Зухра Сидикова - Стеклянный ангел Страница 35

- Ну, вот после них и въехал в их квартиру этот… не знаю даже как его назвать?

- Что, плохой был человек? - Миша приготовился: вот оно сейчас будет самое главное. То, зачем он сюда пришел.

- Плохой… - сказала женщина. - Бог ему судья, на том свете с него спросится за то, что он моего сын ублюдком и дебилом назвал.

- Неужели такое возможно? - спросил Миша.

- Получается, что возможно… - вздохнула женщина. - Вы видите, какая у нас квартира? Два окна и оба выходят на стену соседнего дома. Алеша целыми днями в замкнутом пространстве, и даже в окно не может видеть деревья, детей, облака, дождь. А для ребенка это очень важно, вы понимаете?

- Понимаю, - кивнул Миша, и обернулся в сторону коридора. Что сейчас делает в своей комнате за закрытой дверью этот мальчик в инвалидном кресле?

- Выходить на улицу мы не могли, коляски тогда у нас не было. То есть коляска нам полагалась, но она была такая огромная, неповоротливая, что я даже забирать ее не стала, отказалась. И держать ее было негде, сами видите, квартира крошечная. Купить нормальную коляску - современную, мобильную - было не на что.

Окно подъезда выходит во двор, на детскую площадку, там всегда дети играют, собаки бегают, красивые машины, жизнь, в общем. Я Алешу выносила в подъезд, и он там сидел на стульчике, смотрел в окно.

- Как выносили? - Миша с сомнением поглядел на худенькую женщину.

- А вот так… Сначала стул, потом Алешу. Тяжело, конечно, было, спина болела. Но что поделаешь? Ради ребенка пойдешь на все.

- Алеша сидел в подъезде часок, потом я его забирала. Ну, видно, чем-то помешал он этому… соседу нашему. Тот и высказал все, что думает о моем ребенке и таких, как он. Я в это время как раз вышла забрать его и все слышала.

- Вы ответили соседу?

- А что я могла ему ответить? Вы знаете, я так растерялась, что и слова не сумела произнести. А он зыркнул на меня глазищами своими наглыми и убрался в свою квартиру. Я Алешу схватила, еле до квартиры доволокла. Свалилась на диван и так я плакала, как никогда в жизни, думала - сердце разорвется. Алеша, бедный мой, утешает меня, гладит по голове, а у меня желание - пойти и убить этого подлого, гнусного человека.

Она взглянула на Мишу.

«Не может быть, - подумал он, – только не это…»

- Вы сейчас подумали, что это я его убила? Нет, не я… но мне его совсем не жалко было, понимаете? Я в первую же минуту, как узнала, что его задушили, подумала: поделом тебе. Хотя это не по-божески, не по-человечески.

- Вы знаете, кто его убил… - с уверенностью сказал Миша. Он вдруг понял, что она знает.

- Да, - сказала женщина, - знаю.

Она встала, вышла в коридор. Подошла к двери комнаты сына, прислушалась.

Вернулась, встала у окна.

- Не хочу, чтобы он слышал.

Помолчала, вздохнула глубоко, налила чай себе и Мише. Придвинула вазочку с печеньем.

- Угощайтесь, пожалуйста, за этими разговорами, забыла совсем.

- Спасибо, очень вкусное печенье. Вы рассказывайте, пожалуйста. Я внимательно вас слушаю.

Она кивнула, отпила глоток из своей чашки. Откашлялась. Видно было, что очень волнуется.

- Это началось где-то за две недели до убийства. Я тогда почувствовала неладное. Вижу с Алешей что-то происходит. Принесла его как-то из подъезда домой, вижу он беспокойный какой-то, встревоженный. Сразу за свой блокнотик схватился, что-то писать начал. Я потом подошла потихоньку, пока он спал, почитала. Стихи это были, - она улыбнулась, - просто стихи… О теплых руках, о лучистых глазах. Он ведь уже большой мальчик, понимаете? Четырнадцатый год ему, и несмотря ни на что, он ведь все-таки - мужчина. Вы понимаете? - слезы снова появились в ее глазах.

- Я понимаю, - сказал Миша.

- Я тогда осторожно начала его выспрашивать: не случилось ли чего, пока он в подъезде сидел. Не сразу, конечно, но не удержался, рассказал. Поделиться ему очень хотелось.

Женщина замолчала, а Миша испугался, вдруг не захочет дальше рассказывать. Именно сейчас, когда тайное вот-вот станет явным. Он задержал дыхание, боясь спугнуть, боясь не дождаться признания, и с облегчением перевел дух только тогда, когда она продолжила:

- В тот день, самый первый день, когда он ее увидел, шел дождь. Я помню, не хотела его относить в подъезд. Посмотри, говорю, Алеша, как льет, ничего же не видно. Посиди лучше дома, почитай. А он: «Нет, мамочка, посижу немножко, хочу посмотреть на дождь».

