Пи Трейси - Смерть online Страница 35

– Трава стелется. – Индус-медэксперт сверкнул белозубой улыбкой на смуглом лице, расставив длинные пальцы обыденным жестом, словно Магоцци покончил с едой, а не с браком. – Такова природа травы, не правда ли?

Анант твердо верит в природу вещей, может быть, придает символам слишком большое значение, по крайней мере с иудеохристианской[43] точки зрения, но порой то, что он говорит, или то, как говорит, попросту отсекает всякую чепуху.

Магоцци вдохнул полной грудью – кажется, впервые за целый год, – и с той самой минуты все переменилось. Другие копы думали, будто он нашел с кем спать; мать надеялась, что сын снова начнет ходить к мессе. Он подумывал ей объяснить, как индус открыл ему глаза, да усомнился, что душа ее с этим смирится.

За завтраком смотрел утренние новости, старавшиеся до чертиков запугать город. Три убийства стали не просто главной, но единственной темой. Ужас, сколько успели нарыть бесстрашные репортеры. Все знают об игре, свели убийства воедино, хуже того – им известны две очередные жертвы. Четвертая – покупательница в «Молл оф Америка», пятая – школьная учительница рисования.

«Согласно источникам, в игре, разработанной обезьяньей конторой „Манкиренч“, совершается двадцать убийств, – распевал один из утренних обозревателей, новый, молодой, незнакомый, похожий на кукленка Кена.[44] – Возникает вопрос, не пометил ли безумный убийца знаком смерти еще семнадцать жителей нашего города, которые, ни о чем не догадываясь, беспечно занимаются обыденными делами?»

– Господи помилуй. – Магоцци нажал на кнопку, выключая звук, потянулся к телефону. Не успел снять трубку, как раздался входящий звонок.

– Уже час названиваю тебе по сотовому, – без преамбул объявил Джино.

– Мы же его вчера забросили в лабораторию, забыл?

– Ох… Забыл. Боже, у меня работают всего три серые клетки. Новости слышал?

– Только что. Десятый канал дошел до пятой жертвы в игре.

– Все дошли. Газеты тоже. Кажется, дальше пятого уровня никто из игроков не поднялся.

Магоцци дотянулся до куска бекона на тарелке.

– Собираешься на работу или за покупками?

– За какими покупками?

– В торговом центре будет пусто.

– Очень смешно. Что ты там жуешь?

– Животные жиры. Бекон.

Джино секунду молчал.

– Последний гвоздь в крышку гроба. Конец света.

Было почти восемь, когда Магоцци подъезжал к зданию муниципалитета, решительно желая развернуться и направиться прямиком домой.

По обеим сторонам дороги выстроились фургоны со спутниковыми антеннами, причем лишь половина из них местные. Остальные из Дулута, Милуоки, даже из Чикаго. Масса дешевых прокатных автомобилей свидетельствует о присутствии целой армии внештатных репортеров и корреспондентов.

Несколько журналистов вели прямой репортаж, стоя перед зданием, по тротуару тянулись клубки кабелей. Вечером наверняка поведут сетевую программу, после чего члены муниципалитета начнут ломать голову, гадая, как эта история отразится на миннеаполисской торговле.

Он объехал вокруг квартала, оставил машину на съезде стоянки, где сегодня клеркам и секретаршам трудно будет отыскать свободное место, поскольку проворные хитрые детективы предпочитают просачиваться в заднюю дверь. Там стоял фургон «вольво», принадлежащий Джино, новенький пикап «додж-рам» Лангера; любимый «шевроле-41» Томми Эспинозы опасно приткнулся у самых ворот.

Джино, все в той же парке, дожидался за дверью, потягивая кофе из кружки с надписью: «Лучшая на свете бабушка». Пропустил при бритье целый квадратный дюйм щетины на левой щеке, под глазами набухли лиловатые мешки.

– Господи, долго ж ты добирался! Пошли. – Он подхватил Магоцци под руку, потащил по коридору мимо лифта.

– Нам наверх надо. Через минуту начнется совещание.

– Знаю, знаю, на секундочку в одно место заскочим.

– Куда? – спросил Магоцци.

– В секретарское бюро.

– А у нас оно есть?

Джино завел его в просторное помещение, заставленное компьютерами.

– Есть, только не называй его так. Девочки жутко злятся, а их злить не стоит, иначе они не дадут тебе кофе. И девочками их тоже не называй.

– Да ведь тут нет никого.

– Все в кофейной.

– Кофейную можно называть кофейной?

Джино безнадежно вздохнул:

– Терпеть не могу, когда ты не выспался. Становишься язвительным и диким.

