Илья Бушмин - Ничейная земля Страница 34

Мрачнея с каждой фразой, Белый медленно покачал головой.

– Я видел многое. Не авторитет, хотя на зоне со мной не связывались. Не слабак. Кишка не дрогнет, если надо что-то сделать. Но я человек, потому что… Потому что от некоторых вещей поджилки трясутся даже у меня. А ведь я убивал собственными, б… дь, руками. Но… – Белый поднял глаза на Полякова. – То, что лежит там… Те трупы. Кости. Червяки, копошащиеся внутри. Крысы, которые радостно пищат, когда ждут то, что недавно ходило и смеялось. Человек на такое не способен.

Поляков вздохнул.

– Ты видел их.

– С моего пригорка хорошо видно овраг. Несколько раз я видел, как эти типы на крутых джипах мотаются туда. Гасят фары. Они приезжают, когда темно. А через несколько минут уезжают. Зачем? Что-то прячут. Так я решил. Не дурак ведь, но почему-то прикинул, что там бабло или какие-нибудь брюлики. И один раз я решил сходить туда и поискать их. Вдруг найду. То, что я там увидел… Начальник, я за мокруху сидел. Допекут сильно – я и сейчас порешить могу. Но знаешь, та картина… Я не могу уснуть без рюмки водки, потому что вижу все это, когда решаю закрыть глаза.

Вот почему он нашел работу. Уголовник, о котором говорили, как о крутом и опасном отморозке, с которым лучше не связываться, узрел зло, по сравнению с которым оказался жалким щенком.

– Ты кому-нибудь говорил об этом?

– Кому? В Яме? – угрюмо хмыкнул Белый. – Чтобы однажды вдруг оказаться в том же самом овраге?

– Ты видел их? Кого-нибудь?

Белый ответил не сразу, пытливо косясь на Полякова. Опер решил уже открыть рот, чтобы напомнить Белому его собственные слова про зверей. В этот момент задержанный заговорил сам:

– Пару раз. На улице, когда их тачки проезжали мимо моих ворот. Тогда жара стояла, я сидел на скамейке и пиво пил. А тут они. Два дорогущих огромных джипа. Окна приоткрыты, музыку слышно. В передней около водителя сидел, высунув руку, тот хмырь. Он курил и улыбался. Улыбался, понимаешь? Он вез людей, которых убил сам, на съедение крысам – и улыбался.

Поляков приблизился к Белому, с нетерпением задав главный вопрос:

– Сможешь его описать?

– Зачем? – непонимающе нахмурился Белый. – У вас есть его описание.

Поляков на секунду предположил, что перед ним сидит сумасшедший, живущий в собственной реальности. Или гениальный актер. Как он может так говорить?

– Что?

– Внизу. В коридоре. Когда вы вели меня в наручниках, я видел его рожу. Там, на стене.

Поляков медленно поднялся. Вышел из допросной, едва не забыв закрыть дверь. Он двинулся по коридору – сначала медленно, но с каждым шагом все быстрее – к лестнице и спустился на первый этаж. Мимо шли уставшие, собирающиеся домой или только заступающие на ночное дежурство, сотрудники. Поляков рассеянно кивал им в ответ на приветствия, а сам почти бежал вперед, выискивая глазами место, где могла бы висеть фотография.

Когда человек год за годом работает в одних и тех же стенах, его глаз «замыливается». Человек перестает замечать предметы, окружающие его каждый день.

Например, огромный щит с надписью «Их разыскивает полиция» с ориентировками на находящихся в бегах преступников и пропавших без вести жителей Промышленного района.

Все ориентировки на щите были стандартными – формата А4 – распечатками с фотографией или фотороботом в центре и кратким словесным портретом и другими необходимыми данными под изображением. На центральном, самом видном месте информационного щита находилась ориентировка, по размеру превышающая остальные почти вдвое. Все было сделано для того, чтобы в глаза бросалась именно она.

«Разыскивается!», – гласил жирный заголовок аршинными буквами.

С ориентировки на Полякова смотрел фоторобот человека, подозреваемого в убийстве Натальи Марфиной, дочери мэра, и еще девяти убийствах. Тот самый серийный убийца, от которого пять лет назад чудом спаслась сбежавшая из Ямы Рамиля Даутова – девушка, прокусившая маньяку руку.

Твою мать, ошеломленно подумал Поляков.

9

– Надо поговорить.

Катя добралась до дома уже ночью. Сил не было ни на что. Как назло, двор был забит автомобилями до отказа – для ее малолитражки не нашлось ни единого пятачка асфальта на длинной, вдоль всех 12 подъездов, территории двора. Пришлось поступить так, как иногда делал Костя, проживший здесь десяток лет и приспособившийся под местные реалии – оставить машину под окнами квартиры.

