Елена Костюкович - Цвингер Страница 37

Сестра на завод звала работать, сама работала на штампах. Опасная работа — там всем руки отрывало. Сестре повезло, она и посейчас с руками. Но лимит оказался враньем, ей квартиру и не дали, а на съемную квартиру муж однажды из Ижевска приехал погостить — вот Игореша и родился. И кончился сразу и Надин лимит, и все их надежды на квартиру, Наде пришлось вернуться в Ижевск. Потом у нее второй сын родился, назвали Вова, так что он не жил. Он попал под машину в детском возрасте…

…Виктор слушал ужас этот доверительный и подскуливал в душе. Согласился подвезти, так за это полагаются потоки абсурда ненужного? И глазу не на чем отдохнуть… За окном миланщина: ажурные стеночки по периметру складов, яркоокрашенные лебедки, насыпные горы. Это после войны вывезли из центра руины от бомбежек, создали рельефы для скоростных спортивных спусков. Отжившие фабрики с расколотыми окнами ждут превращения в выставочные галереи, в молодежные центры. Тут же выставка-продажа бетонных каких-то локулов кладбищенских, а может, развлекательных теремков для детворы.

…Любина повесть меняла направление. Главной темой становилось не социальное, а женское. Люба всегда была красивей всех. На танцах в Ижевске, жили в новом Ленинском районе на том берегу Ижевского пруда, это как будто отдельная деревня, все всех знали, она парней отбивала у старшей сестры, та просила в иные вечера на площадку не приходить, и если Люба вечерок пропускала, то это сестре Наде было в плюс. Но Люба выскочила замуж поперед двух сестер. Первого своего мужа Бурова любила очень. Он женихом, бывало, уже под домом стоит, а она, чтобы хорошо выглядеть, голову моет, часто шампуня не было, ну так стиральным порошком «Славянка» или «Лотос». Мыла голову хоть и два раза в день. Бурова обихаживала, он всегда был стираный-глаженый, она его стригла, берегла. Но пил. И с соседкой застала, когда домой не вовремя пришла. Надо было развестись. С Буровым имущество пополам — тебе наволочку, и мне наволочку, тебе шифоньер, и мне шифоньер. Он потом никогда про дочерей не узнавал и сам их видеть не являлся. Сказали, замерз по пьяни года через два или три.

Сама Люба с семьдесят третьего, со своих восемнадцати лет, и до самого конца Советской власти проработала электриком на Ижевском машиностроительном заводе, который (вполголоса) следовало бы звать по правилам Ижевским оружейным, о том и знают же все. Только по международной обстановке получалось, что нельзя было это вслух, так «машиностроительный». Завод знаменитый, подруге недавно звонила, подруга сказала, скоро на двухсотлетие будет торжественный молебен и сам патриарх Алексий справлять этот молебен из Москвы прилетит.

Во времена Советской власти, считалось, выпускали сельхоз-инвентарь, мебель и другую гражданскую продукцию. Мирные рельсы. А люди знали, работали на военку. Делали магнетроны. Снаряды делали и автоматы. Только плохо, что у Любы начался ревматизм. В цехе давали путевку каждый год. Вобще жизнь была классная. Ездила в Судак, в Ялту отдыхать. Там видела море. Там было классно.

Мужчины любили сильно за характер…

— Я думаю, все-таки за красоту, — вяло перебил Виктор, тут уж промолчать было бы жутко невежливо.

— Это уже когда завод кончился, с девяностых. Ну и пошла работать на спецквартиру, тогда было это не положено рассказывать. Платили хорошо, работа очень спокойная — сидишь на этой спецквартире да ждешь гостя с Москвы или каких-нибудь с комитета, с центра. Поддерживаешь спецквартиру в порядке, себя саму тоже. И там сидела, смотрела телевизор и чай с вареньем пила. А приезжали гости, умела принять по-особому. Порошок там дать, банки поставить, спину растереть да и просто настроение поднять ласковым словом. Были такие, кто давно из дому в отъезде. Им носки, бывало, постирать, пуговицу пришить. Покормить обязательно. Ну и еще прочее своим путем, понятно. Почти все они… Ну а ясно, от жены сколько дней далеко. Эти командировки бывали у них на объектах и по месяцу.

В общем, работала бы и работала сколько бог послал. Да, как назло, явился в Ижевск этот Динар. Горячий такой румын. Так называли — румыном. Но по-Любиному, цыган. В ранние времена, пока сильнее любила, звала его Маугли. Дикаренок такой, румын, цыганенок, на одиннадцать лет младше. Увидел в автобусе, пошел за ней от остановки. Было невозможно не пустить, настырный. Хорошо, что девчонок не было дома как раз. Это было утром, и девчонки в школе.