– Я дикий, а ты на пике. Сколько кофе принял?

– Недостаточно. – Он повел его к двери в дальней стене, сунул туда голову. – Вот он, леди, как я обещал. Детектив Лео Магоцци, начальник в данном случае. – Джино втолкнул его в крошечную комнатку к полудюжине улыбавшихся женщин разного возраста и комплекции.

– Доброе утро, детектив Магоцци, – прощебетали они, словно ученицы приходской школы, приветствующие заглянувшего на урок священника.

– Доброе утро, дамы. – Он выдавил любезную улыбку, гадая, какого черта тут делает, и стараясь припомнить, можно ли называть взрослых женщин «дамами». В маленькой клетушке было тесно, жарко, пахло, как в «Старбексе», только приятней.

Миниатюрная женщина лет пятидесяти сунула ему в руки горячую кружку, с улыбкой глядя на него снизу вверх.

– Прошу вас, детектив Магоцци. Заходите в любой момент, когда пожелаете ее снова наполнить. Детектив Ролсет сообщил, что вы оба всю ночь не спали, стараясь раскрыть ужасные убийства, и мы хотим, чтоб вы знали, как высоко мы ценим столь самоотверженный труд.

– Гм… спасибо, – неуверенно улыбнулся Магоцци. Никто никогда еще не хвалил его за работу, и он слегка смутился. Не зная, что делать, отхлебнул из кружки. – Боже правый!

Джино с ухмылкой закачался на каблуках.

– Сам себе не веришь, а? Вот как тут его варят, – ткнул он толстым коротким пальцем в старомодный стеклянный кувшин, стоявший на горячей конфорке. – Забытое искусство, я тебе скажу. Пришел утром, носом отыскал дорогу в сокровищницу. Никогда не узнал бы о существовании этих дам, если бы не пришлось обходить цирк у входа. От всего сердца благодарим вас, леди.

– Это вам спасибо, – доносилось по кругу из-за стола, когда они выходили.

– Потрясающе, правда? – спросил Джино, петляя среди пустых компьютерных столов на пути к выходу. На каждом столе фотографии, зеленые растения, цветы в горшках, коробки с печеньем и чипсами – частички дома, от которых не могут отказаться работники, живущие реальной жизнью. – Считают нас настоящими молодцами. Неплохое начало дня, который примерно через три секунды превратится в полное дерьмо.

– Откуда еще взялся какой-то «начальник»? – поинтересовался Магоцци.

– Все смотрят на «Пи-Би-Си» шоу с британским копом, ну, знаешь, с мужеподобной теткой, которая командует настоящими мужиками. Там старшего детектива называют начальником.

– У нас нет никаких начальников и старших детективов.

– Слушай, я просто старался добыть тебе чашку кофе. Мне самому хватает для этого личного обаяния. Тебе же, по-моему, требуется высокий чин.

Шеф Малкерсон ждал их в верхнем вестибюле, и если кого-то интересовало, насколько плохо обстоят дела, то достаточно было взглянуть на него. Каждая прядь густых седых волос лежит на подобающем месте, голубая рубашка накрахмалена до состояния трупного окоченения, длинное свежевыбритое лицо спокойное, сдержанное. Но пиджак расстегнут. Поистине катастрофическое событие.

– Доброе утро, шеф, – в один голос поздоровались детективы.

– Газеты видели, телевизор смотрели?

Оба кивнули.

– Пресса на входе меня живьем съела, разжевала, выплюнула и растоптала остатки.

– Судя по вашему виду, сэр, правда, – согласился Магоцци, заметив на губах шефа слабую усмешку, редко возникавшую за последнее время.

– Вы в самом деле прошли через строй у центрального входа? – изумленно переспросил Джино.

– Кто-то обязан идти через центральный вход, Ролсет. Иначе люди подумают, будто мы не в силах раскрыть дело, не имеем подозреваемых, не догадываемся о виновном в убийствах, не можем защитить наших граждан и поэтому боимся встретиться с журналистами. – Он перевел взгляд с одного своего подчиненного на другого. – Журналисты спрашивают, собираемся ли мы закрыть торговый центр, собираемся ли закрыть все школы в городе, приставить вооруженную охрану к каждому учителю рисования, и особенно жаждут подробного описания остальных сценариев убийств в игре, ибо «обязаны предупредить общественность».

Малкерсон тяжело выдохнул, сунул обе руки в брючные карманы, что служило весьма угрожающим признаком. Шерстяной костюм представлял собой произведение сразу нескольких видов искусства, и Магоцци поставил бы на кон собственное жалованье, споря, что руки шефа никогда еще не бывали в тех самых карманах.