Открывая дверь, она старалась не шуметь. Но Костя не спал. Он сидел в гостиной перед телевизором и с хмурым тянул пиво из бутылки. И встретил ее не словом «Привет», а заявлением «Надо поговорить».

Стянув не высохший до сих пор форменный пиджак, Катя бросила его на кресло. Из кармана на пол вывалился блокнот. Вздохнув, она положила его на подлокотник и плюхнулась в кресло сама.

– Слушаю.

– Как-то я смотрел один сериал про полицейских. Там жена пилила своего мужа за то, что он постоянно пропадает на работе, а она этой его работой сыта по горло.

– Предлагаешь посмотреть этот сериал вместе?

– Я ничего не предлагаю, Кать. Я намекаю. Я себя чувствую, как та самая жена мента из телевизора. Ты на работе пропадаешь с утра до поздней ночи, и так почти каждый день. Черт, да я уже забыл, когда мы трахались последний раз!

Катя привыкла слушать мат, поскольку работала в мужском коллективе и общалась в основном с операми и уголовниками, но реплика Кости резанула слух.

– Костя… У тебя в бизнесе дела наконец пошли хорошо. Эта твоя сделка, которую ты два месяца готовил. Теперь сложности у меня. Ты не думал о том, чтобы постараться как-то облегчить мне жизнь, а не начинать с ходу выносить мозг? Я устала как собака.

– «Теперь сложности у меня», – повторил Костя. – Сложности. Может, поэтому у тебя твои мини-амнезии так часто стали бывать?

– Это не мини-амнезия.

– А что тогда?

– Костя…

– Нет, погоди. Что тогда? – он поднялся и всплеснул руками. – Когда я захожу в собственную спальню и вижу, как ты стоишь и смотришь на меня так, будто хочешь спросить: «А ты кто вообще такой?» – это нормально? Кать, может, тебе это… Ну… В девяностые, когда, как ты говоришь, у тебя эта байда только начиналась, психоанализ у нас не был распространен, правильно? И вообще, медицина шагнула вперед, и все такое. Может, тебе к специалисту обратиться? Провериться?

Катя стиснула челюсти.

– Погоди. Я что-то не поняла, чем именно ты недоволен. Тем, что я дома мало бываю, тем, что мы не трахаемся, или тем, что у меня с памятью небольшие… особенности?

– Особенности, – едко повторил Костя, всплеснув руками. А потом шагнул к креслу и, опередив пытавшуюся помешать ему Катю, схватил ее блокнот. Открыл на последней странице и громко прочел: – «Не ходи к оврагам!». Что это, Катя? Елки-палки, ты думаешь, это нормально?

Катя нашла в себе силы, чтобы встать и вырвать блокнот. Что-то в ее глазах заставило Костю сделать шаг назад.

– Во-первых, больше так не делай. Ты даже не представляешь, как я живу и чем я живу. Ты даже не представляешь, что я вижу каждый день…!

– А кто тебе виноват? – пошел в контратаку Костя. – Я тебе месяц назад говорил про друга, которому юрист нужен в фирму за офигенные бабки! Говорил? Говорил! А ты что сказала? Что тебе не интересно, правильно? Ладно, тебе интересно копаться с трупами и читать всякие протоколы и что там ты еще читаешь. Не вопрос, если нравится! Да только я удовольствия не вижу никакого. Я вижу человека, который загоняет себя, как скаковую лошадь, у которого с памятью творится черт знает что, и все по собственной воле! Но при этом ты еще и требуешь сочувствия! Это мазохизм, что ли, такой?

В этот момент Катю как молнией поразило. Она осознала, что Костя совершенно не в курсе происходящего. Начав встречаться, они как-то договорились, что не будут вникать в подробности работы друг друга. Особенно на этом настаивал Костя, которому не хотелось слышать про допросы, очные ставки и опознания. Но сейчас ситуация была совсем другая. Это личное. Смерть сестры и события в Яме 18-летней давности, которые вернулись в ее жизнь. А Катя даже ни словом не обмолвилась о них человеку, с которым решила связать свою жизнь.

Почему?

Она посмотрела на Костю, застывшего в немом вопросе. Высокий крепкий шатен, симпатичный, даже красивый, с правильными чертами лица… Это неправильно. Костя имел право возмущаться и требовать. Если бы он знал, то…

Но почему она так ничего ему не рассказала?

– Мне надо тебе кое-что рассказать, – произнесла Катя. – Это важно.

– Ну так расскажи!

В этот момент заиграла музыка. Телефон, спрятанный в сумочке Кати, брошенной на столик в прихожей. Виновато улыбнувшись Косте, Катя выскользнула из комнаты и, порывшись в сумке, выудила мобильник. И сердце вздрогнуло. Звонила соседка.