Измайлов Андрей - Русский транзит Страница 34

Поселок проснулся. Пожар был… в разгаре. Дожидаться пожарных, милиции не стоит.

Ничего еще не потеряно. «Мерседес» у Мезенцева что надо, но и «Волга» специализированная, «01». Мы еще поиграем, побегаем, посостязаемся. Несмотря на солидную фору.

Приморское шоссе. Огней «мерседеса» не видать, ну, да сотня километров – дистанция, на которой есть смысл попробовать догнать. Догоним и перегоним – и в светлое будущее!

Самым большим неудобством был ветер, неустанно бьющий по физиономии. Он заставил щурить глаза, которые и так слипались (потеря крови все-таки внушительная, накатывала слабость). К тому же без лобового стекла я рисковал получить случайно отскочившим камешком, соринкой, жуком, любой самой маленькой хреновиной в глаз – на скорости за полтораста эффективней пули. Но и сбавлять нельзя. Терпи, Бояров!

Я попробовал взяться за телефон – теперь был прямой смысл звякнуть 01, 02, а мне самому и 03 не помешало бы. Но! Левая рука висела, как не моя. А правую оторвать от руля я не решился. Останавливаться, дозваниваться, объясняться – в общей сложности четверть часа уйдет. Те самые четверть часа, за которые Мезенцев может добраться до Выборга. Четверть часа при наших с ним скоростях – это почти пятьдесят километров, а он уже мчит где-то тоже около пятнадцати минут. Итого сотня. До Выборга. А я его должен догнать и взять в Выборге, до того, как он минует мост. От моста две дороги – на Брусничное, километров сорок до границы, и на Торфяники, где-то шестьдесят. Это уже погранзона. И на мосту шлагбаум, пограничники. Даже если я снесу его за милую душу и рвану по той дороге, что избрал Мезенцев. Пока суть да дело… доказывай потом, имея только… да ничего не имея! Если Головнин и компания опоздали в порту, если директор смоется за кордон, я остаюсь один с ворохом прегрешений, к которому, помимо дачного пожарища, еще трех трупов, угона служебной пожарной «Волги», приплюсуется и попытка незаконного пересечения границы. И сделают из меня такого показательного козла отпущения за неимением подлинных виновников, что только держись!

Держись, Бояров, держись! «Гуси летят…». Трасса есть трасса, на ней может произойти что угодно – бензин у «мерседеса» кончится (канистры-то в гараже остались… хотя они- то предназначались не для заливки в бензобак, и СВОЕ назначение выполнили), поломка самая пустяковая (тоже вряд ли, машину готовили заранее, да и «мерседес» как-никак, фирма гарантирует… скорее, у моей «Волги» по дороге что- нибудь отвалится, особенно после стрельбы по ней в упор!). Ладно, остается рассчитывать, что на мосту у шлагбаума Мезенцеву нужно будет пройти непременную процедуру – с документами, визой… Надеюсь, времени хватит чтобы нагнать. Иначе… иначе лучше не предполагать, что будет.

Ко всему прочему «Волга» изредка виляла, а на такой скорости недолго и впилиться в дерево на обочине или просто слететь с трассы, уткнувшись носом в дюну. А виляла она потому, что труп горца время от времени валился на меня, под правую руку. Я локтем отпихивал его обратно и с трудом выправлял машину – правая, она же единственная работоспособная. В общем, состояние очень неустойчивого равновесия.

И я чуть было не лишился этого равновесия – душевного уж точно, а вслед за ним и физического бы, когда б не спасительное «гуси летят…».

Потому что после очередного отпихивания труп вдруг коротко простонал и сказал: «Су!».

Ожил! Ветерком обдуло. Жив. Мгновенный животный ужас – но тут же радость! Горец, конечно, не самый удобный пассажир, но лучше живой, чем мертвый. Ну полуживой! Дотянуть бы до конца, до логического конца – до конца погони. И каков бы ни был ее исход – даже если Мезенцев проскочит границу, а меня повяжут, вот свидетель! Его подлечат, а потом раскрутят. Пусть у него переломаны ноги-руки, ребра, черт знает что, но главное – язык без костей, не сломается. Вот ведь только-только очнулся и: «Су!». Ругается, родненький, живехонький! Живи, гардаш, ты мне нужен! Ты даже не представляешь, как нужен!

– Су… – повторил «покойник». – Вода! Дай! Вода!

Ах, вода? Где ж я тебе воду возьму! Немного виски осталось, но и до бутылки-то не дотянуться. И не надо тебе, дорогой, сейчас воды, терпи – ты мне живой нужен. Воду в таких случаях не рекомендуют. В каких, кстати, случаях? Знать бы, что у него сломано, долго ли продержится и продержится ли?! Ничего! Осталось всего-то ерунда.

Я изловчился и коленом включил сирену.

Пришло время обратить на себя внимание. Кто-нибудь да обратит. Во всяком случае, встречные машины поберегутся – их, правда, так и не было.

