Крейг Расселл - Брат Гримм Страница 36

— Вайс утверждает, что все эти сказки и предания лежат в основе всех наших страхов и предрассудков. Формируют, как сказала Сусанна, нашу психику. — Фабель сделал паузу, чтобы собрать вилкой с тарелки остатки тальятеллы. — Он говорит, что когда мы читаем книгу или смотрим кино, мы в любом случае сталкиваемся с изложением одной из сказок.

Отто яростно закивал головой и, тыча в сторону друга вилкой, выпалил:

— Точно… и он прав! Как говорят специалисты, существуют лишь четыре основополагающих сюжета… а может быть, шесть? — закончил он, пожав плечами.

— Как бы то ни было, но все это самым странным образом связано с делом, которое я сейчас расследую. Но мы, кажется, сбиваемся на обсуждение производственных проблем, что, как известно, в нашем обществе категорически запрещено.

— О’кей, — озорным тоном произнес Отто. — Чтобы закончить с этой темой, скажу лишь то, что я наконец понял, почему Йен так увлекся сказками…

Сусанна вопросительно вскинула брови.

— Красавица… — Отто приподнял бокал, глядя на Сусанну, — …и Чудовище, — закончил он, салютуя таким же образом Фабелю.

Глава 28

23.20, воскресенье 28 марта. Бланкенезе, Гамбург

В помещении бассейна было темно и тихо, вода словно уснула на ночь. Лаура разделась в кабине и, обнаженная, остановилась перед зеркалом. Ее кожа была по-прежнему безупречной, волосы сохраняли золотой блеск, а линии тела оставались безукоризненно изящными. Чтобы сохранить это лицо и это тело, ей пришлось пойти на чудовищные жертвы. Перед ней в стекле отражалась совершеннейшая женская красота, за которую множество фотографов и модельеров были готовы платить огромные деньги. Она положила ладонь на живот. Живот был абсолютно плоским и твердым. Чтобы поддерживать его в таком состоянии, ей никогда не приходилось прибегать к специальным упражнениям, напрягая и расслабляя брюшной пресс. Она еще раз оценила свое совершенство и почувствовала отвращение. Отвращение и чувство вины.

Не надевая купальника, Лаура вышла из кабины. Она выключила верхний свет, позволив темноте и покою заключить ее в свои объятия. Девушка глубоко вздохнула и бросила взгляд поверх заполненной обсидианового цвета водой ванны бассейна на большое окно, служившее своеобразной рамой для картины ночного неба. Сейчас она поплывет в это небо, и ее мысли станут чистыми и светлыми. Лаура включила подводное освещение — бледно-голубое свечение вдоль бортика бассейна — и вошла в воду. Вода была прохладной, почти холодной; по ее коже поползли мурашки, а соски сразу стали твердыми. Она зашагала в глубину, и вода вокруг ее тела закружилась голубыми люминесцентными вихрями.

И в тот же момент она увидела это.

Какую-то форму. Или, скорее, большую темную тень в бледно-голубом свечении воды. Лауре показалось, что на дне бассейна лежит какой-то предмет, но это явная бессмыслица. Она с мрачным видом двинулась в сторону загадочного предмета, стараясь понять, как он мог сюда попасть и кто мог его здесь оставить. Даже оказавшись сравнительно близко, девушка не могла сообразить, что же это такое. Когда до загадочного объекта оставалось метра два, тень распрямилась и единым движением, словно пружина, поднялась из воды. В неярком голубом свете тень казалась огромной. За какой-то краткий миг она очутилась рядом с девушкой и нависла над ней, как черная скала. Время замедлило свой бег. Лаура пыталась понять, что происходит. Человек? Нет, не может быть. Для человека это существо слишком велико. И чрезмерно быстро. У него темная кожа… Темное от начертанных на нем слов. Он… оно все покрыто словами. Тысячи и тысячи слов старинным готическим шрифтом. Слова закручивались спиралями на широченной груди, вились вокруг рук. Но в этом же нет никакого смысла! К ней приближалась книга, принявшая форму какого-то гиганта. Теперь он был рядом. Одна могучая лапа схватила Лауру за горло, а другая надавила на голову, погрузив ее в бледно-голубую воду. Да, это человек. Мужчина. Огромная глыба, сплошь покрытая старинными готическими буквами. Его хватка была сильной, но не травмирующей, словно он точно знал, какое усилие требуется, чтобы не нанести ущерба ее красоте. У него были огромные и необыкновенно сильные руки, и ее голова оставалась под водой. Лауру наконец охватил страх. Она попыталась закричать, но ее рот наполнился слегка хлорированной водой. Инстинкт самосохранения дат о себе знать, и ее страх перешел в панику. Она извивалась, царапая ногтями руки и торс чудовища. Ей казалось, что его тело сделано из камня. Она пыталась ловить воздух широко открытым ртом, но воздуха не было, и с каждым вздохом ее легкие все сильнее заполнялись водой. Когда легкие наполнились жидкостью, она прекратила сопротивление, а страх куда-то ушел. Ее тело расслабилось, а лицо обрело прежнюю красоту. Умирающий мозг Лауры фон Клостерштадт полнился счастьем. Все справедливо. Так и должно быть. Наказание и прощение. Мама была права: Лаура — плохая девочка. Ни к чему не пригодная. Не годящаяся на роль матери. Не способная быть невестой. Но теперь она прощена. Смерть — это счастье. Она теперь никогда не состарится и наконец-то встретит свое дитя, чтобы больше с ним не расставаться.

