Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять Страница 33

— Я много слышал о ваших успехах, — постарался успокоить его Монд, — но больше всего меня поразила ваша интереснейшая идея тройного прыжка.

— Правда? — Пауль оживился. — Тогда смотрите сюда. Я как раз работаю над проектом его осуществления. Тройной прыжок с трамплина! Это рекорд двадцатого века!

— Но кто же согласится построить такой трамплин? Это же безумно дорого, — предположил Монд.

— Да, да, вы правы, — согласился Пауль, — но это неважно. Я рассчитал множество проектов, от самых сложных, для мастеров высшего класса, таких, как я, до, так сказать, цирковых, показательных. Здесь, к сожалению, нет компьютера, но я продолжаю работать, иногда из случайного наброска может родиться великолепная идея.

— Действительно, посмотрите сюда, — Монд обратился к Чарлзу, протянув ему несколько набросков. — Очень интересно, мистер Кирхгоф. Мы захватили с собой и некоторые другие ваши рисунки. Скажите, неужели все они принадлежат вам? — Он протянул ему пачку рисунков, среди которых находились и те, что были изготовлены сотрудниками Маккью.

Кирхгоф лист за листом просмотрел всю пачку.

— Да, — сказал наконец он с гордостью. — Это моя работа.

— Замечательно, — ободрил его Монд. — Вы знаете, меня особенно заинтересовали некоторые из ваших проектов. — Он отобрал из пачки те, что не были сделаны Кирхгофом. — Вот, например, этот. Можно ли относиться к нему серьезно? Посмотрите, какой страшный перепад высот!

— Прыжки с трамплина — удел смелых, — уверенно заявил Пауль.

— И вы могли бы совершить такой прыжок?

— Я — да.

— А еще кто-нибудь из выдающихся спортсменов?

— Только после меня.

— Почему? — удивился Монд.

— Я никому не позволю воспользоваться моим проектом. — Пауль серьезно посмотрел на посетителей.

— Н-да, — не выдержал Чарлз, и Лоуренс поспешил переменить тему разговора.

— Вам приходилось выступать в «Спринг-бод»? — спросил он.

— «Спринг-бод»? — Кирхгоф задумался. Маккью так и впился взглядом в его лицо. — Затрудняюсь ответить, не помню.

Лоуренс попробовал зайти с другой стороны. Протянув ему чертеж, выполненный по рисунку Андрея, он предложил:

— Мистер Кирхгоф, ваши чертежи носят сугубо инженерный характер, тогда как на некоторых ваших рисунках делается попытка представить себе совершенно конкретное место, где мог бы в реальности находиться ваш тройной трамплин. Могли бы вы, скажем, вот этот чертеж попытаться вписать в пейзаж, совсем приблизительно, не вырисовывая деталей, так, как это делается, скажем, на обычных детских рисунках?

Кирхгоф с интересом посмотрел на Монда, улыбаясь, погрозил ему пальцем:

— Э-э! Уж не хотите ли вы украсть мою идею?

Монд рассмеялся:

— А не кажется ли вам, мистер Кирхгоф, что это я хочу подарить вам свою?

— Черт возьми, а ведь вы правы! — воскликнул Пауль.

— Тогда я предлагаю следующее, — подхватил Лоуренс, — давайте независимо друг от друга попытаемся действительно вписать эту схему в какую-то местность, знакомую нам по прошлому. И я подарю вам то, что у меня получится.

— Идет, — азартно согласился Кирхгоф.

Они сели по разные стороны стола, на середине которого россыпью лежали фломастеры, и, прикрывая свои художества свободной рукой, принялись рисовать, выбирая по цвету то один, то другой фломастер. Маккью скептически наблюдал за ними, с тоской думая о том, что и это ничего ему не даст.

Через пятнадцать минут, хитро переглянувшись, оба «художника» с гордостью выложили перед Чарлзом Маккью свои произведения. Они несколько отличались и по качеству, и по цвету, но изображено на них было фактически одно и тоже — перепад трамплинов над «Сноуболлом».

По просьбе Маккью два члена независимой экспертной комиссии ждали их.

— Профессор Оунли, профессор Гейзинк, профессор Монд, — представил Чарлз присутствующих друг другу.

— Господа, — обратился затем он к экспертам, — я понимаю, что работа ваша еще не закончена, но нам с мистером Мондом было бы очень важно услышать ваше мнение о нашем подопечном.

Профессора переглянулись, и Оунли заговорил, очевидно выражая и свое мнение, и мнение коллеги.

— Мы можем подтвердить, — сказал он, — что диагноз поставлен верно — прогрессирующее психическое заболевание. Простите, я не думаю, что имеет смысл утомлять вас специфическими медицинскими терминами.

