Джастин Скотт - Месть Страница 37

— Это безумие!

— Нет, — ответил Харден. — Это не безумие.

— Тогда что? — спросила она громко, поднимаясь и оглядывая его лицо беспокойными глазами. — Самоубийство?

— Это моя жизнь, — сказал Харден, — а не твоя. И это не самоубийство. А теперь — живо на палубу!

Ажарату крепко уперлась в пол ногами и встретила его взгляд.

— Ты можешь с чистой совестью сказать, что тебя не волнует судьба людей на том корабле?

— У них будет время спастись.

— Ты уверен? — спросила она ядовито. — Или просто так думаешь?

— Ажарату, мне незачем убеждать тебя. Возьми штурвал. Мы плывем вблизи судоходной линии.

Он опустился на пол кабины и начал ставить половицы на место.

Ажарату стояла над ним не двигаясь.

— Если хотя бы один человек не успеет спастись, ты станешь убийцей.

— Спасутся.

— Питер, ты не понимаешь, что ты делаешь.

Он холодно взглянул на нее:

— Штурвал!

Ажарату медленно поднялась по трапу. Харден закрыл ящик, затем поднялся на бак, чтобы распутать шкоты снятого паруса. То, что случилось со спинакером, не имело значения. У него был еще один, а, кроме того, в одиночном плавании он не сможет справиться с таким большим парусом. Нос «Лебедя» зарылся в воду, и Харден потерял равновесие. Ему пришлось бросить трос и крепко вцепиться в леер.

— Надень страховочный пояс! — прокричала Ажарату из кокпита.

Харден побежал к кокпиту, где оставил пояс.

«Даже в спокойном море, — вдалбливал он ей, — всегда надевай страховочный пояс, если работаешь рядом с бортом».

— Извини, — сказал он, застегивая пояс на себе. — Я забыл.

Он взглянул на нее. Ажарату напряженно сидела около штурвала. Его слова прозвучали глупо. Она называла его убийцей, а он извинялся за то, что не надел страховочный пояс. Ажарату встретила его взгляд горящими глазами.

— Чего ты хочешь?

— Ничего. Забавно: ты ненавидишь меня, но хочешь, чтобы я соблюдал осторожность.

— Ты думаешь, что я смогу одна плыть на этой чертовой яхте? — спросила Ажарату и вдруг разрыдалась. — Питер, ненависть здесь ни при чем. Послушай меня, пожалуйста.

Харден сел около нее. Эта истерика удивила его. В госпитале она всегда была спокойной, да, можно сказать, неприступной, а на борту яхты — неизменно жизнерадостной. Но сейчас расплакалась, как ребенок. Ее тело содрогалось от рыданий, и Харден обнял ее.

Ажарату прижала лицо к его груди.

— Мы столько всего вместе пережили... Я не верю, что ты способен на такое.

Харден сжал руками ее плечи, отстранил от себя и заставил взглянуть ему в глаза.

— А теперь ты послушай меня. Этот корабль погубил все, что я любил.

— Полюби что-нибудь еще, — ответила она. — Забудь мертвых, люби живых.

— Сначала я должен покончить с прошлым.

— Оставь прошлое в покое. Оно уже ушло.

— Еще нет.

— Ни один человек не может сказать, что ушло, а что нет.

— Черта с два не могу!

— Месть — это право Господа, а не твое.

— Я ждал, когда Он отомстит. Ты еще скажи, что «Левиафан» выполнял волю Бога, потопив мою яхту.

— Может быть это действительно была воля Бога.

— Лучше считай это деянием человека.

Лицо Ажарату окаменело, она перестала плакать.

Харден нервно встал. Яхта внезапно стала очень маленькой. Он шагнул вперед, но потом повернулся и снова схватил ее за плечи.

— Я скажу тебе еще кое-что, и понимай это как хочешь. Я думал, что схожу с ума. Меня терзали кошмары. Я погибал. До этого момента я знал наверняка, что должен потопить это чудовище.

— И у тебя не было сомнений?

Харден притянул ее к себе.

— Я боялся заниматься с тобой любовью. Я думал что ты расслабишь мою волю.

— И что?

— Наоборот, ты сделала меня гораздо сильнее.

— Каким образом?

— Ты напомнила мне, каким я был счастливым.

Ажарату вглядывалась в его лицо.

— А если бы я оказалась на «Левиафане», то ты все равно...

— Никакой разницы не было бы.

— Почему?

— Ты бы спаслась вместе с остальными.

— Почему ты в этом уверен? — спросила Ажарату, глядя ему в глаза.

— Ты не представляешь себе, насколько «Левиафан» велик. Он не потонет, как камень, и мгновенно не испарится. Он будет умирать долго.

— Питер, ты по-прежнему не в своем уме. Если он такой большой, то как ты его утопишь?

— Я знаю его изъян.

— Тебя убьют.

— Это не входит в мои планы, — сказал Харден, чуть улыбнувшись.

Ажарату высвободилась из его объятий.