Глава 29

8.40, понедельник 29 марта. Городской парк, Винтерхуде, Гамбург

Фабель не сводил взора со здания, которое, возвышаясь над двумя рядами деревьев по обеим сторонам, взирало на обширный газон перед ним. Неимоверно высокие и узкие арки фасада казались чрезмерно вытянутыми, словно какая-то невидимая рука тянула ввысь все строение. Над огромным куполом клубились облака. Фабель всегда восторгался этим зданием, и если не знать, с какой целью оно возведено, и не медные метровые буквы над арками, говорящие о его функциях в наши дни, то можно было бы много часов гадать о его предназначении. Фабелю всегда казалось, что он взирает на старинный храм давно забытой людьми религии — частично египетской, частично древнегреческой и частично инопланетной.

Теперешний планетарий первоначально сооружался всего лишь как водонапорная башня. Подъем самосознания недавно объединенной Германии и заря нового века в сочетании с почти религиозным преклонением перед инженерным искусством породили это фундаментальное строение. И вот уже сто лет оно служило молчаливым свидетелем всех успехов и поражений прошлого века, свидетелем нового распада Германии и ее нового воссоединения. Монументальная водонапорная башня, превратившаяся в планетарий, стала одной из главных достопримечательностей Винтерхуде.

Фабель перевел взгляд на обширный парк перед планетарием. Примерно в двухстах метрах от него находилось временное ограждение из металлических столбиков, соединенных между собой полицейской лентой. С одной стороны ограды выстроились полицейские, с другой толпились зеваки. Их число постоянно увеличивалось.

— Похоже, что сведения о личности жертвы уже стали достоянием общественности, — сказала Мария Клее, присоединяясь к Фабелю на ступенях планетария. — Вскоре здесь появятся пресса и телевидение.

Фабель и Мария двинулись по траве в направлении большой белой палатки, поставленной экспертами на месте обнаружения тела. Прежде чем войти внутрь, им пришлось натянуть на ноги пластиковые бахилы. Тот же полицейский, который вручил им защитную обувь, распахнул перед ними клапан палатки. Хольгер Браунер стоял, склонившись над телом, но как только они вошли, руководитель группы экспертов выпрямился и посмотрел в их сторону. На траве, скрестив руки на груди и вытянув ноги, лежала обнаженная молодая женщина. Ее золотистые волосы были тщательно расчесаны и рассыпаны солнечным нимбом вокруг головы. Фабель обратил внимание на то, что небольшая прядь волос отрезана, и в этом месте в нимбе возник разрыв. Даже в смерти ее лицо и формы тела сохраняли свое совершенство. Глаза женщины были закрыты, а на груди под скрещенными ладонями лежала красная роза. Создавалось полное впечатление, что она спит. Фабель смотрел на нее как на совершенное творение из кости и плоти, которому суждено очень скоро разрушиться и превратиться в прах. Но пока смертельная бледность делала лицо похожим на безукоризненное изделие из самого тонкого фарфора.

— Думаю, что в представлении она не нуждается, — заметил Хольгер Браунер и снова склонился над телом.

Фабель горько рассмеялся. Он помнил, сколько усилий им пришлось потратить на то, чтобы установить личность первой жертвы, но на сей раз никаких усилий не требовалось. Почти каждый житель Гамбурга мог узнать ее с первого взгляда. Едва взглянув, Фабель понял, что перед ним Лаура фон Клостерштадт — супермодель, которую можно было увидеть на рекламных щитах и обложках глянцевых журналов по всей Германии. Приставка «фон» говорила о том, что Лаура происходит из аристократической семьи. Однако семейство фон Клостерштадт славилось не столько своими древними корнями, сколько самым что ни на есть современным влиянием в области коммерции и политики. Фабель понимал, что шуму будет много. Рядом с полицейской палаткой кипела толпа журналистской братии, а внутренний радар Фабеля уже ощущал приближение больших руководящих шишек.