— А можно ли уточнить, профессор, что именно в данном случае означает понятие «прогрессирующее»?

Профессор Оунли внимательно посмотрел на Монда:

— Это означает, что ремиссия, то есть промежуток между приступами, становится со временем все короче.

— Извините, профессор, не сочтите мой вопрос невежливым, — Монд слегка поклонился, приложив к груди руку, — но, если я не ошибаюсь, вы общались с пациентом всего два дня…

— Я понял вас, — перебил его профессор Оунли, — и не надо извиняться. Вопрос ваш вполне закономерен. Естественно, этот наш вывод строится не на прямом наблюдении за пациентом, а на основании исследования клинических данных, предоставленных в наше распоряжение.

— А есть какие-нибудь объяснения тому, что болезнь прогрессирует?

— Видите ли, мы еще не можем точно ответить на ваш вопрос, но, возможно, это связано с новообразованиями, обнаруженными нами в тканях мозга. Вероятно, это результат операции, проведенной два года назад, но пока это лишь предположение.

— Спасибо, господа. Я вполне удовлетворен. Благодарю вас. — И Монд посмотрел на Чарлза, ожидая его вопросов. Но у Чарлза вопросов, похоже, не было. Он лишь вежливо поблагодарил обоих профессоров за эту небольшую консультацию, и они расстались.

Чарлз был мрачен, видимо понимая, что это последняя их встреча с Лоуренсом и что тот едва ли удовлетворен результатами своего приезда в Бостон. Молчание затягивалось.

— Мистер Монд, — произнес наконец Маккью, — похоже, на этом наше с вами сотрудничество заканчивается. К сожалению, не все прошло так гладко, как хотелось бы. Должен сознаться, хотя это и не извиняет меня, руки мои с самого начала были связаны.

— Может быть, в следующий раз нам повезет больше, мистер Маккью. — Монд улыбался, но это была всего лишь улыбка вежливости. — Желаю вам довести это дело до удовлетворительного конца. По моим представлениям, оно вовсе не безнадежно.

— Благодарен вам за сочувствие, мистер Монд, — ответил Чарлз. — Позвольте пожелать вам счастливого пути. Передайте от меня благодарность и самый искренний привет Доулингу.

Они пожали друг другу руки.

— Последний вопрос, мистер Монд.

— Прошу вас.

— Вы не уехали потому, что хотели побеседовать с Паулем?

— Да.

— Я так и думал. Всего хорошего.

Редж Уоллес несколько переоценил свое могущество. Дик понимал, что приказу деда убраться в Европу он не сможет не подчиниться. Тут было кому принять решение, не спрашивая у него совета. Однако это вовсе не означало, что перед отъездом Дик лишит себя удовольствия хлопнуть дверью. Пусть Старый Спрут считает себя провидцем. Чиверс-младший все-таки Чиверс. А Чиверсы любят доводить всякое дело до конца. Сам он на месте Реджа непременно выставил бы охрану и контролировал телефонные разговоры. Уоллес оказался выше этого, в чем Дик весьма скоро смог убедиться. Никто не мешал ему разгуливать по госпиталю и разговаривать по любому телефону. Единственный запрет касался возможности покидать госпиталь. Да и надо-то было Дику не много — дать знать Крюку, где его, Дика, нужно искать. Последний из тех, кого он приговорил, все еще жил, но, зная Крюка, Дик был уверен, что настырный поляк доживает свои последние часы. А когда до премудрого Уоллеса дойдет, что именно удалось провернуть Дику Чиверсу, будет поздно что-либо менять, и самому же Старому Спруту придется позаботиться о том, чтобы все концы были спрятаны в воду.

С часу на час Дик ждал известия о том, что с полячишкой покончено. Но желанное известие покуда не поступало. Шел третий день после его разговора с Реджем, а Крюк все молчал. Тогда он сам попытался найти его, но ни первый, ни второй явочные телефоны не отвечали. Самоуверенность Дика понемногу пошла на убыль. «А что, если…» — эта мысль не часто посещала его, а тут неожиданно мелькнула в сознании. Как человек неуравновешенный, слабый, он гнал ее, слишком рано привыкнув к тому, что большинство неразрешимых вопросов рано или поздно разрешались как бы сами собой, кем-то, кто обязан был подобные вопросы потихонечку разрешать. Тот же Уоллес, словно подтверждая это, явился в нужный момент. И хотя Чиверс-младший знал, что угроза его не пустой звук, в силу опять-таки своего характер он боялся Реджа, только пока тот был рядом, а когда его рядом не было, сознание как бы отодвигало его в тень, и он словно переставал существовать, а вместе с ним и исходящая от него опасность.