— А что, если я попробую остановить тебя? — спросила она. — Что ты сделаешь, чтобы защитить свое право мести?

Харден посмотрел на нее и промолчал.

— Ты убьешь меня? — настаивала Ажарату.

Он холодно улыбнулся.

— Я уже об этом думал. В порту Монровии я высажу тебя в шлюпку и быстро уплыву.

— А если я сообщу властям о твоих намерениях?

— Тебя уже кто-то опередил. За мной охотятся на боевом вертолете.

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю.

— Тогда в любом случае все кончено. Ты не сможешь выполнить задуманное.

— Может быть.

— Что ты собираешься делать?

Харден слегка улыбнулся.

— Итак, ты хочешь выдать меня?

Ажарату яростно покачала головой.

— Я ничего не говорила.

— Я не могу рисковать.

— Что, если я дам тебе слово?

— Я буду подозревать, что ты успокаиваешь буйно помешанного.

Ажарату протиснулась мимо него и исчезла внизу. Харден поднял генуэзский парус, чтобы «Лебедь» снова набрал скорость. Пассат, который редко встречается так далеко на юге, постепенно крепчал, и время от времени спидометр показывал невероятную скорость — десять узлов. Яхта летела вперед, рассекая волны.

Наконец Ажарату вернулась в кокпит и целый час молчала. Ее лицо было замкнуто и лишено выражения. Харден следил за колебаниями стрелок спидометра. Ему показалось, что прибор поврежден. Нужно будет проверить скорость яхты по расстоянию, пройденному от полудня до полудня.

— Смотри, — внезапно сказал он, показывая на нос.

Ажарату не сразу последовала его призыву, но, когда она увидела радугу, танцующую в брызгах воды перед носом яхты, с ее губ сорвался возглас невольного восхищения.

— Какое чудо!

Цвета радуги были такими же четкими и чистыми, как свет в хрустальной призме. Радуга мерцала, как огонь бакена, появляясь, исчезая, снова появляясь, разбрасывая вспышки желтого, зеленого и синего цветов.

— Смотри! — выдохнула Ажарату.

Радуга окрасилась в красный цвет — такой же густой и яркий, как красная кардинальская шапка.

— Она похожа на кровь.

Харден мрачно глядел на радугу. Да, кровь. Как будто волны кровоточили, когда «Лебедь» рассекал их.

— У тебя есть план? — спросила она внезапно.

— А тебя это волнует?

— Я не хочу, чтобы ты погиб.

— Я тоже не хочу.

— Я не допущу этого, — сказала она энергично. — Я остановлю тебя.

— Не сможешь. Я же говорил тебе, что они уже знают.

— Нет, смогу.

Харден поглядел на Ажарату. Ее рот был упрямо сжат.

— Каким образом?

— Я заставлю своего отца использовать свое влияние в Либерии, Береге Слоновой Кости, Сенегале и Гане. Тебя поймают и арестуют.

— А тебе не приходило в голову, — спросил Харден, — что я могу сковать тебе ноги и выбросить за борт?

— Как рабыню?

— Перестань говорить глупости.

— Я чувствую себя твоей рабыней, — произнесла она тихо. — Но я знаю, что ты ничего мне не сделаешь.

Харден холодно посмотрел на нее. Если она так думает, он не сможет защититься.

— Ты думаешь, что мы возлюбленные, потому что занимались любовью при свете звезд?

Ажарату ударила его первым предметом, попавшимся под руку. Им оказался бинокль. Харден отшатнулся, закрыв лицо руками. Он был слишком потрясен, чтобы отвечать на удар. С диким выражением в глазах Ажарату подняла тяжелый бинокль, чтобы ударить его снова. Харден поднял руки, чтобы отразить удар. По его щеке текла кровь. Увидев ее, Ажарату заколебалась, потом опустила руку, и ее губы задрожали.

— О Боже, что я с тобой сделала!

Харден машинально взялся за штурвал, чтобы поправить курс яхты. Потрясенный свирепостью Ажарату, он глядел на кровь, которая попала с его ладони на штурвал.

— Господи! — вымолвил он.

— Я ранила тебя.

— Все в порядке.

Она опустила бинокль.

— Извини. Я никогда в своей жизни не делала ничего подобного, никогда не чувствовала такой злобы.

— Я не хотел этого говорить, — сказал Харден, осторожно прикасаясь к щеке. — Мне жаль, что так вышло.

Отстранив его пальцы, она осмотрела порез.

— Я хочу плыть с тобой, — спокойно сказала она.

Харден посмотрел на нее. Гнев ее прошел, она снова выглядела очень юной и уязвимой. Он переспросил:

— Что?

— Я плыву с тобой.

— Ни в коем случае.

— Я буду тебя сменять. Я сохраню в тебе силы. Ведь ты поэтому позволял мне до сих пор плыть с тобой?

— Забудь об этом.

— Ты должен взять меня.

— Нет, не должен.

— Да, должен. Я знаю, что ты не убьешь меня. Но ты знаешь, что я заставлю отца поймать тебя. Так что тебе придется меня взять.