Себастьян Фитцек - Дьявольская рулетка Страница 35

«Этот холод исходит от меня или его излучает мертвое тело?»

Вдруг Китти снова вскрикнула. Не очень громко. Даже немного тише, чем в первый раз. Но теперь ее испуганная реакция была однозначно обоснованной. Это необходимо рассказать матери. Она включила рацию.

— Мама, мне кажется, он…

— Что?

Китти отняла палец от кнопки переговоров и собрала все силы. Лишь спустя две секунды ей удалось медленно повернуться. Так и есть. Она это подозревала: не только она сделала открытие. Ян Май тоже.

Он теперь был не в студии, а стоял позади нее.

32

С каждым гудком телефонная трубка в ее руке становилась тяжелее на килограмм.

«Нет, пожалуйста!»

Это закричал ее ребенок. Потом связь оборвалась. А теперь Ян тоже не подходит к студийному телефону.

Что случилось? Что Китти хотела ей сказать? И почему она вскрикнула?

У Иры дрожала левая нога. Но она обращала на это так же мало внимания, как и на пот, который заливал ей глаза, мешаясь со слезами. Одна ее половина умоляла, чтобы Ян наконец снял трубку. Другая хотела положить телефон, потому что Ира очень боялась ужасной правды.

Что с Китти?

Наконец на восьмом гудке трубку сняли. Сперва она слышала лишь шуршание. Потом прозвучали первые слова.

— Алло?

Никогда еще Ира не испытывала столь противоречивых чувств одновременно: счастье и тоску, радость и ужас, облегчение и панику, которые возникли от одного-единственного нерешительного слова ее дочери. Она переживала их одновременно. Ян позволил Китти подойти к телефону. Значит, она еще жива. И тем не менее никогда она не была ближе к смерти, чем сейчас.

— Все хорошо, милая?

— Это твоя вина, мама, — всхлипывала Китти. Она была совершенно не в себе. — Мне было так надежно в моем укрытии, но ты….

— …злоупотребила моим доверием, — закончил фразу Ян, отобрав у Китти трубку. — Могу спросить, что это означает? Вы что, уже свою собственную дочь послали шпионить?

— А нам обязательно говорить об этом по радио? — спросила Ира, которая вдруг осознала, что этот разговор тоже звучит в эфире.

— Отчего же нет? В правилах ничего не изменилось. Все, что мы обсуждаем, может слышать каждый. Итак, Ира, что все это означает? И не говорите мне, что это случайность.

— Но это так. Я до сегодняшнего дня не знала, что моя дочь работает стажером на радио. Она, незамеченная вами, спряталась на кухне.

Ян еще не произнес ни слова, но Ира почувствовала, что он отдаляется от нее. И она решилась на ответную атаку, пока еще было время. Сейчас придет Штойер и отстранит ее.

— А почему я вообще должна засылать к вам Китти? И как бы я могла это сделать? Нет, она лишь по чистой случайности оказалась не в то время не в том месте. Так же, как водитель UPS. Я права?

Если даже она и заставила его нервничать, он этого не показал.

— Вы слишком много говорите, — проворчал он.

— Дайте-ка мне мою дочь еще раз.

— Я полагаю, Ира, вы сейчас не в том положении, чтобы выставлять требования.

— Пожалуйста.

Следующие слова Яна она едва могла понять. Его голос доносился издалека. Должно быть, он убрал от себя микрофон.

— Она не хочет с вами разговаривать, — объяснил он.

— Китти, если ты слышишь меня…

— И она больше не может вас слышать. — Голос Яна звучал теперь ясно и отчетливо. — Я выключил громкоговоритель в студии, и наушники теперь только у меня. Вам же ясно одно, Ира: это будет наш последний телефонный разговор. Мы оба это знаем.

Рука Иры судорожно сжалась в правом кармане брюк. В приступе паники она рванула заклепку большого наружного кармана на бедре и сунула туда кулак. Хотя в той буре, что бушевала в ней, это тоже ничем не помогло бы.

— Прошло лишь несколько часов, а вы уже многого добились: никто больше не хочет вашего присутствия здесь. Руководитель операции сейчас отстранит вас от переговоров, поскольку вы вовлечены в ситуацию лично. Я тоже чувствую себя обманутым. Никто больше не хочет с вами разговаривать. Даже ваша собственная дочь яростно трясет головой, когда я хочу дать ей телефонную трубку. Можете со мной поделиться, Ира, как вам это удалось?

