Подражатель - Коул Дэниел Страница 36

— Думаю, да.

Она подошла к другой серии фото с места преступления — полуголому и изуродованному телу «Венеры Милосской» на берегу реки.

— Кто она?

Маршалл не нужно было сверяться со своими записями.

— Тамсин Фуллер, лаборантка с факультета искусств в университете.

— Наверное, она появилась уже после моего ухода. А это? — она указала на коллекцию глянцевых зеленых листьев, собранных в пакет для улик.

— Они были разбросаны вокруг жертвы, — объяснил Чеймберс, — но не сочетались ни с одним из деревьев в округе. Я поручил одному из подчиненных попытаться определить…

— Лавр, — перебила она. — Это лавровые листья… Это послание… — сказала она, разглядывая изувеченный труп впервые с уместным уровнем отвращения и скорби.

— Послание? — спросила Маршалл. Кивнув, Элоиза глубоко вдохнула:

— Это я.

Глава 23

Барри «дерьмовая работа» Кинг оправдывал свое имя. В то время как другие рейнджеры проводили дни, разговаривая с девочками, высаживая деревья и заводя дружбу с белками, ему каким-то образом всегда выпадало разгонять группы несовершеннолетних пьяниц и разбираться с издыхающими животными. Именно из-за этой неприятной задачи он трясся по гравийной дорожке на своей машине к озеру уже через две минуты после окончания смены, отвечая на вызов по поводу крови и перьев на дорожке. Как обычно, звонивший не мог подождать. Это означало, что ему придется полчаса расхаживать в темноте в поисках того, что оставили ему лисы.

Он заглушил двигатель, и свет фар проскакал по воде, как запущенный камень, а ручник сомнительно скрипнул, когда он выбрался и отправился обходить озеро. Обводя лучом фонарика неровную местность, Барри молился, что это был лишь один из чертовых канадских гусей.

— Только не Большой Боб, — прошептал он. — Пожалуйста, только не Большой Боб.

Обойдя примерно четверть озера, на предсказуемо илистом участке берега в свете фонарика Боб увидел первые белые перья, сухие и чистые, которые буквально дрожали на ветру, как будто все еще потрясенные тем, чему они только что стали свидетелями. Барри проследовал за похожими на снежинки в грязи перьями до самого большого их скопления среди деревьев, где белизна постепенно сменилась на алый — эти перья полностью неподвижные, пропитанные… мертвые.

Заметив кровавые следы, блестящие на поваленном дереве, он переступил через ствол и подвернул лодыжку о то, что ожидало его по другую сторону: останки двух белых лебедей с обмякшими и свернутыми длинными шеями и темными дырами на месте крыльев.

— Какого черта? — пробормотал он, водя фонариком в поисках недостающих частей, хоть и знал, что ни одна лисица не смогла бы удавить двоих взрослых лебедей за раз.

Начиная чувствовать себя слегка уязвимым наедине с тишиной, он перебрался назад через ствол и поспешил к озеру, решив, что эта работа может подождать до утра.

Маршалл оглядела разноцветную палатку, выставленную в торговом зале… и потом снова взглянула на Винтера.

— Я туда не полезу.

— Ну же, — сказал он. — У меня еще сорок минут до конца смены.

— Я — офицер полиции. Я не собираюсь прятаться от вашего…

— Черт! Дэн идет! — прошептал Винтер, будто через свой пышный зад, исчезающий в проходе.

— Винтер! Я не собираюсь… — опять начала она, однако замолкла, когда из-за угла донеслись голоса:

— Если он опять с той готичной девушкой, клянусь, я его уволю прямо сейчас.

— Ой, ради бога, подвиньтесь, — фыркнула она, ныряя внутрь как раз вовремя, когда две пары ног прошли мимо. Она гневно уставилась на Винтера: — Это смешно.

— Добро пожаловать в мою жизнь, — пожал плечами он. — Так что вы говорили?

Маршалл рассказала ему об их неожиданно продуктивном разговоре с Элоизой Браун и, согласовав это заранее с Чеймберсом, пригласила его на встречу следующим утром, чтобы по очереди обсудить с ними оставшиеся наброски.

— Я все еще не понимаю, к чему лавровые листья, — прошептал он, отпугивая малыша, пытавшегося забраться к ним.

