Михаил Март - Мертвецы не тоскуют по золоту Страница 37

Сойдя с автобуса, Роман прошел лесом и вышел к берегу реки. Народу стало меньше. В основном остались те, кто разбил здесь палатки. У опушки стояло четыре машины, но "скорой помощи" среди них не оказалось. Глубокие следы, примятая трава говорили о долгой стоянке, даже масляные пятна остались.

Роман осмотрелся. Неподалеку располагалась палатка. Девушка в купальнике колдовала над котелком. Он подошел ближе, втянул воздух и сказал:

— Тройная уха. Вкуснятина.

Девушка улыбнулась.

— Вы давно тут обосновались, хозяюшка?

— Третий день.

— Видели, тут "скорая" стояла? Я шофера ищу. Он у меня насос попросил и уехал.

— Точно сказать не могу. Шофера мы не видели. Приезжали милиционеры на мотоцикле. Долго обхаживали машину, а потом один из них сел за руль, и они уехали. Это сегодня утром все происходило. Шофера они не искали. Складывалось такое впечатление, будто они специально за машиной приезжали. Люди их не интересовали.

— Странно. Ну спасибо.

— Это за что же? Вашего насоса у меня нет.

Сироткин отправился в обратный путь. Ему казалось, что за ним наблюдают. Озираясь по сторонам, он вышел на шоссе и начал ловить попутку. Он не знал, как и где ему найти машину. Через три часа приедет Чайка и будет ждать его на окраине поселка, а у него нет транспорта. Пока в его доме находится золото, на угон он решиться не мог. Любое задержание чревато кошмарными последствиями. Тут надо зарыться в сарае и носа не показывать. Но золото жгло землю под собой, и Роман должен был его вывезти любой ценой.

Неожиданная мысль вызвала улыбку на его лице. Муж его родной сестры полгода назад купил "Москвич". Конечно, этот скупердяй машину не даст, но он торчит до семи вечера на работе. Они с сестрой работали на Втором часовом заводе с семи утра до семи вечера через день. Если они приезжали вчера на дачу, то сегодня оба работают, а машина стоит возле завода.

Сироткин отправился в Москву. К половине пятого он добрался до заводской проходной. Голубой "Москвич" зятя ожидал хозяина у обочины на другой стороне улицы. Пропажу заметят не сразу. Зять мотается по цехам, а не сидит у окна в кабинете, так что сестренка узнает о краже раньше.

Открыть и завести машину человеку, который проработал на автозаводе около семи лет, ничего не стоит. Элементарно, как хозяйке сделать бутерброд.

Через пять минут он ехал по Ленинградскому проспекту. Возле гостиницы "Советская" он остановился и позвонил сестре на работу.

— Привет, Женечка, это я.

— Привет. Позвонил извиниться за вчерашнее? В баню пригласил, называется.

— Завтра вам будет баня. А сегодня я намерен усугубить свою вину. Я сейчас тебе кое-что скажу, ты только не нервничай и выслушай меня молча. У меня возникли некоторые трудности, и позарез нужна машина...

— Можешь не продолжать. Коля машину не даст...

— Я продолжу. Мне известно, что он ее не даст. Я взял ее сам. Завтра приедете и заберете ее в целости и сохранности. Раз в жизни и на электричке прокатиться не грех. Найди его и предупреди, чтобы не устраивал истерик и не бегал по милицейским участкам. Всех вас целую.

Не дожидаясь ответа, он положил трубку и вернулся к машине. Облегченно вздохнув, Сироткин сел за руль.

Максим положил телефонную трубку на рычаг и отошел к окну. Несколько минут он неподвижно стоял и о чем-то думал. У него в запасе было достаточно времени до назначенной встречи, но ему не хотелось оставаться дома. Его беспокоило какое-то нехорошее предчувствие, однако ни страха, ни тревоги он не испытывал.

Максим собрал со стола необходимый инструмент, уложил его в сумку и направился к двери. Он взялся за ручку в ту секунду, когда раздался резкий звонок. Ветров распахнул дверь и увидел перед собой двух милиционеров. Лейтенант стоял первым, за его спиной толкался сержант.

— Максим Ветров?

— Он самый.

Появление милиции его не испугало. Он все еще не осознавал совершенного им и его дружками преступления. Это был сон, ясный и страшный, но не имеющий отношения к жизни.

— Кто у вас в квартире? — спросил лейтенант.

— Вы первый, кого я сегодня вижу. Плохая примета. Глаза продрал, а перед тобой участковый — значит, день пойдет кувырком.

— На вас поступило заявление, не валяйте дурака, Ветров. Вы всю ночь не давали спать соседям с нижнего этажа.

Максим кивнул и указал на соседнюю квартиру.

