Клэр Сэмбрук - Игра в прятки Страница 34

Все мы напряглись.

«Отис убьет меня».

Ты и не замечаешь таких слов, пока у тебя не пропадет младший брат.

Как-то раз я решил провести эксперимент, составить что-то вроде графика, на котором можно будет определить самый жестокий день недели.

День первый. 7.15. «Только попробуй, и ты мертвец!»

Это сказала одна маленькая девочка с нашей улицы, а я записал в одну из тех тетрадей, которые дала мне мама, когда выбрасывала все, что осталось от ее работы.

На школьном сборе. «Вырасту и убью тебя!» Это одна малявка угрожала Паримэлу. Уж не знаю, что такое Паримэл вытворял, но многие малыши ему так угрожали.

Первый урок «Сгрыз бы я… батончик „Марса“!»

Это Свинка сказал.

Я записал эту фразу и провел черту:

«9.25. Эксперимент окончен.

Г. Пиклз. Ученый».

Слишком мне грустно стало.

Я посмотрел на маму, сравнил с той мамой, которую еще помнил. Глаза почти черные. Сердитая. Голова слишком большая для ее худого тела. Так теперь выглядела моя мама.

Папа у нее за спиной вертел руками, как будто выкручивал посудное полотенце.

— Пора.

— Гарри, ты уверен?

Джоан обняла меня за плечи, быстро убрала руки.

— Вам с Домиником необходимо побыть немного вдвоем, Пэт. А пока Гарри здесь будет лучше.

Джоан имела в виду, что им необходимо спасти их брак. Поэтому они собрались на остров Мал, который в Шотландии. Взрослые почему-то считают, что красивая природа и сырость помогают людям понять друг друга.

Мама обхватила мою голову, прижалась жесткими, сухими губами, а потом упала в объятия Джоан. Папа сжал меня так, что ребра затрещали, а нос чуть не расплющился о его грудь.

Они уже сели в машину, помахали нам и тронулись в путь, когда из своего дома выкатился Молчун Джефри, размахивая какими-то бумагами. Джефри-то, оказывается, был самым настоящим богачом. У него был еще один дом — для отдыха. Туда-то и ехали мама с папой.

Я испугался, что этот его домик сорвался со скалы и им придется остаться здесь, с нами. Но все обошлось. Джефри просто отыскал где-то еще одну карту. Он просунул голову в окно машины с папиной стороны и что-то говорил, говорил насчет дорог и маршрутов. Мне показалось, папа вот-вот вежливо спросит, нет ли у него поблизости чего-нибудь бьющегося и нельзя ли это прямо здесь и сейчас раскокать.

Джефри наконец потопал обратно. Мама высунула голову наружу. В глазах у нее застыл ужас. Папа грустно гуднул разок, и они уехали.

Я долго-долго махал им вслед, только чтобы они не обиделись.

Я представил себе, что они уже в Шотландии, с визгом тормозов проскакивают крутые виражи. Папа, стиснув руль, рявкает:

— Как ты могла, Пэт?

Мама кричит:

— Мне уже тридцать девять.

Он поворачивается к ней.

— Повтори еще раз, и я…

Их «вольво» улетает на обочину, срезая по пути деревья, мчится вниз, подпрыгивает, переворачивается, и еще раз, и еще, и еще. Останавливается, лишь коснувшись дна ущелья.

Тишина.

А потом…

Бах! Ба-бах! Бах!

Вся школа приходит на похороны. Мисс Супер восхищается моим мужеством. На поминках раздают газировку и шоколадки, но только обязательно в черных обертках. Из меня выходит клевый сирота. Единственный во всей школе. Моя популярность растет. У Джоан рождаются дети. Трое, а может, и четыре. Мы заводим собаку и покупаем телевизор.

— Я смотрю, ты немного воспрянул духом, — сказала Джоан, когда мы зашли в дом.

Отис отвез меня в парикмахерскую и сказал человеку с длиннющим гвоздем в брови, чтобы тот постриг меня, как сам посчитает нужным.

— Лишь бы не слишком вызывающе, идет, дружище?

— Меня зовут Паоло, — сообщил тот.

Он был абсолютно лысый и расхаживал с расстегнутыми штанами. Наверное, чтобы все видели боксеры от Кельвина Кляйна. А футболку натянул такую тонкую, что даже эти торчали. Ну, соски, вы поняли. Он пробежался пятерней по моим волосам, наткнулся на шишку.

— Тут у нас есть проблемы, — сказал он, щелкнул пальцами девчонке, которая подметала пол, и вышел.

Я оглянулся на Отиса. Он подвинул свое кресло поближе.

— Доверься профессионалу, Гарри. Если бы у Паоло горел дом, я бы не хотел, чтобы он советовал мне, что делать. Так и я не буду указывать ему, как меня стричь.

— Ага. Он же не тебя стрижет, Отис.

Паоло в общем неплохо справился. Мне даже понравилось. В «Старбаксе» я крутил головой, разглядывая свое отражение в окне. Странно. Похоже, я тоже съежился, как мама с папой. Скулы выперли. Щеки куда-то девались.