— Это у них была своя фишка — сказала Маршалл, ничего не прояснив. — Он разбросал листья вокруг «Венеры Милосской»… Что-то связанное с искусством, браком и вроде бы нимфами?

— Ну, это все объясняет.

— Я прослушала, ладно? Но она абсолютно уверена, что это относится к ней.

— Значит… мы поместили ее под защиту, верно?

— Чеймберс все уладил. Но она уверена, что Коутс никогда бы ей не навредил.

Винтер выглядел неубежденным… а потом немного голодным:

— Хотите что-нибудь поесть… или, может, выпить?

— Что у вас есть?

— Буквально что угодно, — сказал он, обводя рукой супермаркет за закрытым проходом.

— Бутылку красного?

— Сейчас будет.

— «Мальбек» или «Бордо Бленд».

— Эммм. Я посмотрю, что могу добыть, — улыбнулся Винтер, уверенный, что уже все забыл.

— Но если «Мальбек», то французское или аргентинское. — Уже наполовину высунувшись из их укрытия, Винтер раздраженно обернулся к ней. — Мой отец разбирался в винах, — извиняясь, сказала Маршалл.

— Сомелье?

— Алкаш. О, и еще не помешало бы немного сыра или крекеров… И, Винтер!

— Да? — спросил он откуда-то снаружи палатки.

— Вы не могли бы еще захватить пластырей и обезболивающих? У меня начинает сильно болеть рука.

Винтер вернулся через несколько минут с «одолженным» ужином. К счастью, он не заметил выражения ужаса на лице Маршалл, когда он передал ей бутылку «Мерло» из… Она даже не потрудилась дочитать этикетку, чтобы узнать, кто признался, что он ответственный за создание этого.

— Я подумал, — сказал Винтер, — когда был у стойки с сыром, — уточнил он, сам не уверенный, почему эта деталь стоила упоминания. — Рискну показаться снобом…

Они собирались ужинать «Мерло» и сырными треугольниками Dairylea.

— …кажется вероятным, что Роберт Коутс и его биологическая мать, будучи наркоманкой, жили в социальном жилье… пока его у нее не забрали.

— Я могу это проверить. А что? О чем вы думаете?

— Что Альфонс и его мать-наркоманка тоже жили в социальных резервах.

— Вы думаете, эти две семьи могли проживать в одном и том же месте? — заинтригованно спросила Маршалл.

— Просто из сказанного вами мне кажется, что если статуи представляют события его жизни, а жертвы разделяют черты с людьми в его жизни, тогда получается, что места тоже должны нести какой-то смысл.

— Хммм, — сказала Маршалл, отчасти раздумывая, но скорее потому, что у нее был набит рот. — Знаете, если бы вы иногда говорили такую умную хрень при Чеймберсе, он бы подождал вас и мы бы не вели этот разговор в палатке.

— Но что в этом веселого? — улыбнулся Винтер, чокаясь с ней бумажным стаканчиком.

— Дорогая, я… — Чеймберс застыл в дверном проеме. Ева ждала его, скрестив руки и уже в пижаме. — …Извиняюсь за что-то? — спросил он со слабой улыбкой, потратив вечер, предназначавшийся для их свидания, на обыск кабинета Коутса. — Что я сделал?

— Что ты сделал?! Что ты сделал?!

Она подошла к телевизору и включила видеомагнитофон:

— …серийный убийца. Ведущий детектив дела детектив-сержант Бенджамин Чеймберс запечатлен здесь на месте последнего жестокого убийства, где…

Она выключила запись.

— А, — сказал Чеймберс. — Это.

— Это снова он, который делает статуи! Тот, кто сделал с тобой это! — Она указала на его ногу. — Ты мне обещал.

— Дорогая, я…

— Не надо мне твоих «дорогая»!

— Хорошо, — сказал он, поднимая руки вверх. — Ева… Я пытался сказать нет, но…

— Ты пытался? — горько рассмеялась она. — Ты недостаточно сильно пытался! Ты сказал им, что это дело тебя чуть не убило?

— У них есть все файлы.

— И ты сказал им, что до сих пор не можешь пройти холл на работе, не остановившись передохнуть?