Ира вздрогнула: дверь центра переговоров распахнулась. Оттуда, тяжело шагая, появился Штойер в сопровождении двоих служащих в форме. Его мокрые от пота волосы прилипли ко лбу. Пока он ничего не говорил, будучи не настолько глупым, чтобы арестовать ее перед включенными микрофонами. Но он уже был готов к этому. Если Ира и могла еще что-то предпринять, чтобы помочь своей дочери, то ей оставался лишь этот последний телефонный разговор.

— Послушайте, Ян, вы же психолог и понимаете, что должны отпустить мою дочь.

— А как одно связано с другим?

— Моя дочь еще не преодолела травму от самоубийства Сары. С тех пор она больше со мной не разговаривает.

— Это я заметил. Виноваты в этом вы?

— Боюсь, что да.

— Почему?

Ира закрыла глаза. Обрывки фраз из последнего разговора с Сарой снова всплыли в ее памяти.

«Ты ведь не будешь принимать никаких таблеток?»

«Нет, мамочка».

— Я ведь уже рассказывала, как Сара мне позвонила. Незадолго до своей смерти.

— Да. Вы ехали в поезде. Связь была плохая. Но я вообще-то не думаю, что мне захочется выслушивать это еще раз.

— И все же подождите. Вы можете, конечно, сразу бросить трубку, но вам следует знать, что происходит среди заложников. Китти лабильна. Она может создать вам проблемы.

— Что ж, прекрасно. А как это связано с последним телефонным разговором?

— Я совершила самую грубую ошибку, какую только может совершить переговорщик. — Ира подыскивала правильные слова и не находила их. Не было ничего, что могло бы смягчить следующие слова. — Тогда я задавала неправильные вопросы. И по-настоящему не слушала.

33

«Ты ведь не пойдешь туда», — думал Дизель, через несколько минут стоя у очередной незапертой двери.

Марта Домковиц не расслышала его многократных звонков, что его не слишком удивило, учитывая громкие звуки рэпа. В данный момент диджей из Бруклина желал своей жене заполучить все заразные болезни мира.

— Ты, должно быть, рехнулся, — сказал Дизель самому себе, переступая наконец порог квартиры.

Позже он будет отрицать, что чувствовал что-то иное, кроме любопытства, которое шаг за шагом влекло его дальше по коридору. На самом деле страх в глубине его существа заглушал даже речитатив, который становился громче с каждым метром, приближавшим его к гостиной старой дамы. В противоположность совершенно пустой квартире Леони это помещение отличалось уютом. Ковровое покрытие кремового цвета с высоким ворсом простиралось от стены до стены и приглушало каждый шаг. Ему бросились в глаза два небольших комода в стиле бидермайер[27] из ореха с прожилками. Мария Домковиц, кажется, весьма заботилась о качестве своей мебели. Дизель в этом не разбирался, но оценил то, что отполированные до блеска старинные вещи были настоящими. И дорогими.

Он остолбенел.

И его страх усилился.

В конце длинного холла старой постройки на полу лежало нечто, столь же мало подходящее к общей картине, как и оглушительная музыка в стиле хип-хоп. Приблизившись, он убедился, что ему не почудилось. Перед ним лежала вставная челюсть. А рядом пачка новеньких банкнот по пятьсот евро.

Дизель присел на корточки и оглядел находку. «Не дотрагиваться!» — одернул он себя. Он вовсе не хотел, чтобы в чужой квартире обнаружили отпечатки его пальцев на пачке купюр.

А это что такое?

Если б он не присел, то никогда не обнаружил бы всего остального. Дизель обернул вокруг руки носовой платок и извлек из-под шкафа разорванную на куски картонную обувную коробку. Коробка выглядела так, словно кто-то взорвал в ней петарду. Крышка отсутствовала, бока были разодраны, содержимое перемешалось и рассыпалось по полу, едва он потянул коробку к себе. Среди прочих документов ему бросились в глаза удостоверения личности. Дизель снял резинку, которая скрепляла вместе два документа. В ту же секунду музыка смолкла. Увы, лишь на несколько секунд. Потом зазвучала новая песня. На этот раз еще громче. Хор на подпевке скорее стонал, чем пел.

Дизель открыл первый паспорт. Он вызывал подозрения уже из-за непонятной надписи на потертой обложке. Его владелица была гражданкой Украины. И, судя по фотографии, звалась она… Леони Грегор.

«Что бы это значило?» — пронеслось у него в голове. — Автокатастрофа Леони оказалась фальсификацией, захват заложников в студии — инсценировкой, а сама она — из Восточного блока?

Или из Германии! Он открыл второй загранпаспорт. Тот выглядел таким же подлинным, как и первый, только был оформлен в Берлине.

Дизель подобрал два письма, которые лежали как раз у его правого сапога. На первом стояло «Папе», на другом — «Яну». Он открыл второе и пробежал первые строчки: