Тана Френч - Ночь длиною в жизнь Страница 35

Ма и Кармела уговаривали полицейских не забирать папу — такой позор! — и они по доброте душевной согласились. Для копов в те времена домашнее насилие было чем-то сродни порче собственного имущества: полный дебилизм, но вроде как и не преступление. Они затащили па вверх по лестнице, свалили на пол кухни и ушли.

— Да, ужасно, конечно… — вздохнула Джеки.

— По-моему, это и решило все для Рози. Всю жизнь папаша предупреждал ее остерегаться стада грязных дикарей — Мэки. Она не слушала, влюбилась в меня, убеждала себя, что я другой. А за несколько часов до того, как она вручит мне свою жизнь, когда каждая крупица сомнения в ее мозгу выросла в тысячи раз, Мэки воочию доказывают папашину правоту: закатывают представление с воем и ревом на всю улицу, дерутся, кусаются и швыряют дерьмо, как стая накуренных бабуинов. Конечно, Рози задумалась: каков я за закрытыми дверями и когда все это вырвется наружу, если глубоко внутри я — один из этих дикарей.

— И ты ушел. Без нее.

— Я решил, что за все расплатился.

— Я все время думала об этом. Почему ты просто не вернулся домой?

— Хватило бы денег, взял бы билет до Австралии. Чем дальше, тем лучше.

— Ты по-прежнему винишь их? Или вчера это просто спьяну?

— Ага, — ответил я. — По-прежнему. Всех. Может, это несправедливо, но порой жизнь — просто кусок дерьма.

Мой телефон запищал — пришло новое сообщение: «Привет фрэнк, это кев, изв знаю много дел, сможешь звякни, ок? надо поболтать, пасиб».

Я стер сообщение.

— Ну а если она тебя не бросала вовсе? — не отставала Джеки.

У меня не было ответа — до меня и вопрос-то толком не дошел. И поздно, два десятка лет как поздно, искать этот ответ. Джеки рассеянно пожала плечами и принялась подкрашивать губы. Холли наворачивала безумные круги на раскручивающейся цепи качелей. Я старался думать только о простых вещах: не надеть ли Холли шарф, скоро ли она устанет и проголодается и какую пиццу заказывать.

10

Мы поели пиццы, Джеки отправилась ублажать Гэвина, а меня Холли уговорила отвести ее на рождественский каток в Боллсбридж. Холли катается, как фея, я катаюсь, как горилла с поражением центральной нервной системы, что, конечно, несказанно забавляет мою дочурку — она хохочет, когда я врезаюсь в стену. Когда я вез Холли к Оливии, мы оба стонали от счастливого изнеможения, ошалели от рождественских песнопений, и настроение у обоих поднялось. При виде нас, потных, грязных и счастливых, Лив не удержалась от улыбки. Я отправился в город, выпил с ребятами по паре кружек; пошел домой — мой «Твин-Пикс» никогда не выглядел так мило — и, вооружившись игровой приставкой, выжег несколько гнезд зомби; и улегся с радостной мыслью о прекрасном обычном рабочем дне — я просто готов был с утра облобызать дверь своего офиса.

Правильно я наслаждался нормальной жизнью, пока мог. Впрочем, когда я грозил кулаком небу и клялся никогда больше не ступать на булыжник этой чертовой дыры, мне, наверное, следовало понять, что Фейтфул-плейс примет вызов. Улица не выпускала из своих сетей и собиралась меня вернуть.

В понедельник, ближе к обеду, я представил новехонькую бабулю моему милому мальчику с капризными наркодилерами.

На столе зазвонил телефон.

— Мэки, — ответил я.

— Личный звонок вам, — сказал Брайан, наш администратор. — Примете? Я не стал бы беспокоить, но похоже… вроде бы срочно.

Снова Кевин, кто еще. После стольких лет — все тот же прилипала: один день покрутился вокруг меня и решил, что отныне он мой наилучшайший приятель, или кореш, или бог знает кто. Чем раньше я придавлю это в зародыше, тем лучше.

— Черт возьми, — сказал я, почесав место между бровями, где вдруг запульсировала жилка. — Давайте его сюда.

— Ее, — поправил Брайан. — Расстроенная. Я подумал, что вас лучше предупредить.

Джеки безудержно рыдала в трубку.

— Фрэнсис, слава Богу, умоляю, приезжай — я не знаю, что произошло, пожалуйста…

Ее голос перешел в стон, высокий и неудержимый. Холодок пробежал по моему загривку.

— Джеки! — ахнул я. — Говори, что происходит!

Я толком не разобрал ответ: что-то про Хирнов, полицию и сад.

— Джеки, пожалуйста, соберись для меня на мгновение. Сделай глубокий вдох и расскажи, что произошло.

Джеки судорожно вздохнула.

— Кевин. Фрэнсис, Фрэнсис… Боже… Кевин.

Снова ледяной спазм, уже сильнее.

— Ранен?

— Он… Фрэнсис, Господи… Он умер…

— Где ты?

— У мамы. Рядом с домом.

— Кевин там?