Утро. Слишком раннее утро.

Эх, как бы еще если не телефон, то рацию задействовать: настроиться на милицейскую волну, выяснить, что у них! О перестрелке, о пожаре, о трупах им уже известно, конечно. И о красной «Волге» в районе пожара – тоже. Больно приметная машина, а поселок уже волей-неволей пробудился, когда я оттуда выезжал, не могли не заметить.

Скорее всего, приступили к оцеплению ни шатко ни валко. Но я пределы этого оцепления давно проскочил.

Могли и на границу сообщить, но задержат-то меня, не Мезенцева.

Эх, карначи задрипанные! Когда надо, никогда вас нет!

– Вода… – выдавил из себя пассажир. – Су…

– Сейчас-сейчас!

Вода. Перовка-речка.

Уже Выборг! Уже почти Выборг.

Через Перовку, через весь Выборг – а там и мостик! Очень нужный мне мостик. Со шлагбаумом.

Успеть бы!

Скорость пришлось сбросить – петлять по улицам при одной здоровой руке на руле – верный способ «поцеловать» стену. А мне бы все-таки хотелось поцеловать уважаемого директора. При встрече.

Давненько не виделись! Разрешите мне от имени всего советского народа крепко вас обнять и поцеловать! Два раза… Успеть бы! Хорошо хоть сирена отпугивала встречных-поперечных.

Дорогу! Дорогу!

Уже близко!

Уже скоро!

Уже башня! Башня на выезде из Выборга. Сразу за ней – всего полтора километра – каменный мост. Мой! Мой мост! Будка пограничников! Успел?

Успел!!! «Мерседес» стоял перед шлагбаумом. Шлагбаум уже поднимался. Мезенцев, сидя за рулем, уже сделал ручкой погранцам (а те – ему в ответ, не впервой он здесь, все его тут знают, документы в порядке, скатертью дорога!).

И тут я вывернул из-за башни. Сирена, красная «Волга» без лобового стекла, жуткие рожи на переднем сиденье – что моя, что полумертвого джигита. Пограничникам хватило времени, чтобы остолбенеть, и не хватило – чтобы осмыслить. Но директор осмыслил. Немудрено! Он всю дорогу, вероятно, вглядывался в зеркальце: нет ли кого позади? Есть! Гляди!

Мезенцев даже успел тронуть с места, даже успел снести шлагбаум, который не поднялся на должную высоту… (Все, Николай Владимирович! Бессмысленно! До границы так и так еще минимум сорок километров! Куда же вы!..) Но логика ему отказала, осталась паника. А я, чудом не сбив пограничников (вот чего мне никак нельзя!), вытворил невероятный, невозможный вензель и врезался в правый бок «мерседеса». Грохота от столкновения уже не слышал. Догнали и перегнали! Ура! Все… Черно…

Глава 7

Голоса. Невнятно. Что говорят, не понять. Вата. Провал.

Свет. Снова голоса. Белым-бело. Палата? Жив. Опять провал. Голова моя, голова. Все кружится, кружится.

Тишина, но кто-то есть. Я сквозь еле приоткрывшиеся веки разглядел капельницу, еще какие-то стекляшки-железки- резинки-трубки. Больница. Я в больнице. Лечат. Вылечат? Должны. Во всяком случае, пространство не кружится, не проваливается. Значит, мне лучше. Я скосил глаза – возле двери на стуле сидел аккуратно стриженный человек в халате, просматривал газету.

– Эй, мужик… Ты кто? – еле проговорил я.

– Молодец! – откликнулся мужик, сложил газету. – Только пришел в себя, а уже разбираться начинает. Лежи- лежи. Молчи. Рано. Лечись.

Пришла сестра по звонку, поправила капельницу, поменяла в ней какой-то пузырек. Потом сделала укол. Стало тепло и безразлично. Спать…

Так продолжалось еще несколько дней. Стоило мне проснуться, и тут же подоспевали медсестры, врачи, вкалывали что-то, переворачивали, колдовали надо мной – и я снова отключался. Болеть, тем более тяжело, мне до того не приходилось, но вот и появилась непрошенная возможность сравнить свои ощущения со всем, что я читал по поводу медленного (быстрого?) выкарабкивания с того света. Что ж, совпадало…

Мужик оказался, как я и полагал, из КГБ. Когда я в очередной раз проснулся и почувствовал, что вместе со мной проснулся зверский аппетит, то понял: выздоравливаю. А помимо зверского аппетита проявилось не менее зверское любопытство. Нет, любопытством это назвать нельзя. Это – потребность. Неотложная потребность в информации. Мужик – из КГБ, а я? Я в качестве кого тут валяюсь? Если после отдельной палаты мне предстоит отдельная камера, следственный изолятор, то лучше не выздоравливать! Понимаешь, нет, мужик?! Сторож?! Или почетный караул?! Мужик, ты кто?!