Иори Фудзивара - Тьма на ладони Страница 38

Нами-тян внимательно посмотрела на меня, но не нашла что ответить. Майк тоже молчал. В эту минуту в бар заявилась помощница-европейка.

– Привет, хозяйка! – крикнула она, и Нами-тян ушла с ней на кухню.

Я посмотрел на часы. Без десяти шесть. Пора открывать заведение. Собрав со стойки бумаги, я затолкал их в карман и окликнул Майка.

– Я смотрю, контора у этой «Ёсинаги» – в районе Ногидзака. Это сразу напротив Управления обороны, верно? Как думаешь, там еще открыто?

– Да, обычно они до семи… А ты что, идти к ним собрался? Зачем?

– Да так… Раз уж все равно на Роппонги – загляну на всякий случай. На чашечку кофе с президентом Сугино.

– Да вы что, шеф? С температурой тридцать девять?! – вмешалась Охара. – Срочно домой – и спать! Иначе точно в ящик сыграете!

– Боюсь, что поспать мне сегодня уже не дадут…

Она взглянула на Майка:

– О чем это он?

– Ну ты же слышала, как папаша сэнсэю звонил? – усмехнулся Майк. – Наживка заброшена. Рыбка плывет на крючок.

Я с интересом посмотрел на него. Проницательный парнишка, что и говорить… Но Охара по-прежнему не понимала. И тогда он объяснил:

– Когда люди, связанные с якудзой, попадают в какой-нибудь крутой переплет, на сцене должен появиться их босс, который решит все проблемы. Такой уж у них сценарий, всегда и везде… Только что по телефону папаша сильно напугал Ёсиюки Ёду. Значит, те, кому велено контролировать ситуацию, уже зашевелились и скоро полезут на свет, как осы из гнезда. Да и те красавчики, что вчера сюда заглядывали, вряд ли смолчали в тряпочку. Наверняка уже рассказали кому положено, чем дело кончилось, пускай и приврали чуток… А разузнать, где наш дядя живет, для ихнего брата – раз плюнуть! Так что спокойного сна ему желать пока бесполезно…

– Так что же, он позвонил, чтобы выманить из логова якудзу?!

Майк кивнул. Побледнев от ярости, Охара стрельнула по мне глазами:

– Что за глупости?! Вот уж не думала, что мой начальник – такой беспросветный идиот!

– Согласен, – поддакнул Майк. – Но в случае с папашей остается только рукой махнуть. Горбатого могила исправит…

– Кстати, – вклинился я. – Если до «Ёсинаги» на такси добираться, дорога сильно забита?

– Забита – не то слово, – ответил он. – Парализована. На такси – полчаса, не меньше. А пешком минут за пятнадцать дойдешь.

– Ладно, тогда прогуляюсь… – Я повернулся к Охаре. – Тебя, кстати, все это уже не касается.

– Как это не касается? Я же выполняю приказ!

– Какой еще приказ?

– Начальник отдела Санада велел мне принимать у вас дела. А вы хотите, чтобы я не знала, что происходит? Как же я буду разгребать завалы после задания, которое вам поручал сам президент?!

– Ладно, – вздохнул я обреченно. – Сделаем так. Раз уж ты принимаешь дела – завтра утром я тебе предоставлю подробный отчет. А сейчас ты пойдешь домой. На сегодняшний день пока еще я твой начальник. Так что слушай мою команду.

– Я поняла. Но до этой «Ёсинаги» я все-таки вас провожу. Заодно загляну в один бутик на Ногидзаке, давно собиралась…

– Это уже твои проблемы. Делай как хочешь.

Я поднялся.

– Пиво было за счет заведения, – объявил Майк.

– Слабое место всех теоретиков, – покачал я головой и заплатил по счету.

Он вздохнул, но покорно взял деньги.

Я повернулся к выходу, но он окликнул меня:

– Поосторожней на улице. Сразу вряд ли что-нибудь случится, но как стемнеет – будь начеку. И не рискуй почем зря.

Я обернулся:

– Большего риска, чем на мотоцикле твоей сестренки, все равно не придумаешь!

– Это уж точно, – кивнул он, пряча улыбку.

Когда я открывал дверь, нам в спину пропели гитары. Джим Кроче затянул свою нетленную «Time in a Bottle».

Вопреки ожиданию на улице было свежо. Полуденная жара растворилась бесследно.

– Просто волшебная парочка, – пробормотала Охара словно самой себе. – Редко бывает, чтобы брат с сестрой так дружили.

– Да уж, – согласился я. – Столько лет выживают спина к спине… Понятно, отчего насчет учебы в Штатах так колеблется.

Мы вышли на улицу Гайэн-Хигаси. Майк не ошибся: машины забили всю проезжую часть и застыли, как на фотографии. Солнце уже почти село. Вокруг, докуда хватало глаз, мелькала неоновая реклама, и лишь жидкая тьма в промежутках еще отливала красными сполохами в последних лучах заката. Я всмотрелся в эту багряную тьму и невольно вспомнил другой закат – на стене дома Исидзаки, когда началась заупокойная служба. Что ни говори, а сегодняшний закат был куда тяжелее и угрюмее. Ближе к горизонту небо стало совсем кровавым, и неоновые иероглифы мерцали в нем, точно тлеющие угли.