Ну, я его посадила, как обычно у окна, пошла в квартиру - обед готовить.

А эта девушка как раз поднималась в ту квартиру, к соседу нашему, и остановилась возле Алеши, и заговорила с ним.

А ведь до этого никто никогда с ним не разговаривал, кроме врачей и преподавателей в реабилитационном центре.

А тут девушка. Молодая, красивая. А может, она просто показалась ему красивой. Он, когда мне рассказывал о ней, так волновался, так радовался.

Она поговорила с ним о дожде, на прощанье пожала руку.

Ему впечатлений хватило на несколько дней, до следующего ее прихода. В этот раз она снова остановилась, и снова с ним поговорила.

- А вы сами видели ее? – стараясь не высказывать нетерпения, спросил Миша.

- Только в глазок.

- В глазок? – теперь уже пришлось скрывать разочарование. Неужели только в глазок? Разве можно рассмотреть человека через это маленькое, искажающее реальную картинку, отверстие в двери?

- Да, только в глазок. Специально как-то подкараулила. Выходить не стала, не хотела ее смущать. И спугнуть, знаете, не хотела. Алеша мой так счастлив был в то время. Настроение у него стало более ровным, упражнения начал делать. А раньше часто просто молчал, отказывался от занятий, плохо кушал. А в те дни его было не узнать. Я знала, что долго это продолжаться не сможет, но не хотела мешать тому хорошему, что происходило с моим сыном. Поэтому не хотела показываться ей на глаза.

- Вы в глазок хотя бы немного смогли ее разглядеть? – Миша все-таки надеялся.

- Нет, к сожалению, лица ее я так и не увидела. Она была в куртке с капюшоном, и волосы, знаете, у нее такие длинные были, как сейчас девушки носят, и на лицо ей падали. Так что я ничего толком не рассмотрела. Кроме того, пожалуй, что она была стройная, не очень высокая, но и не маленькая. И еще, вы знаете, я поняла, что она хорошенькая. Я почти уверена в этом. Ведь это даже по походке видно, по движениям. Красивая женщина и двигается особенно. Вы, мужчина, понимаете, наверное, о чем я?

«Да уж, - подумал Миша, - по этим делам я спец…»

- И что же, - спросил он, - вы видели, что она вошла в соседнюю квартиру?

- Да, она позвонила, ей открыли, и она вошла.

- Вы заметили, сколько раз она приходила к вашему соседу?

- Два раза в неделю. Во вторник и четверг.

- Все это продолжалось…

- Три недели.

- Значит, всего шесть раз?

- Да. Шестой раз был последним.

- Расскажите, пожалуйста, об этом последнем дне.

- Я отнесла сына в подъезд без пятнадцати четыре. Она всегда приходила к четырем, и Алеша уже заранее начинал готовиться, волновался очень. Просил меня всегда именно без пятнадцати четыре его выносить.

Потом я ушла и ровно в четыре видела в глазок, как она позвонила в его дверь, и он ее впустил.

Она обычно выходила где-то через полтора часа. Раньше я Алешу через час забирала, но с тех пор, как она появилась, он стал просить меня, чтобы во вторник и четверг я его позже забирала. Ему хотелось видеть ее еще раз, когда она уходила. Но в этот день она, видимо, задержалась. Когда я через полтора часа вышла за ним, позвала его от двери, но он мне знаками показал, чтобы я позже его забрала. Я вернулась за ним минут через десять, и увидела, что он плачет. Держит в руках какой-то конверт и плачет.

Я испугалась, подняла его со стула, отнесла домой. Усадила на диван, спрашиваю: «Что, Алешенька, что? Болит что-нибудь?»

А он слова сказать не может, и конверт мне протягивает.

Я конверт открыла, а в нем деньги. Много, много денег. Столько я за всю свою жизнь не видела.

Спрашиваю: «Сына, что это? Кто тебе это дал?»

А он бедный все плачет. Позже, когда немного успокоился, рассказал, что она поцеловала его на прощанье, сказала, что больше не придет. И дала ему этот конверт.

Несколько недель грустил мой Алеша, все просил, чтобы я его в подъезд выносила по вторникам и четвергам без пятнадцати четыре. А потом как-то успокоился, и ждать перестал. Недавно сказал мне, что когда-нибудь, когда выздоровеет, обязательно ее найдет.

- Вы больше ее не видели?

- Нет, не видела. Вечером полицейские заходили, спрашивали. Я сказала, что ничего не видела, Алешу не разрешила тревожить, сказала, что он ничего не понимает, плохо говорит.

- И все-таки, почему вы думаете, что это она… Может, кто-то другой?

- Я когда Алешу забирала, заметила, что дверь квартиры соседской приоткрыта. Я потом вернулась…

- И что?