Тим Уивер - Обгоняя смерть Страница 38

И взглянул на свое отражение.

— Что вы, черт возьми, со мной сделали?

Спину исхлестали плетью, пока я был без сознания, тонкие розовые полосы тянулись вдоль позвоночника.

— Похоже, он беспокоится, — улыбнулся Легион.

— Как и все мы в итоге, — согласился Эндрю.

Легион надвинул маску на лицо. Я отчаянно старался пошевелиться, заставить себя сопротивляться, но почувствовал, как игла шприца снова вошла мне в шею.

39

Сначала я ощутил боль, шедшую через грудь в пах и верхнюю часть бедер. Казалось, меня опустили в кипяток, так жгло кожу. От каждого движения, каждого вдоха становилось все хуже.

В темноте я слышал чьи-то легкие шаги. И негромкое, ритмичное поскрипывание колес тележки.

Я открыл глаза.

Голова от тяжести склонялась на грудь. Когда я попытался поднять ее и осмотреться, шею и спину мучительно закололо.

Я глубоко вдохнул.

Меня примкнули наручниками к кресту в пяти футах над полом. Потолок в этой комнате был примерно втрое выше. Ноги упирались в подставку, руки были разведены в стороны. На мне остались только трусы.

В комнате было холодно. Я пошевелил пальцами, пытаясь усилить кровообращение. Но движение вызвало болезненную пульсацию в руках и плечах. Я снова втянул в легкие воздух и закрыл глаза.

Темнота. Одиночество.

Затем вновь послышалось поскрипывание.

Слева от меня показалась металлическая тележка — такие используют в операционных. Вез ее Легион. Наверху, на металлических полках, лежали скальпель, молоток и два больших гвоздя. А рядом третий, более толстый и длинный, похожий на ржавую железную трубку. Должно быть, вытащенный из шпалы.

Остановив тележку, Легион поправил инструменты на полках и медленно повернулся ко мне. Во время этого долгого, затянутого движения глаза его в отверстиях маски ни разу не мигнули.

Он снова скрылся из виду. Я поднял голову, превозмогая боль, и увидел двустворчатую дверь в соседнюю комнату, где сидел раньше. Но теперь она была закрыта.

Я посмотрел влево.

К стене была прислонена алюминиевая стремянка. Легион взял ее и посмотрел на меня. Глаза его забегали по моему телу, язык выглядывал из прорези маски. Он поставил стремянку под моей левой рукой.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я.

Легион не ответил. Взял скальпель и поднялся на вторую ступеньку. Маска оказалась примерно в футе от моего лица, запах, шедший от его тела, ударил в нос. Он выглядел угрожающе. Я посмотрел на скальпель, потом в его глаза. Чем опаснее человек, тем труднее ему подавить свое темное начало. И пахло от него, как от животного: не приближайся, если не хочешь пострадать.

— Зачем ты это де…

Легион молниеносно полоснул меня скальпелем по бедру. Я вскрикнул и машинально попытался зажать рану. Но рука была крепко примкнута наручниками к шпале.

Легион стал спускаться по стремянке, глаза его сияли от удовольствия. Он бросил скальпель на тележку и поднял взгляд. Понаблюдал за мной несколько секунд. Ему понравилось, как я морщусь от боли, стремительно распространявшейся от раны по всему телу.

Он взял молоток и тонкие гвозди, оставив третий, большой, на полке. И снова стал подниматься по стремянке.

— Поразительно, сколько повреждений может получить человеческое тело, — сказал он отрывистым, резким голосом. — Поразительно, как долго оно выносит боль ради выживания.

На верхней ступеньке он взглянул на меня, чуть опустив голову. И мне показалось, что под пластиком он улыбается.

Наслаждается моей болью. И выражение его лица в эту минуту мало чем отличается от маски.

— Перестань, — сказал я.

Он безучастно выбрал один из гвоздей и приставил острием к моему указательному пальцу, проколов кожу.

— Говорят, ты правша, — произнес он.

— Перестань.

— Тогда мы сперва позабавимся с левой рукой.

— Перестань.

Легион ударил молотком по шляпке гвоздя. Я почувствовал, как тот пронзил мой палец и ноготь и вошел в шпалу, а через мгновение ощутил боль, опалившую руку ударом молнии. Я закричал, голос эхом отразился от стен.

— Рука очень сложна анатомически, — спокойно продолжал Легион, не обращая внимания на мой крик и, приставил острие второго гвоздя к среднему пальцу. — Двадцать семь костей, включая восемь только в одном запястье. Мышцы, сухожилия, связки, хрящи, вены, артерии, нервы… Главное, не задеть ничего важного.

