Владимир Ераносян - Крестная мать Страница 37

Столица государства кишела обилием костелов, кирх и церквей, принадлежащих разным конфессиям. Горожанина не удивляли молельные дома евангелистов и свидетелей Иеговы, синагоги, мечети и даже храм Будды. Ничего не поделаешь. В большом городе добропорядочных католиков встречаются евреи, они ходят к раввину, турки предпочитают муллу, русские, их в столице только не хватало, слушаются своих попов. Попы у русских разные. Одни почитают митрополита Ювеналия — архипастыря Свободной русской православной церкви, штаб-квартира которой находится в Нью-Йорке, другими правит из Москвы Московский патриарх. Патриарх и Ювеналий друг друга не признают, соответственно, не признают друг друга попы, казалось бы, одной веры, обмениваясь время от времени разоблачениями.

Лишь пять месяцев спустя после встречи Лены с Симеоном появилась заметка в популярной бульварной газете, выходящей под титулом "Скандал". Могла и не появиться, но случилось так, как случилось.

"Мы не собираемся никому подыгрывать в этой бесконечной перебранке русских попов, — писалось в ней, — но информация, которую предоставили редакции заслуживающие доверия источники, вполне достойна быть опубликованной в "Скандале". Главный русский поп в нашем городе епископ Симеон, возможно, скоро станет папой. Мамой готовится стать дочь другого русского попа — протоиерея Родионова, настоятеля небольшого прихода Московской церкви. Этот служитель культа скоро станет дедушкой. Факты указывают на то, что его красавица дочь Елена беременна не без энергичного участия епископа Симеона. Неизвестно, будут ли вышеперечисленные лица так себя называть, но что касается новорожденного, если ему суждено появиться на свет, то ему будет еще сложнее решить, кого как величать, ведь его папа в свое время принял обет безбрачия и является по сей день монахом.

Искушенные в деликатных вопросах эксперты "Скандала" предположили, что скорее всего согрешивший монах получит хорошую взбучку в Москве. Человеческие слабости по обыкновению влияют на карьеру. Но попа нам не жалко, жалко еще не родившегося малыша, который никогда не сможет сказать родителю слово "папа" и лишь потому, что монахи не бывают папами.

Однако "Скандал" пока не берется наверняка прогнозировать, что все же произойдет на самом деле, Дождемся, когда вылупится птенчик. Остается надеяться, что скорлупу не разобьют раньше срока, хотя из тех же источников нам стало известно, что это сделать уже поздно.

Мы даже не уверены, накажут ли московские иерархи своего епископа, в Московии ведь привыкли открещиваться от собственных пороков, кивая на других".

Больше всех выходу этой публикации радовался прислужник кафедрального собора. Именно от него репортеры и узнали о монахе-распутнике. Прислужник знал о епископе много чего, в том числе то, чем занимался Симеон в соборной часовне с мальчиками церковного хора. Но эту информацию прислужник решил придержать, иначе бы Симеон понял, что это за источник, который бульварная газетенка назвала заслуживающим доверия.

К счастью Симеона, обо всех его наклонностях в "Скандале" не сообщалось. Но и того, что было опубликовано, хватило, чтобы у Симеона случился удар. Правда, слег он ненадолго, всего на два дня. Его подняло с кровати чувство страха, нужно было что-то предпринимать. Одолевшая паника мешала собраться с мыслями. Для него это была катастрофа. В КГБ и Синоде, конечно, узнают о случившемся, ему не миновать опалы! Отлучения! Кто же подсунул такую собаку? Скорее всего, отец Дмитрий, эта девка наверняка все рассказала любимому папочке, может, они сговорились, чтоб ему отомстить. Симеон перебирал версии: "Что теперь будет? Так, без паники, надо успокоиться. Что здесь можно сделать? Бульварная газетенка… желтая пресса… Может, до Москвы не дойдет. Да нет, на это надеяться нельзя. Может, там уже знают. Если бы эта гадость была опубликована в центральных газетах — пиши пропало. А что, если перепечатают? Тихо-тихо, не паникуй. Думай. Стоп. Они там намекнули о перебранке русских попов… Катакомбники… Белогвардейское отребье митрополита Ювеналия… Это же подсказка. Можно все списать на эмигрантскую церковь. Может, так оно и есть? Может, они и постарались? Конечно… Дмитрий, сволочь, рассказал именно им. Ах, сволочь!

Так, уже легче. Итак, все отрицать. "Ювеналисты" постоянно льют грязь на московское духовенство. Спокойно… Сейчас же сяду настрочу донесения в КГБ, другое в отдел по делам религии при ЦК КПСС и третье конечно, в Синод, значит так, ювеналисты состряпали фальсификацию в отместку за мои выступления на симпозиумах, за мою непоколебимую веру в справедливость нашего строя… Дмитрия обвинить в связях с нью-йоркской штаб-квартирой СПЦ… Личный агент Ювеналия. Все вяжется. Лучшая защита — нападение. Кагебешникам как раз нужны такие дела для отчетности.

