Эрик Ластбадер - Кайсё Страница 37

— Даже Микио Оками?

Она бросила на него резкий пронзительный взгляд.

— Оками-сан находится в невероятном напряжении. Человек меньшего масштаба, вне всяких сомнений, не выдержал бы такой жизни.

Николас промолчал, зябко потирая закоченевшие на утреннем холодке руки.

— Вы будете помогать ему?

— Какие у него были общие дела с Домиником Гольдони, всесильным доном американской мафии?

— Что вы знаете о Гольдони кроме того, что он был доном американской мафии? — спросила Челеста.

— А что еще требуется знать?

Она печально улыбнулась.

— Прежде всего Гольдони был полувенецианец и, единственный среди всех капо, несицилийского происхождения. Кроме того, он обладал той особой интуицией, о которой остальные члены мафии могли только мечтать. Он предвидел, что дни Сэма Джанкано и подобных ему уже сочтены, и в мозгу его зрели планы относительно повой эры деятельности мафии. Связи дона в Америке имели решающее значение для Микио Оками в деле реализации его замыслов относительно того, как уничтожить Годайсю. — Она оценивающе посмотрела на него. — Надеюсь, эта дополнительная информация не поколеблет вас в вашем решении помочь Оками-сан?

Николас уловил озабоченность в ее голосе.

— Скажите мне, что для вас значит Оками-сан? Работодатель? Нечто вроде отца? Любовник? Или, возможно, все вместе?

Челеста рассмеялась.

— Какое чувство гордости испытал бы Оками-сан, услышь он ваши слова. Вам известно, что ему почти девяносто?

— Этого я не знал.

— Гм, он уже давно живет в Венеции, но и до приезда сюда... м-м... он поддерживал связи с наиболее влиятельными венецианскими семействами.

— Полагаю, одним из них было ваше.

— Мой отец пожертвовал своей жизнью за Оками-сан. — Она вытерла руки клочком бумаги. — Допускаю, что это может звучать для вас несколько неожиданно и непривычно.

— Вовсе нет. Я ведь наполовину азиат и понимаю, что значит долг.

— Да, конечно.

Чуть повернув голову в сторону, она смотрела, как из вод лагуны медленно поднимается солнце. Справа, на противоположной стороне Гранд-канала, в нежно-розовом свете виднелся собор Санта-Мария делла Салуте, а крылья венецианского льва над их головами казались охваченными огнем.

— Мои предки, или, по крайней мере, некоторые из них, прибыли сюда из Карфагена, — сказала она после некоторой паузы. — Они были мореплавателями, но также и философами, а еще, как говорят, великими учеными. Их очаг был разрушен, город превращен в руины, поэтому им осталось полагаться только на единственного надежного друга. И другом этим было море. Вот так наконец они оказались здесь, в Венеции. — Она повела головой по сторонам, а потом взглянула ему прямо в лицо. — Эти истории любил мне рассказывать дед. Он клялся в их правдивости, точно так же как клялся в том, что знает, где покоится лодка, на которой они прибыли. Он клялся, что она находится под фундаментом дворца, где вы были в прошлую ночь.

— Этот дворец был вашим домом?

— Теперь там живет Оками-сан, — ответила Челеста, причем в голосе ее не звучало ни грусти, ни горечи. — Я же сейчас обитаю в другом месте, более уединенном, вдали от Гранд-канала.

— А остальные члены вашей семьи?

— Оками-сан купил моей матери собственную квартиру — такую, что ей по силам содержать самой. Что касается моей сестры, то она больше не живет в Венеции.

Челеста повернулась в профиль, и, глядя на ее высокий с горбинкой нос, Николас представил ее на носу галеры, отплывающей из Карфагена через Средиземное море в поисках убежища, которым впоследствии окажется Венеция.

— Полагаю, что в свете истории судьба моей семьи совершенно типична. Мы научились привыкать ко всему: к меняющимся временам, к неизбежности и, что самое важное, к политике. Мой отец занимался производством тканей: бархата, кружев, шелка и тому подобных. А дед мой разработал технологию выработки особой муаровой парчи, и эта технология до сих пор является монополией нашей семьи. Предки Оками-сан родом из Осаки, и в свое время они занимались галантерейным бизнесом. Оками-сан и мой отец моментально нашли общий язык, оба были в равной мере горды и прагматичны. По своим взглядам родственники моего отца были очень близки людям с Востока, и им не составило большого труда понять, почему Оками-сан хочет купить их компанию. В конце концов, они остановились на партнерстве.

Значит, партнерство было абсолютно законным и являлось прекрасным предлогом для пребывания Оками в Венеции, — по некотором размышлении добавила она.

