, и со временем Зена родила ему Гюнтера. Стала дьявольской Марией, пусть этого и не осознавала. Конрад так и не сказал ей правды. Себя он видел Иосифом антихриста, отцом и защитником. Зена думала, что ребенок — обычный уродец, и, хотя в его присутствии чувствовала себя не в своей тарелке, приняла его отклонения от нормы с тем самым хладнокровием, с каким карни обычно относились к уродам.

Но Гюнтер был не просто уродом.

Он был больше чем урод. Гораздо больше.

Он был святым.

Мессией. Мессией зла.

Такси мчалось к ярмарочному комплексу, Конрад смотрел на тихие дома и задавался вопросом, а есть ли здесь хоть один человек, который знает, что прежний мир, мир Господа Бога, доживает последние дни. Чувствует ли, что сын Сатаны уже на Земле и недавно вступил в период зрелости.