Я стоял посреди улицы, забитой машинами и людьми. Молодые энергичные люди проносились мимо, задевая меня плечами и наступая на ноги. В голове все крутился рассказ Нами-тян. «Обычная серая жизнь…» Много лет я потратил на то, чтобы жить такой жизнью. И даже какое-то время считал, что добился цели. Но может быть, сама эта цель – иллюзия? Может, все дело в интонации, с которой она говорила? Ведь какая бы яркая ни выпала человеку судьба, – что толку, если он сам перекрашивает ее в серый цвет?

Я стоял посреди улицы и смотрел на полоску заката. Наконец удивленный голос Охары вызвал меня из забытья.

– Эй, шеф! Что вы там разглядываете?

– Закат. Уже почти кончился.

– Любите закаты?

– Терпеть не могу.

– Почему?

– Сразу прошлое вспоминается.

– Вот как? Что же именно?

Ничего не ответив, я двинулся в сторону Ногидзаки. Охара молча последовала за мной.

Ближе к перекрестку Роппонги толпа начала прибывать волна за волной, и вскоре уже невозможно было перейти через дорогу, не петляя среди пешеходов. Странный район, бурлящий в самом сердце гигантского города исключительно для того, чтобы попавший сюда мог оборвать все связи с нудной тяжелой работой и обязанностями серой обычной жизни. Моих сверстников – по пальцам пересчитать. Толпа, которая не идет никуда конкретно, кружится на месте и наслаждается сама собой. Уж не знаю, с какими целями прибыли сюда эти люди, но ни одного скучающего лица не заметно. Я глазел по сторонам, и ни о каких закатах больше мыслей не возникало.

– А знаешь, Охара, – сказал я ей на очередном перекрестке. – Нам ведь с тобой общаться уже недолго осталось, правда?

– Да уж…

Мы переправились через дорогу, и среди галдящей толпы я продолжил:

– Так и быть, я отвечу на вопросы домашнего задания. Почему-то вдруг захотелось. Ты ведь просила рассказать тебе сказки о моем прошлом?

– Но тогда пойдемте туда, где потише…

– Да нет, не стоит! Всего-то разговора на пять минут. О том, как я убил своего отца.

Она онемела.

С чего бы начать?.. С чего угодно, ошарашенно выдавила она. И я начал с чего угодно.

Мой отец был третьим по счету главарем банды Сиода.

Я знаю это имя, сказала она. Уже более спокойным голосом. И добавила, что услышала его в разговоре Санады и Одзаки во время заупокойной службы. Ну и хорошо, кивнул я. Мне же меньше рассказывать.

В эту минуту мы уже подошли к Управлению национальной обороны. Я хотел продолжить, но не был уверен, получится ли у меня так же коротко и складно, как это вышло у Нами-тян.

Я остановился. Озноб и усталость давали о себе знать. Мы подошли к палисаднику у стены здания, и я присел на каменный бордюр. Не боясь испачкать одежду, Охара пристроилась рядом, не глядя на меня. Ее рассеянный взгляд устремился куда-то через дорогу, в тесный квартальчик вечерних пивнушек и забегаловок. С минуту я разглядывал вместе с нею фигурки завсегдатаев, а затем продолжил рассказ. Так, будто разговаривал сам с собой.

Я не знаю, как зовут мою мать. Видимо, уже к старости отец переспал с какой-то случайной женщиной, в результате чего я и появился на свет. Других детей у него, по-моему, не было. Как получилось, что я стал жить у него? Этого я тоже не знаю. Ни разу об этом не слышал. Когда я начал соображать, что происходит вокруг, я уже воспитывался в отцовском доме и не задумывался, что все могло быть и как-нибудь по-другому.

В общем, не знаю, как насчет матери, но отец мой был жестоким и деспотичным. Звали его Хидэюки Хориэ. Наверное, последний японский бандит, от которого еще пахло средневековым якудзой. Банда Сиода сформировалась сразу после войны из воротил-спекулянтов черного рынка. И ко времени, когда мой папаша ее возглавил, держала в кулаке весь район Канто. Несмотря на свое плебейское происхождение, это была на редкость сильная организация с традиционным уставом и старыми, классическими «понятиями». От кого-то я слышал, что характер отца с самого детства затачивали для единственной цели – передачи огромной власти в надежные руки. Сам он считал себя «прирожденным игроком», и ничем, кроме этого. Бандитскую братву держал в черном теле, а собственного сына в постоянном страхе. Сколько раз он меня колотил – сосчитать невозможно. Никаких «сыновних чувств» к такому родителю у меня, понятно, и быть не могло. Однажды он ударил меня лишь за то, что я выбросил карандаш – достаточно длинный, чтобы им еще можно было писать. «Знай цену вещам», – только и сказал он.