— Да! Нет! Не здесь, в заднем дворе, он… он… — Сестра захлебнулась рыданиями.

— Джеки, слушай меня: сядь, выпей что-нибудь, и пусть кто-то за тобой приглядывает. Сейчас буду. — Я надел куртку, швырнул трубку на рычаг и выбежал из кабинета.

У нас в спецоперациях никто не спрашивает, где ты пропадал утром.

И я снова на Фейтфул-плейс, словно никогда и не уезжал. Родная улица в первый раз отпустила меня на двадцать два года, прежде чем дернуть поводок. Второй раз она дала о себе знать через тридцать шесть часов.

Соседи снова высыпали на улицу, словно в субботний вечер; но день был будний. Дети — в школе, взрослые — на работе, так что собрались только старики, сидящие дома мамаши и типчики на пособии кутались от пронизывающего холода; толпы зевак вокруг не ходили. На крылечках и в окнах торчали бледные, ждущие лица, но по пустынной улице вышагивал с видом ватиканского гвардейца только мой старый приятель — болотный монстр. Полицейские на этот раз сработали на совесть, разогнав толпу еще до начала опасного зуда. Где-то плакал ребенок, но в остальном мертвую тишину нарушали лишь отдаленные звуки уличного движения, перестук каблуков полицейского и стук капель, срывающихся с мокрых после утреннего дождя навесов.

На этот раз не было ни фургончика экспертов, ни Купера, но между полицейской машиной и фургоном из морга приткнулся симпатичный серебристый «бумер» Снайпера. Номер шестнадцатый снова огораживала желто-черная полицейская лента, за которой приглядывал здоровый парень в штатском — судя по костюму, кто-то из ребят Снайпера. Что бы ни случилось с Кевином, речь шла не о сердечном приступе.

Болотный монстр меня игнорировал — и правильно делал. На ступеньках номера восьмого стояли Джеки, ма и па. Ма с Джеки ухватились друг за друга; казалось, если кто-то из них шевельнется, обе рухнут. Па яростно вцепился в сигарету.

Глаза родителей остановились на мне — ни искорки узнавания, словно они меня первый раз видели.

— Джеки, что произошло? — спросил я.

— Ты вернулся, — прохрипел па. — Вот что произошло.

Джеки мертвой хваткой вцепилась в лацканы моей куртки и уткнулась лицом в плечо. Я поборол желание отпихнуть ее.

— Джеки, лапочка, — мягко сказал я. — Продержись, пожалуйста, еще немного. Расскажи.

Ее затрясло.

— Ох, Фрэнсис, — начала она тихим удивленным голосом. — Фрэнсис! Как…

— Я понимаю, лапочка. Где он?

— За номером шестнадцатым, — мрачно ответила ма. — Во дворе. Все утро под дождем.

Ма тяжело опиралась на перила, и ее голос звучал хрипло и глухо, словно она рыдала часами, но острые глаза были сухи.

— Хотя бы известно, что произошло?

Никто не ответил. У ма задрожали губы.

— Ладно, — сказал я. — Это точно Кевин?

— Да, это он, драный тупица, — выпалила ма, сгорая от желания врезать мне по физиономии. — Думаешь, я не узнаю родное дитя? Ты что, совсем тронулся?

Мне захотелось столкнуть ее с крыльца.

— Понятно, — сказал я. — Кармела едет?

— Кармела едет, — ответила Джеки. — И Шай едет. Он должен… должен… должен…

— Он ждет, чтобы босс пришел приглядеть за магазином, — пояснил па, швырнул окурок через перила и глядел, как он шипит в луже у подвального окна.

— Хорошо, — сказал я. Ни за что не оставил бы Джеки с этими двумя, но с Кармелой они приглядят друг за другом. — Не торчите тут на холоде. Идите в дом, выпейте чего-нибудь горячего, а я попробую что-нибудь узнать.

Никто не двинулся с места. Я осторожно отцепил пальцы Джеки от своей куртки и пошел, оставив всех троих на крыльце. Под прицелом десятков пар немигающих глаз я возвращался к номеру шестнадцатому.

Здоровый парень скользнул взглядом по моему удостоверению.

— Детектив Кеннеди в саду. Прямо вниз по лестнице и наружу.

Его предупредили, что я появлюсь.

Распахнутая задняя дверь пропускала мрачный серый свет в подвал и на лестницу. Четыре человека в саду словно сошли с картины или вышли из наркотического сна. Крепкие ребята из морга в белоснежных одеждах терпеливо ждали, опершись на носилки, среди высоких сорняков, разбитых бутылок и толстых стеблей крапивы; Снайпер, неестественно четкий в своем черном пальто на фоне обшарпанной кирпичной стены, присел на корточки, вытянув палец в резиновой перчатке; а Кевин… Он лежал на спине, головой к дому, лицом от меня, неестественно раскинув ноги. Одна рука покоилась на груди; вторая оказалась под телом, как будто кто-то вывернул ее. Вокруг в грязи темнели какие-то пятна. Белые пальцы Снайпера аккуратно залезли в карман джинсов Кевина. Ветер, дувший через стену, завывал с дикой силой.