Мартин Смит - Красная площадь Страница 36

Выйдя у вокзала, он вернулся в тот же зал ожидания, в котором был час назад. Некоторые телефоны висели прямо на стене, но на верхнем этаже он нашел телефонные кабинки и конторку из нержавеющей стали с телефонными справочниками различных городов. В Москве телефонные книги были такой редкостью, что хранились в сейфах, а здесь они просто лежали на столике.

В книгах было трудно разобраться и из-за сходства и непривычного написания немецких фамилий, и из-за множества рекламных объявлений, занимающих большинство страниц. Под фамилией «Бенц» единственный Борис проживал по Кенигинштрассе. Среди деловых фирм никакого «ТрансКома» не числилось.

Затем он позвонил Борису Бенцу.

Женский голос ответил:

— Ja?

Аркадий спросил:

— Herr Berz?

— Nein, — засмеялись в трубку.

— Herr Benz ist zu Hause?

— Nein, Herr Benz ist an Ferien gereist

— Ferien? — В отпуске?

— Er wird zwei Wochen lang nicht in Munchen sein.

He будет в Мюнхене две недели? Аркадий спросил:

— Wo ist Herr Benz?

— Spanien.

— Spanien? — две недели в Испании? Новость хуже не придумаешь.

— Spanien, Portugal, Marokko.

— Und Russland?

— Nein, er macht Ferien in der Sonne.

— Darf ich sprechen nut «TransKom»?

— «TransKom»? — название, видимо, было ей незнакомо. — Ich kenne «TransKom» nicht.

— Sind Sie Frau Benz?

— Nein, ich bin Reinmachefrau, — уборщица.

— Danke.

— Bis dann!

Вешая трубку, Аркадий подумал, что узнал самое существенное, что можно было выяснить, не прибегая к помощи изображений на бумаге. Итак, он говорил с уборщицей, которая сказала, что Борис Бенц в ближайшие две недели будет находиться в летнем отпуске и что она никогда не слыхала о «ТрансКоме». Короче, Бенц уехал на юг погреться под средиземноморским солнышком. Очевидно, для немцев это было привычным делом. Когда он вернется в Мюнхен, Аркадий, скорее всего, уже будет в Москве. Он вытащил из кассеты факс, посланный Руди, и набрал напечатанный сверху номер телефона, с которого передавался текст.

— Алло, — ответил по-русски женский голос.

Аркадий сказал:

— Я звоню насчет Руди.

После небольшой паузы голос спросил:

— Какого Руди?

— Розена.

— Не знаю никакого Руди Розена, — речь несколько неотчетлива, словно на том конце говорили с сигаретой в зубах.

— Он говорил, что вы интересовались Красной площадью, — сказал Аркадий.

— Мы все интересуемся Красной площадью. Ну и что?

— Мне показалось, что вы хотели знать, где она находится.

— Шутите, что ли?

Она положила трубку. «По существу, она поступила так, как поступил бы любой нормальный человек, задай ему эту глупую загадку, — подумал Аркадий. — Нечего винить ее в своей неудаче».

На том же этаже он отыскал камеру хранения багажа. Две марки в день. Он сделал еще один круг по залу, потом вернулся, опустил в щель монеты, положил кассету в пустую ячейку и спрятал ключ в карман. Теперь он мог вернуться к себе в квартиру или снова пойти на улицу, не боясь потерять вещественные доказательства. Учитывая его состояние, проделанное было серьезным успехом. Но, принимая во внимание ограниченное время пребывания здесь — один день, если верить Платонову, — проделанное было не таким уж и большим достижением.

Он вернулся к стойке с телефонными книгами, открыл мюнхенский справочник на букве «Р»: Радио «Свобода» — Радио «Свободная Европа». Набрав номер, он услышал голос телефонистки: «PC — РСЕ».

Аркадий по-русски попросил соединить его с Ириной Асановой, затем, казалось, ждал целую вечность, пока их соединят.

— Алло.

Он считал, что подготовился к разговору, но, услышав ее, настолько растерялся, что потерял дар речи.

— Алло. Кто это?

— Аркадий.

Он узнал ее голос: он ведь слушал ее передачи. Но почему, собственно, она должна была помнить его голос?

— Какой Аркадий?

— Аркадий Ренко. Из Москвы, — добавил он.

— Ты звонишь из Москвы?

— Нет, я здесь, в Мюнхене.

В трубке стало так тихо, что он подумал, что прервали связь.

— Поразительно, — наконец вымолвила Ирина.

— Может, встретимся?

— Я слышала, что тебя реабилитировали. Ты все еще следователь? — сказала она так, будто удивление быстро переходило в раздражение.

— Да.

— Зачем ты здесь? — спросила она.

— По делу.

— Поздравляю. Если тебе разрешают выезжать, значит, очень доверяют.

— Я слушал тебя, когда был в Москве.