— Меня же интересует только один вопрос — что Оками сделал для моей семьи. — Николас почувствовал, что Челесте не было дела до того, с какой интонацией была сказана эта фраза.

— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос. Вы поможете ему? — Она мягко перевела разговор на волнующую ее тему.

Мысли же Николаса вернулись к той ночи, когда Оками рассказал ему о грозящей опасности.

— Дело тут вот в чем, — сказал тогда Николас Оками. — Весь вопрос в опознании — ведь мы даже не знаем, кого пошлют, чтобы убить вас. Существует также вопрос времени: следует признать, что у нас его мало. В этих исключительных условиях наш выбор очень ограничен. Не будет ничего хорошего в том, что вы вдруг заляжете на дно, — поскольку вы должны продолжать работу над своим планом, а не имея возможности маневра, вы ничего не сделаете. Так же не будет ничего хорошего и в том, если мы приставим к вам круглосуточную охрану, — потому что тот, кого пришлют, просто воспользуется точным хронометражем вашего времени и к тому же вполне сможет вычислить место, где мы вас прячем. Я же окажусь в невыгодном положении. В подобных безнадежных условиях я не могу позволить себе этого. Моя задача уже осложнена тем, что я не представляю себе, с кем мне придется вести борьбу.

— Таким образом, ты хочешь сказать, что нам объявили шах? — холодно посмотрел на него Оками.

— Вовсе нет. Я хочу лишь сказать, что экстремальные условия требуют экстремальных мер.

Предавшись этим воспоминаниям, Николас вдруг вздрогнул, как будто его пронзил холодный ветер с площади, однако тот вечер никак не хотел уходить из памяти.

— Для того чтобы помочь вам, я должен стать магнитом.

— Магнитом?

— Да. Можете назвать это живым щитом. То, что мне необходимо, так это переориентировать действия убийцы с вас на себя.

— Я сделаю то, что в моих силах, — вернулся Николас к действительности.

— Да, я знаю, — кивнула Челеста. — Вчера, после того как вы ушли, мы детально обсудили с Оками-сан все наши возможности. Оками-сан был в вас уверен, но мне самой хотелось услышать это от вас лично.

Она бросила взгляд на море.

— Мне необходимо рассказать вам о трех людях, составляющих внутренний совет Кайсё, — потому что один из них оказался предателем, желающим смерти Оками-сан. Во внутренний совет входят оябуны, стоящие во главе трех основных кланов якудза. Тэпуо Акинага, Акира Тёса и Томоо Кодзо. — Она предъявила ему три фотографии. — Всех троих следует считать виновными до тех пор, пока вы не докажете их невиновность. Предупреждаю вас: вы не должны доверять ни одному из них.

Николас принялся разглядывать фотографии, запоминая лица. Затем взглянул на нос.

— Оками-сан — не ваш любовник, но вам он очень дорог, поскольку раньше вы говорили, что нагрузки, которые он выдерживает, давно бы убили человека меньшего масштаба.

— Все верно.

— А тем не менее он дожил до девяноста.

Она резко поднялась.

— Давайте пройдемся. Я замерзла.

Челеста спрятала руки в карманы жакета, и они пошли вниз по набережной. Над головами их с громким воркованием кружили голуби, слышались крики уличных зазывал, соблазнявших бесплатной поездкой на Мурано в гости к всемирно известным стеклодувам. Их голоса перекрывали даже тарахтенье лодочных моторов. Временами голуби пролетали так низко, что в прохладном воздухе слышалось хлопанье их крыльев.

— А сейчас я скажу вам то, о чем не знают даже члены внутреннего совета открою вам тайну Кайсё: он владеет корёку.

Корёку — огненной стрелой пронеслось у него в мозгу.

— Микио Оками владеет Освещенной энергией?

— Именно она позволила ему выжить все эти годы, — ответила Челеста. — В этом и заключается ответ почти на все ваши вопросы, не так ли? Девяносто с лишним, а силы и настойчивости, как у пятидесятилетнего.

Чтобы сдержать участившееся сердцебиение, Николасу пришлось взять под контроль дыхание. Мозг среагировал мгновенно. Корёку — ведь это же путь в Сюкэн. Если Оками действительно постиг Освещенную энергию, то он сможет дать ответ, способен ли Николас достичь этих высот. Корёку — переходное звено, вход в Сюкэн. Наконец-то сможет он найти разгадку тайны своих древних предков — возможность сочетаемости Аксхара и Кшира, Света и Тьмы, двух противоположных полусфер Тау-тау, — неужели ему предоставляется такой случай? Да, но только если он обеспечит безопасность Оками.