Франк Тилье - Переломы Страница 34

— Грэхем, вы делаете мне больно!

Люк отпускает ее. Больной смотрит на нее, почесывая щеку.

— Когда… Когда появляется чудище, тогда… тогда и смерть.

Она с интересом поворачивается к нему:

— Какое чудище?

Бюрло реагирует на голос Жюли, его лицо смягчается, мышцы расслабляются. Внезапно он успокаивается. Прежде чем снова обратиться к больному, Жюли обменивается понимающими взглядами с Люком. Она старается говорить еще медленнее:

— Меня зовут Жюли Рокваль, я приехала из Бетюна. А вы знаете, откуда вы приехали? Вы помните, как вас зовут?

Люк, стоящий за ней, чувствует, что его прошибает пот. Сейчас все решится. Может быть, Жюли все выяснит. Он смотрит на ее затылок. Достаточно было бы сжать ей шею руками и давить, давить… Он трясет головой, он уверен, что сходит с ума.

Жюли вынимает из сумки ежедневник, открывает карту Франции и подносит ее к светло-голубым глазам больного.

— Покажите мне. Покажите пальцем, где вы живете.

Мужчина словно вздрагивает, как от удара током. Не двигаясь, он смотрит прямо перед собой. Плотно сжатые губы дрожат. Пальцами правой руки он щиплет себя за ладонь левой и начинает раскачиваться. По его ногам течет моча. Жюли, скривившись, поднимается:

— Фу, гадость…

Люк с облегчением прикрывает глаза, еще никогда он так не радовался при виде обмочившегося больного. Он кладет руку на спину Жюли, подает ей сумочку и уверенно подталкивает к двери.

— Теперь доставьте мне такое удовольствие — идите домой и ложитесь спать. Вы же видите? Психиатрия еще не научилась творить чудеса. С этим больным предстоит огромная работа.

— Но что же с ним должны были сделать, чтобы он впал в такое состояние?

— Скорее всего, что-то малоприятное. И мне предстоит выяснить, что именно.

Молодая женщина усталым жестом накидывает ремень сумки на плечо.

— Вы обещаете позвонить, если что-то узнаете? Имя, город, что угодно?

Люк снова улыбается одними губами:

— Обещаю…

— Люк… Между нами говоря, я…

— Потом, Жюли. Потом.

Он смотрит, как она идет по коридору, и чувствует, что у него уже не осталось сил. Возвращается в палату A11, закрывает дверь, прислоняется к стене и медленно переводит дух. Теперь его глаза вспыхивают каким-то черным огнем, он стискивает челюсти. Потом подходит к кататонику, который постепенно приходит в себя, рассматривает потолок, стены, свои руки, словно новорожденный. Больной встречается глазами с Люком.

— Бюрло! — восклицает он шепотом. — Моя фамилия — Бюрло! Бюрло! Надо сказать этой женщине. Надо сказать!

— Заткнись!

Люк хватает его за руку, стискивает ее. Потом подтягивает пальцы кататоника к своему лицу, с силой проводит его ногтями по своей щеке.

Он наклоняется к уху Бюрло.

— Подумай о чудище! Думай о нем! Оно придет за тобой и убьет!

Бюрло вырывается и кричит, входит медсестра. Хотя жандарм совсем истощен, Люку с трудом удается удерживать его. Они начинают бороться.

— Теркан внутримышечно, быстрее! Он сильный, зараза, он мне лицо исцарапал!

Медсестра выбегает. Бюрло отбивается изо всех сил. Люк садится ему на грудь и хватает за запястья.

— Бюрло! — кричит больной. — Бюрло! Бюрло!

Психиатр пытается зажать ему рот: черт возьми, этот безумец вспомнил свое имя! Вопли становятся нечеловеческими. И вдруг — боль от укуса. Люк с криком ослабляет хватку. Больной хватает его сзади за шею, бьет лбом о металлическую перекладину кровати. Второй, третий раз. Когда он, оглушенный, с трудом поднимает голову, Бюрло открывает окно и бросается вниз. Спрыгнув с высоты второго этажа, он бежит через газон, мчится к парковке, перескакивает через заборчик и исчезает за углом здания.

Вбежавшая медсестра помогает Люку подняться. Психиатр, с трудом держась на ногах, показывает на открытое окно. Его рука в крови.

— Он застал меня врасплох. Надо найти его любой ценой!

Люк, шатаясь, хватает шприцы. Потом достает мобильный телефон, звонит в приемное отделение, объявляет тревогу. Никаких специальных процедур на случай побега больного не предусмотрено, единственный способ задержать его — бежать вдогонку.

Понемногу психиатр приходит в себя и, несмотря на дикую головную боль, бежит вниз по лестнице. Навстречу выбегают два сотрудника охраны.