— Нам надо привести тебя в божеский вид, дружище. Считай, что это подарок на день рождения. Могу я быть с тобой откровенным?

— До моего дня рождения еще куча времени.

— Твоя одежда, дружище, — сущий позор.

В окне кафе я видел мальчишку с тоскливым лицом, в потертых джинсах, которые уже трещали на нем, в разбитых кроссовках, школьном куцем пиджачке и футболке с Барбадоса, которую он носил каждый день. Если у бомжей есть дети, они выглядят примерно так же.

— Я тебе расскажу кое-что об одежде, Гарри.

Мы устроились на высоких табуретах у стойки перед окном. Отис заказал два кофе-латте. Специально для меня с двойной порцией шоколада, без корицы, но с шапкой пенки.

— Ты не должен говорить себе: я буду одеваться, как Отис, или как Дэвид Бэкхем, или как Доминик. Нет. Оглянись вокруг, найди то, что подходит именно Гарри Пиклзу. То, что отражает твой внутренний мир. Понимаешь, одежда — это способ самовыражения.

Я посмотрел на него. Впервые по-настоящему посмотрел. На нем все было тяжелое и черное-пречерное, как он сам. Брюки узкие, но не слишком, ремень с пряжкой, небольшой, но мощной, стильной и… ну, как вам сказать… в самый раз для Отиса. Под джемпером играли мускулы. Вырез джемпера доходил как раз до крутого завитка волос, чуть ниже кадыка. Поверх джемпера Отис надел желто-коричневую куртку. Куртку он не застегнул. Я ее потрогал. Мягкая, как кожа. И теплая.

Разодетая чернокожая девушка проплыла мимо столиков на улице, бросив такой взгляд на нас, что у меня даже щекам горячо стало.

Да уж, Отис умел одеваться.

— Смотри внимательней, — сказал Отис.

Люди по улицам всегда ходят одетыми, верно ведь? Только я этого раньше не замечал.

А теперь увидел рыжую женщину в блузке, натянутой, как кожа, брюках с поясом на бедрах и сапожках на высоких каблуках — по-моему, они были сделаны из змей.

Увидел красные юбки, белые пушистые кардиганы.

Рыночных торговцев в свитерах, с жуткими шрамами на лицах.

Старушек в тапочках, как у врачей, кативших тележки с покупками.

Чернокожих парней в широких брюках с ширинками чуть повыше коленок.

Малыша в шапочке с кисточками и колокольчиками.

Я увидел белого бомжа у дверей забегаловки. Он крепко спал, натянув какую-то тряпку вместо одеяла, вцепившись пальцами в опрокинутую пивную банку. Мне стало грустно и страшно. Только этот бомж отражал мой внутренний мир.

Я так и сказал Отису.

Отис отпил кофе, который нарисовал ему усы из пены. Это меня развеселило. Отис стер пену салфеткой, глянул на свое отражение в сахарнице.

— Может, это и то, что ты чувствуешь сейчас, но не то, что ты есть, кем ты хочешь быть. Одевайся так, как тебе нравится. Посмотри вокруг, подумай. Ты уже начал. Молодчина, Гарри. Сегодня мы купим тебе что-нибудь попроще. Походишь, привыкнешь, прикинешь, с чем оно сочетается. Можешь и ошибиться. Не беда. Загляни в мой шкаф, сам увидишь, что со мной такое тоже случалось.

Хоть бы говорил потише. Я покосился кругом, надеясь, что туристы-японцы, попивающие кофе за соседним столиком, не понимают по-английски.

— Отис, — прошептал я. — А ты не думаешь, что так эти… ну… голубые делают?

— В чем-то ты прав, дружище. С девочками об этом, пожалуй, говорить не стоит. Девочки не поймут, если ты скажешь, что, дескать, мы с приятелем постриглись за тридцать фунтов, а потом в «Старбаксе» за чашкой кофе трепались о тряпках. Это и не каждый мужчина поймет. Так что не болтай. Но женщинам нравится шикарный вид мужчин. Уж поверь, очень нравится.

— Но, Отис, мне только девять. Ну пусть больше. Все равно десять еще не исполнилось. Мне совсем не хочется, чтобы разряженные женщины с большими сиськами смотрели на меня так, что потом щеки горят.

— Согласен. Но почему бы тебе не быть десятилетним парнем, которому нравится то, что он носит? Только и всего, Гарри. Переживать-то не о чем. Ты все обдумываешь, присматриваешь в магазинах, покупаешь, надеваешь и — вперед, живи своей жизнью.

Мы купили все, даже трусы. Мягкие, удобные боксеры. Только такие и нужно носить, сказал Отис недалеко от дома, когда рядом на улице никого не было.

— И вот еще что, дружище, — добавил он. — Давай-ка поговорим как мужчина с мужчиной. Я никогда не надеваю сегодня вчерашние трусы и футболку. Все, что надевается прямо на тело, — вечером в стирку. Душ утром и вечером. Тренировка была? Сразу в душ. Спортивная одежда? В стирку. Все до последней мелочи. Не хватало сунуть в шкаф, чтобы все вещи потом провоняли. Некоторые мужчины считают себя мачо, если от них за версту потом несет, но знаешь что?..