А так, по жизни, возил товар на базар на ижевский. Сперва он только приезжал раз в месяц. Пока так, хорошо. Совмещала Маугли со спецквартирой. А потом он начал справки наводить и заставил Любу с работы уйти. Потребовал, чтобы шла торговать на базаре «Металлург». Начались кооперативы и частная собственность.

Что делать, взяла расчет, пошла торговать. А это стыдно. Все ее знают, много людей с завода приходило. Видели, что торгует, — головы не поднимала, куталась.

Дальше Динар этот стал наезжать в Ижевск чаще и стал жить — у Любы после размена с Буровым сначала имелась однокомнатная, а потом уже она себе получила от завода снова в Ижевске двухкомнатную квартиру. И две дочери. И две собаки и две кошки — некоторых сам Динар приносил, потом бросал, она выхаживала. Потом Динар зарезал собаку, собака ночью повизгивала (сны ей снились). Вывел из квартиры на пятый этаж и прямо на лестнице зарезал. Пришел и велел кровь замыть. Тогда Люба начала понимать, что с Динаром страшно. И потом в деревне молдавской страшно дрались они с братьями, с отцом. Их четверо, все огромного роста — кидались друг на друга — черные, жгучие. Свалка, страх. Свекровь их не смогла растащить, упала, спазм в горле, пена. Тогда перестали, а то и в ножи.

Но пока еще в Ижевске, Динар пожил в доме и начал приставать к старшей дочке Любы, Насте. И Любу стал пугать. Требовал продать квартиру — ну потому что эти мужики, они же относятся, как если у крестьянина кобыла или свинья, надо использовать, выжать. Требовал, чтобы Люба занимала для него денег. Она занимала под проценты. Ей начали звонить и запугивать. И положение стало такое, что впору в петлю. Она и думала повеситься, но еще Нина была очень мала, двенадцать лет, куда ей одной без матери.

А Динар потребовал купить ему машину «КамАЗ». Чтобы возить товар в Москву. Он бил, а Люба не жаловалась в милицию, понимала — отсидит Динар по ее жалобе пятнадцать суток, его отправят в Черновцы, он сойдет на первой станции, вернется и ее зарежет.

В общем, Люба назанимала денег столько, что отдать долги можно было, только если продать квартиру. И уехала с ним на Украину возле Черновцов, они вдвоем забрали из детприемника его сына, тоже Вову, — тот весь во вшах, чесоточный, шесть лет, до детприемника спал на улице, искал и сдавал бутылки, хлеб покупал на них. Как они его в первый раз отмывали! Не забыть. Вова хотел в кастрюльке мыться. В ванну невозможно было всунуть. Визжал. Не знал, какого вкуса мороженое. Этот детприемник был в Ивано-Франковске. Всю его одежду с персолью кипятили. Мать утонула по пьянке. Хочется думать, что утонула. Как бы Динар ей не пособил утонуть. Очень ревнючий и лютый.

В деревне в молдавской… Семьи ночуют вповалку, в одной комнате в летовке, хотя у каждой семьи есть парадный дом в пять или шесть горниц, вылизанный, с обстановкой, с водопроводом, но туда не ходят. Никогда не ходят. Не принято. Только по праздникам показывают гостям. Ковры вешают, марафет наводят. А сами в отхожие места, в выгребные, модель «скворешник». Живут в грязи, мизгирей всюду полно, тараканы, тенета как занавеси, страшно. А в доме полы лаком покрытые, но туда заходить нельзя.

К Любе бабы приглядывались, она в джинсах, они до пола в платьях, религиозные. Плевали в ее сторону. А вот сейчас Люба их встречает в Италии, сюда в Милан вся та деревня переехала на заработки, какую женщину спроси, всякая скажет, разведена. У ней там муж на Украине или в Молдавии. А спросют — разведена. И каждая мужика ищет. А ведь это они в ее сторону плевали-то.

Когда приехала в семью Динара, ей дали в руки сапу и пустили в поле кукурузы. А Динар все спит, а по вечерам ходит пить с ребятами. С базара в ресторан. Купил ворованный «КамАЗ». Полгода они с друзьями его перебирали, но первый рейс в Москву — гаишники сразу заловили, разглядели на моторе сбитые номера. Полгода «КамАЗ» стоял на штрафплощадке. Полгода Динар требовал с Любы денег дать откупного, чтобы машину вернули.

Люба опять въезжает в предыдущую тему, про баб в длинных юбках, те же самые бабы сейчас в Милане, юбки у них уже не длинные, так задирать, наверно, стало нетрудно.

— Так вы встречаете украинских соседок тут, в Милане?

— Встречаю! Ха! Да тут с нашей деревни, с Динаровой, которая возле Черновцов, наверно, все женщины в Милане! В деревне одни мужики с детьми пооставались. И меня пилил Динар день и ночь — езжай в Италию, найдешь работу, будешь мне деньги отсылать…