— Тогда тебе известно, что через два часа у меня передача, — послышался шорох страниц как бы в подтверждение, что она очень занята.

— Я бы хотел тебя увидеть, — сказал Аркадий.

— Может, через неделю. Позванивай.

— Нет, раньше. Я здесь ненадолго.

— Как ты не вовремя!

— Давай сегодня, — настаивал Аркадий. — Ну пожалуйста.

— Извини, не могу.

— Ну Ирина!

— На десять минут, — снизошла она, дав прежде понять, что его она хотела бы видеть меньше всего.

Такси довезло Аркадия до парка, где водитель указал на дорожку, ведущую к длинным столам под каштанами и пятиэтажному деревянному павильону в виде пагоды. «Китайская башня», как Ирина просила сказать водителю.

В тени деревьев посетители относили к столам огромные глиняные кружки пива и картонные тарелки, прогибавшиеся под тяжестью жареных цыплят, грудинки и картофельного салата. Даже доносившийся до него запах объедков был достаточно аппетитным. Разговоры за столами и степенное насыщение создавали необычное ощущение физического довольства и покоя. Мюнхен все еще казался ему чем-то нереальным. Он вдруг осознал, что это происходит с ним не во сне, а наяву и что из кошмарного сна он попал в реальный мир.

Он боялся, что не узнает Ирину, но ее нельзя было не узнать. Глаза стали немного больше, заметно темнее, и она по-прежнему обладала внешностью, привлекающей всеобщее внимание. Каштановые волосы приобрели красноватый оттенок и были теперь подстрижены короче, четче обозначился овал лица. На черной трикотажной кофточке с короткими рукавами поблескивал золотой крестик. Обручального кольца не было.

— Опаздываешь, — упрекнула она, пожимая ему руку.

— Решил побриться, — ответил он. (Он купил одноразовую бритву и побрился на вокзале. На подбородке были порезы — следы спешки.)

— Мы уже собрались уходить, — сказала Ирина.

— Долго ехал, — оправдывался Аркадий.

— Нам со Стасом надо готовить сводку новостей, — она не волновалась, не выходила из себя, просто всем видом показывала, что у нее нет времени.

— Ничего, пока не опаздываем, — подошел с тремя кружками пенящегося пива худой как скелет мужчина в мешковатом свитере и мятых брюках с лихорадочно блестевшими глазами. Аркадий сразу же узнал в нем русского. — Я — Стас. Буду звать вас «товарищ следователь».

— Лучше Аркадий.

Скелет в свитере уселся рядом с Ириной, положив руку на спинку ее стула.

— Можно? — Аркадий указал на стул напротив и повернулся к Ирине: — Блестяще выглядишь.

— Ты тоже неплохо, — ответила она.

— Не уверен, чтобы кто-нибудь процветал в Москве, — возразил Аркадий.

Стас поднял кружку со словами:

— Выпьем. Теперь крысы бегут с корабля. Приезжают все, кому не лень. Большинство пытаются остаться здесь. В основном пробуют получить работу на Радио «Свобода» — каждый день их видим. Ладно, не нам их судить, — он проводил взглядом полногрудую девицу, собиравшую пустую посуду. — Обслуживают сами валькирии. Что за жизнь!

Аркадий из вежливости пригубил кружку.

— Я слышал, вы…

— Итак, Аркадий, у вас в жизни всякое бывало, — перебил его Стас. — Был в кругу московской золотой молодежи, потом стал членом коммунистической партии, восходящей звездой в прокуратуре, героем, спасшим нашу милую диссидентку Ирину, много лет искупал свой единственный порядочный поступок в сибирской ссылке, а теперь не только любимчик прокурора, но и его посланец в Мюнхене, имеющий возможность выследить свою утраченную любовь, Ирину. За романтику!

Ирина рассмеялась:

— Да он просто шутит.

— Догадываюсь, — буркнул Аркадий.

Занятно: на допросах его раздевали догола, сбивали с ног водой из шланга, оскорбляли и били. Но он никогда не чувствовал себя до такой степени выбитым из колеи, как за этим столом. Не говоря уже о том, что он был плохо побрит, его лицо, вероятно, выглядело глупым и красным. Очевидно, он много лет был не в своем уме, воображая, что есть какая-то связь между ним и этой женщиной, которая, судя по всему, вовсе не разделяла его воспоминаний. А в его памяти так часто вставали дни, когда они скрывались у него дома, перестрелка, Нью-Йорк. Врачи в психиатрическом изоляторе вводили ему в позвоночник сульфазин, утверждая, что он сумасшедший; теперь же, в Мюнхене, за кружкой пива, оказалось, что они были правы. Он смотрел на Ирину, ожидая любой ответной реакции, но она сохраняла полную невозмутимость.

— Не принимай на свой счет. Это же Стас, — она, не спрашивая, закурила сигарету из пачки Стаса. — Надеюсь, хорошо проведешь здесь время. К сожалению, не могу уделить тебе внимание.