— В другую сторону! — кричит Люк. — Он побежал в сторону отделения судебной медицины!

Подметки военных башмаков и городских туфель стучат по асфальту. Люк видит автомобиль, стоящий посередине дороги. Он, задыхаясь, ускоряет бег. Мужчина склонился над другим, лежащим на земле.

— Что случилось?

Одно ухо у лежащего — в крови. Он ошарашенно смотрит на Люка.

— Я собирался запарковаться, и… вдруг дверь распахнулась. Какой-то… какой-то парень в пижаме вытащил меня из машины и… мать его, он откусил мне кусок уха!

Несчастный корчится, у него действительно почти оторвана мочка уха. Люк весь взмок, пот струится по спине. День превращается в кошмар. Он оступается, цепляется каблуком за тротуар, чуть не падает. Все вокруг начинает вращаться.

Он отходит, опирается на забор вокруг парковки, пытается отдышаться. Необходимо успокоиться, привести в порядок мысли, попытаться понять. Жандарм, только-только вышедший из состояния кататонии, перенесший глубокую психическую травму, невероятно озлобленный, угнал машину с совершенно четкой целью.

С какой целью?

Он не пытается убежать, нет, он хочет куда-то добраться. Сделать какое-то дело.

Отомстить.

Травма разбудила в нем зверя. После такой дозы ривотрила он вряд ли снова впадет в кататонию.

И внезапно Люк чувствует, что его словно выпотрошили. Бледный как мел, он делает шаг назад.

Он догадался… Он догадался, куда помчался его больной.

Бланшар.

Если Бюрло попадет куда хочет, он может устроить настоящую, невообразимую бойню. Это будет что-то страшное.

Надо остановить его до трагедии, оставив при этом как можно меньше следов. Не сообщать в полицию. Никуда не звонить.

Люк бегом возвращается в клинику. Там царит суматоха, новость о побеге уже облетела все этажи. Психиатр с космической скоростью поднимается в свой кабинет, хватает ключи от машины, быстро накладывает стерильную повязку на руку. Мерзавец буквально вырвал из нее кусок мяса.

Пробегая снова через приемное, он кричит:

— Он угнал машину! Наверное, ездит где-то по территории! Я буду искать!

Двойная автоматическая дверь раздвигается при его приближении. В тот момент, когда Люк садится в машину, он слышит голос:

— Доктор Грэхем?

Этот голос! Люк не верит своим ушам. Он не оборачивается, садится за руль, пытается закрыть дверцу, но безуспешно. Кто-то удерживает ее снаружи. Люк поворачивает голову. Он вот-вот потеряет сознание, он готов пустить себе пулю в лоб, разбить голову о ветровое стекло.

— Простите меня, Алиса, я… у меня нет времени, больной убежал, я должен…

Какой-то мужчина садится на заднее сиденье и захлопывает дверцу. Фред наклоняется через плечо доктора:

— Ну-ну, а мне кажется, что у вас найдется время, доктор Грэхем. Алиса, ты садишься?

Люк мрачно смотрит на него:

— Это вы саданули меня лопатой!

Алиса обходит машину и садится рядом с ним. Грэхем похож на обескровленный труп.

— Простите меня, — робко говорит Алиса, — я…

— Кончай извиняться, — вмешивается Фред. Он обращается к врачу: — Делайте что должны, но в любом случае мы едем с вами. Я — друг Алисы, а она пришла сюда, чтобы получить кое-какие ответы. Ясные и четкие.

Фред, прищурившись, смотрит в зеркало заднего вида, где отражается лицо Люка.

— Да, здорово он вас отделал, этот больной. А что случилось? Буйнопомешанный взял и сбежал?

38

Пробуждение.

Александр приходит в себя, быстро моргает. Один кошмар рассеивается, уступая место другому, куда более реальному. Подвалы, тюрьма, заточение.

Боль.

Болят запястья, щиколотки, мышцы, суставы, связки…

Он сидит по-турецки, связанный. Толстая пеньковая веревка, охватывающая затылок, удерживает скрещенные впереди ноги, вынуждая его оставаться в согнутом положении, в позе абсолютного подчинения. Пересохший рот заткнут тряпкой, закрепленной изоляционной лентой.

Ужас.

Он не один. Еще три человека с обритыми головами, два мужчины и одна женщина, занимают остальные углы подвала. Они тоже одеты в черные комбинезоны. Они тоже измучены усталостью, холодом, голодом, жаждой, накачаны наркотиками. Один из них пользуется особым вниманием, потому что он привязан иначе. Стоя, в полуметре от известняковой стенки. Запястья онемевших рук, поднятых над головой, зажаты в металлических кольцах, прикрепленных к свисающим сверху цепям.