Питер Бенчли - Остров Страница 37

– Настоящее создание ада, а?

Мейнард взглянул на пинас Hay, который плыл с подветренной стороны носа шхуны; его гребцы лихорадочно работали веслами, стремясь избежать столкновения с надвигавшимся на них черным корпусом. В это же время на его мачте взвился маленький красный вымпел.

Хиссонер, тоже увидевший вымпел, крикнул:

– “Жоли-Руж”[12]поднят, ребята! Жмите, и у вас будет возможность попировать!

– Что это за флаг? – спросил Мейнард у Бет.

– “Жоли-Руж”? “Нет пощады”.

– Я думал, что он и так никого не щадит.

– Это воодушевляет ребят.

Пинас находился в нескольких футах от кормы шхуны, когда, по неслышному сигналу, передний гребец вытащил из воды весло и передал его снайперу. Тот поднял его наподобие гарпуна и заклинил им руль, всунув весло между рулем и ахтерштевнем. Шхуна сразу же стала двигаться медленно и ровно.

Мужчины теперь вопили, выкрикивая дикие, несообразные проклятия адресованные врагу, богу, морю и друг другу. Они бросились на руль шхуны и, как пауки, полезли на корму.

С пылающими волосами, сверкая глазами, с кинжалом в зубах и топориком в руке, Хиссонер, наступив на Мейнарда, выскочил из пинаса и проорал:

– Мы заключили договор со смертью, и с адом мы в ладах! Со шхуны доносились визги, крики, топот и редкие выстрелы.

– Пошли, – сказала Бет. Она бросила свободный конец цепи Мейнарду, подняла свои юбки и перескочила на руль.

– Я?

– Пошли, или тебя убьют на месте, – она кивнула на корму пинаса. Вплотную к ним стоял другой пинас, так что они блокировали ему подход к рулю. Из толпы вопящих, изрыгающих проклятия пиратов вылетел нож, пронесся, крутясь в воздухе, над успевшим пригнуться Мейнардом, и вонзился, задрожав, в руль шхуны.

Обмотав остаток цепи вокруг шеи, Мейнард прыгнул на руль и стал карабкаться. Руки и ноги его соскальзывали, но, цепляясь ногтями за болты, борозды и трещины в корпусе, он все-таки забрался на корму.

Нижняя палуба шхуны была похожа на взбиваемый коктейль – все бегали и орали. Рулевой лежал у ног Мейнарда, и голова его представляла собой серо-красное месиво.

Чуть подальше на палубе лежали двое других из команды, один был почти обезглавлен, другой, опираясь на планширь, уставился отсутствующим взглядом на вывалившиеся кишки.

Пригибаясь от шальных пуль. Бет потащила Мейнарда вперед.

Hay взобрался на борт посредине судна, задержался у поручней и помог перебраться мальчикам. Как только ноги Мануэля коснулись палубы, он умчался, пригибаясь, останавливаясь, выглядывая, приседая, – как ласка, подумал Мейнард, ищущая добычу.

Юстин одеревенел от страха. Наклонившись к нему, Hay сказал ему несколько слов. Юстин достал “вальтер” из кобуры, дослал патрон, и тоскливо шагнул вперед.

Мейнард увидел, как Мануэль прижался к рубке. Медленно, с бесконечным тщанием и терпением, он вытащил из кармана гарроту – две деревянные палочки, соединенные проволокой. Он на что-то нацелился – Мейнард не видел на что – и отключился от всех посторонних звуков и движений. Его тело двигалось гибко, бесшумно, казалось, не касаясь палубы.

Из-за дальнего угла рубки показалась женщина. Она бежала, оглядываясь в панике, и не видела Мануэля, пока он не прыгнул на нее и не обвил ногами ее талию. Она, вероятно, не увидела его даже тогда, ибо не успела она повернуть голову, как он обвил ей шею проволокой и резко растянул ее концы.

Мейнард видел, как вылезли ее глаза и язык высунулся изо рта, затем она упала, с Мануэлем наверху, пьющим, как пиявка, из нее жизнь.

Помощник Hay крикнул и указал наверх. Длинноволосый молодой человек в потертых джинсах карабкался по оснастке вверх – отчаянная и безнадежная попытка бегства. Помощник достал свой пистолет и нацелился было на беглеца, но Hay хлопнул его по руке. Он встал на колено рядом с Юстином.

– Нет! – заорал Мейнард. Бет дернула его за цепь, дабы угомонить.

Улыбнувшись, Hay сказал:

– Хирургия, писака.

Мейнард беспомощно смотрел, как Юстин, подняв двумя руками пистолет, прицелился из “вальтера” в лезшего наверх беглеца.

– Жми, – сказал Hay, – жми медленно.

Юстин кивнул, закрыл один глаз и нажал на спуск. “Вальтер” подпрыгнул у него в руке. Пуля с визгом прошла сквозь оснастку корабля, и беглец пригнулся.

Hay пробормотал что-то Юстину и поддержал его руку своей. Мейнард услышал слова Hay:

– ...когда будешь готов.

На этот раз визга пули слышно не было, только “хлоп”, когда пуля ударила в плоть. Беглец схватился за грудь, показалась кровь. Он падал вперед, прямо и изящно. Подбородком он задел за штаг, и ноги его пошли по кругу – как у канатоходца, собирающегося совершить сложное сальто, – пока подбородок не отцепился; затем тело его стало падать горизонтально, как бы приготовленное для похорон, и распростерлось на крыше рубки.