…Этот ублюдок Дмитрий будет отпираться. Ему никто не поверит. И этой бульварной газетенке. Надо же, беременна… Почему это она беременна от меня? Почему потаскуха не могла залететь от кого-нибудь другого? Нет, меня голыми руками не возьмешь… Единственное доказательство — еще не родившийся ребенок. Блудница! Почему аборт не сделала? Похоже, как только он родится — предстоит большой скандал, шумиха вокруг моего имени, экспертизы, ехидные заметульки этих писак. Так… Что можно сделать здесь? Ребенок — их козырная карта. Этот козырь надо вытащить из колоды до начала игры. Но как? Доверять никому нельзя. Продадут. Избавиться от ребенка — выкрасть и отдать в приют. А пока — упор на происки американских марионеток — прислужников Ювеналия…"

Ветки с листьями разлетелись во все стороны. Боря кромсал кусты секатором, и это занятие его с горем пополам успокаивало. Он неистово щелкал ножницами и откусывал бы ветки еще долго, если б не замер от неожиданности. Голос Лены окликнул его сзади:

— Боря, ты явно переусердствовал с кустами. Или ты решил сравнять их с землей?

— Пожалуй, тогда будет идеальный газончик, — оглянулся Боря. — Значит, ты спала с этим монахом? Интуиция меня не подвела. Еще тогда, у собора я понял, что ты спала с ним. Ты беременна от него? Значит, этот бородатый козел в мешке для тебя лучше, чем я?

— Боже, что ты говоришь… — Она подумала, что лучше раз и навсегда объясниться с Борисом, чем возвращаться' к этому бессмысленному разговору еще когда-нибудь. — По-твоему, выходит, я легла в постель из большой любви?

— Значит, спала… — сжал кулаки, задыхаясь от ненависти, Борис. — Все правда! На что же ты купилась, милая! Он тебе заплатил? Или ты хочешь сказать, что он тебя изнасиловал?

— Закрой рот! Мне пришлось сделать это. Заладил: спала… А все по твоей милости. Другого от неотесанного садовника ждать не приходится… Хотя я не думала, что ты настолько глуп.

— Ну, этот святоша, конечно, он умный. Ты купилась на его интеллект. И вы, конечно, общались на расстоянии.

— Боря, неужто ревность парализует твои мозги? Тогда куда ни шло. Но если они всегда работают с такими напрягами, то я в тебе ошиблась. Не ты ли к иконе приделал ножки?

Боря съежился.

— Ты удивлен? Ну надо же! А ты ведь хотел, чтобы я расплатилась за "Клеопатру"? Расплатилась своим телом. Не повезло тебе. Я расплатилась за твой подарок с другим. Когда обнаружилась пропажа, епископ Симеон припугнул стереть в порошок моего отца и дал понять, что только я могу повлиять на ход событий. Как видишь, он держит слово. С иконой все замяли.

Борис стоял как вкопанный, вытаращив глаза.

— Что, доволен? Да, я с ним спала. И я беременна… Это будет мой ребенок, так распорядилась судьба.

— Я убью его, — вырвалось из уст Бориса.

— Делай что хочешь — у тебя своя голова на плечах, — сказала Лена, — я не стану биться в истерике и кричать навзрыд "Не смен!" Делай как знаешь… Но будь уверен, мне безразлично, что произойдет с этим монахом. Чему быть, того не миновать, но лучше бы этому не быть, честно говоря. Мы с тобой, Боря, и так сделали столько ошибок! Одна сплошная ошибка. Я не хочу, чтобы ты снова влез из-за меня в какую-нибудь авантюру.

— Все из-за меня… — опустил голову Боря. — Лена, почему ты не сказала тогда? Я бы не допустил этого. Я виноват перед тобой, как искупить?..

— И твоя любовь ко мне — тоже ошибка. — Лена, казалось, говорила в пустоту. — В чем, интересно, ты виноват передо мной? В том, что потворствовал моим капризам, выжимая себя до капельки, в том, что позволял взбалмошной девчонке играть собой? Боря, пойми, ничего бы у нас с тобой не вышло. Я всегда смотрела на тебя стеклянными глазами. Ты твердил мне, что я красива… У красоты стеклянные глаза? Я говорю тебе правду и прошу усвоить ее раз и навсегда. Не страдай моими страданиями, не бросай уголь в топку моих иллюзий. Пусть догорит последний уголек, и я заживу, наконец, так, как предопределилось… Спокойно и без лишней суеты, уповая на Господа. — Она положила руки на живот. — Видимо здесь мое предназначение, я буду воспитывать маленькою. В этом смысла больше, чем в тысяче неосуществленных мечтаний.