— И мне тоже не давали спать. Вам туда, лейтенант. Я человек тихий, мирный, сплю по ночам. Вот в сорок восьмой по ночам спать не любят.

— Кто там живет?

— Тот, кто ее снимает. Веселые ребята. Сейчас отсыпаются. Вам они вряд ли откроют. Хотите, помогу. Если кто-то до двери доползет, то мне откроют. С радостью им гадость сделаю. Они мне штопор так и не вернули. Зайдите ко мне в прихожую. Вас в глазок видно не будет.

Милиционеры переглянулись и зашли в квартиру. Ветров приблизился к соседней двери, прижал ухо и прислушался.

— Как в гробу.

Не долго думая он нажал на кнопку звонка и не отпускал руку, пока не услышал, как щелкнул замок. Дверь распахнулась. Перед ним стоял долговязый тип с растрепанной головой в женском халате.

— Извини, приятель. Иногда гости и днем приходят.

На площадку выскочил участковый, следом его помощник.

Уходя из дома, Ветров слышал за своей спиной дикую брань, разлетавшуюся по всему подъезду.

Через два часа он добрался до Барыбино. Загородный воздух был чище, но духота не отступала.

Максим Ветров не искал кладбище, ноги его сами привели на место. Детство крепко засело в его памяти, и он помнил все, что связано с беззаботными деньками. В воскресный день, несмотря на дождь, переходящий в зной, народ покорно навещал своих усопших родственников, убирая мусор, ставя цветы в банки и тихо сидя у плит и памятников.

Максим с сумочкой через плечо прогулочным шагом углублялся в конец кладбища и вышел на тихую аллею, где располагалась усыпальница купцов Кудасовых. За много лет здесь ничего не изменилось. На железной двери каменного мавзолея, выстроенного из черного мрамора, висел старый, ржавый амбарный замок. Вряд ли существовал где-то человек, имеющий ключ от усыпальницы.

Максим скинул на землю сумку, достал из нее синий сатиновый халат, монтировку и ножовку по металлу. Теперь он походил на местного рабочего. Однако в этой части кладбища находились самые старые захоронения, и посетителей здесь не было. Тишина. Кроме крика ворон, его никто не беспокоил. Ни единой живой души. Мир забытого праха и забвенных имен.

На монтировку замок не отреагировал. Ржавчина не проела его насквозь, и пришлось прибегнуть к помощи ножовки. Пилить пришлось долго. Немало капелек пота попало в скважину ржавого сторожа, но наконец замок раскинул свои клешни в разные стороны, став бесполезной железякой. Максим бросил замок в сумку.

Дверь скрипнула и приоткрылась. Из помещения пахнуло холодом и сыростью. Максим поднял с земли сумку и прошел вовнутрь. Выключив фонарь, он прикрыл за собой скрипучую створку и решил, что не мешало бы принести машинное масло и смазать петли, и еще он подумал о противогазе. Вонища стояла невыносимая. Ветров прикрыл нос платком и начал спускаться, обрывая головой и плечами густые сети паутины.

В круглом помещении усыпальницы находилось восемь гробниц, расположенных вдоль стен в форме подковы. Каждый саркофаг поднимался на метр в высоту. Стенки могильников были выполнены из черного мрамора, а крышки из белого. Надписи покрылись мхом, и прочесть имена не представлялось возможным. Под темными сводами слышались тревожные писки. Ветров пошарил лучом карманного фонарика по полу и увидел крыс. Они прятались за надгробия и забивались в щели. Животные издавали кошмарные резкие звуки. "Как бы их испуг не превратился в агрессию", — подумал Ветров. Он читал, как эти твари бывают опасны, если вступить с ними в конфликт. Максим достал монтировку и попытался сдвинуть одну из плит. Ничего не получилось. Все прикипело, срослось, и требовался лом. Ветров шел по кругу, и возле каждой могилы его ждало разочарование. Мраморные истуканы не хотели подчиняться. Он задыхался, устал и замерз.

Внезапно Максим вспомнил, как это делал старый сторож. По четырем углам каждой плиты находились бронзовые штыри, похожие на клепки с пятачок величиной. Они легко выдвигались из своих гнезд, если подцепить шляпку чем-нибудь острым. В ход пошло ножовочное полотно. Штыри в палец толщиной легко поддались, и он вынул четыре штуки в течение минуты. После небольшого усилия плита поддалась и сдвинулась с места. Могила пустовала, мраморные стенки сверкали, как новенькие, а на метровой глубине стояла початая бутылка водки, прикрытая пробкой с белым сургучом. Рядом лежала банка с высохшей килькой и стакан. Все сохранилось в первозданном виде. Ни одной пылинки.

— Да, — протянул Ветров, — дед Савелий помер и даже дозу не успел допить. Теперь такую водочку уже не производят. "Белая головка" утраченные времена.