– Тюэ-Барб! – выкрикнул Hay.

– Тюэ-Барб! – подхватил его помощник.

Они хлопали Юстина по спине, хвалили его, кричали, называя его по имени. Вначале Юстин краснел, потом стал улыбаться, – ив нем вспыхнуло ликование. Он прыгал то на одной ноге, то на другой, руки его дергались. Он просто плясал от восторга и никак не мог остановиться.

У глядевшего на него Мейнарда возникло болезненное ощущение – он вспомнил день, когда Юстин был охвачен таким же возбуждением: когда Санта-Клаус оставил ему котенка под рождественской елкой.

Впереди и на нижних палубах все еще гремел шум сражения, и Hay с помощником и с еще одним человеком побежали к носовым люкам.

Юстин подошел к рубке, взобрался на нее и уставился на убитого им человека.

– Пошли, – Бет тянула вперед, стремясь поскорее начать рыться в добыче.

– Минуту, – сказал Мейнард. – Пожалуйста. Она заколебалась, затем отдала цепь Мейнарду и пошла вперед одна.

Мейнард приблизился к рубке.

– Юстин...

Мальчик не шелохнулся.

Мейнард услышал внизу, под собой, быстрые шаги. На какое-то время они пропали, затем снова послышались, но он не обратил на них внимания.

– Юстин...

Дверь рубки распахнулась в лицо Мейнарду, и из нее спиной вышел мужчина – тяжело дышавший, окровавленный, изрубленный. В руках у него была винтовка М-16. Взглянув вверх, он увидел Юстина и поднял М-16 к груди.

Мейнард двинул дверь плечом. Она ударила мужчину по спине, и тот дернулся, потеряв равновесие. Раздался выстрел.

Юстин резко развернулся и присел на корточки, подняв “вальтер”. Мужчина, удержавшись на ногах, вновь поднял ствол.

Мейнард прыгнул на него. Он обвил свободный конец цепи вокруг шеи мужчины, прижал ногой последние звенья цепи к палубе, и стал тянуть изо всех сил.

Его противник уронил винтовку. Он стал царапать пальцами звенья цепи, уже ломавшей ему дыхательное горло, лицо его синело. Мейнард тянул, пока у него не заломило руки и пока он не увидел, что у противника закатились глаза.

Тогда он снял цепь с его горла и откинулся в изнеможении на стенку рубки.

Юстин улыбался.

Все еще задыхаясь, глядя на убитого, Мейнард коротко спросил:

– Чему ты улыбаешься?

Юстин смотрел непонимающе.

– Дай мне пистолет, приятель. Хватит, уже, наверное. – Мейнард не глядя поднят руку, ожидая, что в нее ляжет оружие.

– Юстин... – начал он сердито. – Я сказал... – Он поднял глаза и увидел только небольшой черный кружок в медальоне вороненого металла. Четкий черный кружок на фоне расплывавшегося где-то вдали лица Юстина, перекошенного в кривой ухмылке.

Юстин держал “вальтер” дюймах в четырех от его лба, целясь прямо между глаз и на полдюйма выше переносицы.

Мейнард вдруг охрип.

– Юстин...

– Я – Тюэ-Барб!

Мейнард сфокусировал глаза на глазах Юстина – блестящих, недвижных, роковых, – зрачки его были большими, как изюмины. Мальчик был пьян.

– Хорошо. Тюэ...

– Они мне говорят, что ты мертв.

– Еще нет, но...

Вспышка ослепила Мейнарда, а грохот ударил по ушам. Когда к нему вернулась способность видеть, ствол “вальтера” оказался повернутым на несколько дюймов вправо.

Юстин, разразившись сопранным хихиканьем, соскользнул с крыши рубки и побежал к носу шхуны.

Мейнард остался на корме один. Шум впереди стих. Теперь оттуда слышались только голоса людей Hay, звуки передвигаемых и открываемых ящиков, и еще какой-то странный слабый шум, в котором некоторое время Мейнард не мог разобраться.

Он осмотрел небо, медленно поворачивая голову, избегая смотреть прямо на солнце, убийственно яркое для его глаз. Небо было пустым. Затем что-то блеснуло, как звезда. Он стал смотреть, закрыв глаза руками и глядя сквозь крошечные отверстия между пальцами, закрывавшими ослепительное сияние, так что он мог осмотреть небо вблизи солнца.

Снова отблеск, и на этот раз он увидел серебряного комара на желто-голубом ковре – самолет.

Он стал искать что-нибудь такое, чем можно посигналить – отражатель, зеркало, кусочек полированной стали. Ногой он задел задушенного им человека. Цепь. Он поднял звенья к солнцу, но они были тусклыми и заржавленными, и не блестели. Браслет часов. Он упал на колени и, перевернув тело, стал возиться с запонками. На мужчине часы были, но с пластмассовым ремешком, и в резиновом водонепроницаемом корпусе. Он просмотрел карманы в поисках монеты, перочинного ножа, зажигалки. Он разорвал на мужчине рубашку, надеясь обнаружить медальон или личный знак, и там, болтаясь на тонкой цепочке, оказалось позолоченное бритвенное лезвие – одно из ритуальных орудий братства наркоманов. Он отстегнул лезвие и поднял его к солнцу.