Моя рука начала дергаться, словно умирающее животное, брошенное на дороге. Легион наблюдал за ней несколько секунд. Потом, откинув голову, стал разглядывать меня, словно я находился по другую сторону стекла в зоопарке.

И вбил гвоздь через второй палец.

Я закричал.

— Мы убьем тебя, Дэвид, — сказал он.

Я закричал снова, пытаясь заглушить боль и его голос. Но он хладнокровно дождался, когда я замолчу, полез в карман фартука и достал шприц.

— Но сперва ты почувствуешь… — он поднял иглу, — каково быть воскрешенным.

Я умирал быстро.

Все звуки утихли. Свет превратился во тьму. Потом тьма рассеялась, и я увидел себя. Мое почти нагое тело примерзло к кресту. На запястьях были браслеты наручников. Легион наблюдал за мной снизу. Я видел все: свое темя, гвозди, следы ударов плети на спине. Я был в сознании. Ощущал руками древесину креста, внутренний голос повторял мне снова и снова, что я еще не мертв.

Но потом что-то переменилось.

Мне показалось, будто крохотное, еще сохранившееся у меня самообладание начало исчезать. А когда это прошло, передо мной стали разворачиваться сцены из прошлой жизни. В лесу с отцом. Сидение у его кровати, когда он умирал. Знакомство с Деррин. День, когда я сделал ей предложение. День, когда нам сказали, что мы не можем иметь детей. День, когда она попросила меня найти пропавшую девушку.

«Для тебя это в самый раз, Дэвид».

Снова ее голос. А после него иная тьма: всепоглощающая, пока не осталось только эхо голосов, которые я любил.

А за ними слышался рокот волн.

Напоминающий шум моря.

СЕМЬЯ

Четверо членов группы вскапывали клумбы возле «Вифании». За ними наблюдали мужчина и женщина. Он забывал теперь очень многое — даты, лица, разговоры, которые обещал хранить в памяти, — но их имена помнил. Мужчину звали Стивен, это был первый человек, которого он встретил, приехав на ферму. А женщину — Мэгги. О ней он почти ничего не знал и вряд ли хоть раз общался. Но ее лицо было ему знакомо. В темном уголке сознания, где хранилось то, чего он решил не уступать им, жило воспоминание, как она склонялась над ним и выдергивала зубы.

Стояла ранняя весна. Земля была влажной. Он поддевал лопатой навоз и откидывал в сторону. Чуть дальше он видел Розу, девушку, как и он, наказанную пребыванием в комнате с кольцами. Он хорошо ее помнил. Они три дня провели в этой комнате, пока Розу не увели. Она с ним разговаривала и кое-что рассказала. А потом ее перевели на следующую часть программы. Теперь она выглядела лучше — не такой серой, слегка румяной, — но как будто едва его помнила. Иногда большие ясные глаза Розы останавливались на нем, и мозг ее напряженно пытался восстановить в памяти, где она его видела, и о чем они говорили. Но, как правило, она смотрела сквозь него, словно он был призраком, витающим над полями фермы.

Он вогнал лопату в землю и почувствовал, как задрожал черенок. Пальцы на миг пронзила острая боль. Он повернул левую руку ладонью вверх. На подушечках, где некогда находились капиллярные линии, были пятна гладкой белой кожи. Полдюйма в диаметре, почти круглой формы. Перевернув руку, он увидел такие же раны под ногтями. Только когда ногти отросли, пространство вокруг ран полностью не закрылось — и никогда не закроется, углубленное, словно паз; бескровное, бесцветное пятно кожи.

Последняя стадия программы.

Эта программа уничтожала и перестраивала их, готовила к новой жизни. Свободной от воспоминаний о наркотиках, изнасилованиях, побоях. Но и обо всем прочем, что они некогда делали. О местах, где бывали. О людях, которых любили. К концу программы они забывали о первой жизни. У них не было прошлого.

Только у него оно было — и всегда будет.

Он сунул руку в карман и коснулся края полароидного снимка. Доставать его не требовалось. Он помнил каждый дюйм. И знал, что сделает с ним, если представится такая возможность. Он противился программе с самого начала. И воспоминаний, которые сумел удержать в кармане и в голове, им никогда не обнаружить.

Он подъезжает к бровке и заглушает мотор. По ветровому стеклу слева направо идет трещина. В углу над рулем видна кровь. Много крови.

Он вылезает наружу и запирает дверцы.

Передняя решетка машины сломана, одна фара разбита, на капоте кровь. Разбрызганная, будто краска. Залившая фары, бампер и номерной знак. Он поворачивается и смотрит на дом.