Дин Кунц - Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью Страница 39

В двух плечевых кобурах, с «Глоком» под каждой рукой, в оружейном ремне, на котором болталось все, кроме оружия, я вылез из пассажирского салона, а миссис Фишер — из кабины, потому что бронежилет застегивался сзади, и мне требовалось, чтобы она закрепила его, после чего я мог окончательно подогнать под себя плечевые кобуры.

Когда подогнал и уже мог идти, она остановила меня.

— А теперь дай-ка я на тебя взгляну, дитя.

Она не могла ясно видеть меня в темноте лесов и под затянутым облаками небом, но проверила все четыре подсумка для запасных обойм, чтобы убедиться, что клапана защелкнуты. Спросила, при мне ли «Токэбаут», рация для двусторонних переговоров, и я ответил утвердительно. В столь отдаленном месте сотовая связь работала плохо, а может, ее здесь вообще не существовало, поэтому, если уж мы хотели общаться друг с другом, рации «Токэбаут» представляли собой наилучший вариант, при условии, что расстояние между нами не превышало радиуса действия каждой. Она проверила все остальное, прошлась рукой ко кевларовому жилету, словно стряхнула пылинку, ущипнула мою щеку.

— Теперь ты выглядишь не просто милым, но еще и непобедимым. — И я почувствовал себя смелым мальчиком, отважившимся в одиночку выйти из дома на улицу и дожидаться школьного автобуса.

Я отошел лишь на несколько шагов, когда она окликнула меня. Поспешила ко мне со словами:

— Жилет не проткнешь, потому я прицеплю его на рукав твоего свитера.

— Прицепите что?

— Мой маленький восклицательный знак из бриллиантов и рубинов. На удачу. Он означает совсем не то, что я сказала официантке.

— То есть на самом деле он не означает: «Сестра, как это клево — быть мной!»

— Нет, и он не означает «Не теряй ни минуты!» или «Живи полнокровно!»

— Тогда что же он означает?

— Что бы он ни означал, это неважно.

— Тогда, возможно, он означает: «Мы вполне можем и поесть».

— Иногда ты несешь чушь, дитя. Эта брошь выведет тебя оттуда живым. А теперь иди, пока я не расплакалась.

Я вернулся к шоссе, пересек проезжую часть и зашагал на юг по противоположной обочине к отходящей от шоссе частной дороге, которая, я в этом не сомневался, вела к ковбою и детям, готовый укрыться среди кустов и деревьев, едва услышав шум приближающегося автомобиля.

Я определенно не тянул на человека действия. Позади остался долгий, полный событиями день, а я еще ничего не взорвал и никого не порубил в капусту. Будь я Джеймсом Бондом, убил бы уже минимум двоих и взорвал хотя бы один объект, а будь Джеком Ричером[28] — оставил бы за собой след крови и разрушений длиной миль в триста. В актив я заносил тот факт, что меня еще не отправили в мир иной, а потому до исхода ночи вполне мог что-то взорвать и кого-то убить.

Глава 24

Низкие, как в изгородях ранчо, ворота не переходили в забор, так что ставились они с одной целью: не допустить проезда по частной дороге автомобилей незваных гостей. К металлическому столбу крепился блок вызова, обеспечивающий связь с домом, но только голосовую, камеры я не обнаружил.

Простота преграды и отсутствие охранника указывали, что хозяин поместья считает достаточными минимальные меры безопасности. А казалось бы, что место, где держали семнадцать похищенных детей, чтобы убить ради спортивного интереса или любви к искусству, должно охраняться гораздо лучше.

С другой стороны, пренебрегать безопасностью могли только для виду, а не на самом деле. Более серьезные кордоны на въезде вызвали бы вопросы соседей, и владельцы поместья вполне могли приготовить неприятные сюрпризы тому, кто рискнет миновать ворота на своих двоих.

Обогнув ворота и вернувшись на частную дорогу, я вытащил из державки на оружейном ремне баллончик, только не с мейсом, а со спреем успокоительного средства, которым пользовались только военные и вроде бы не могли приобрести гражданские. Но, вероятно, на самом деле по степени доступности баллончики не сильно отличались от банок кока-колы. В лимузине миссис Фишер объяснила мне, что струя из баллончика била на пятнадцать-двадцать футов. Если распыленное успокоительное попадало в рот, нос или глаза нападавшего, он отключался до того, как успевал добраться до меня. И оставался без сознания час или два, в зависимости от количества попавшего в организм успокоительного, которое действовало даже более эффективно, чем трансляция дебатов в Конгрессе по какой-нибудь животрепещущей теме. Каждый из баллончиков обеспечивал десять «прысков», по две секунды каждый, но миссис Фишер полагала, что лучше подстраховаться и после восьмого баллончиком уже не пользоваться.

Время от времени, пусть и нечасто, в телевизионном выпуске новостей можно увидеть историю о том, как молодой уличный грабитель или домушник нападает на старушку, чтобы обнаружить, что она или владеет навыками рукопашного боя, или держит под рукой пистолет. В результате она надирает ему зад и прочитывает лекцию о любви к Иисусу Христу в лучших традициях Мадеи в фильме Тайлера Перри «Я тоже могу вести себя плохо». Я подумал, что целая банда юных грабителей пожалела бы о своем решении напасть на миссис Фишер, и особо не беспокоился, оставляя ее одну в лимузине.

Высокие сосны выстроились вдоль дороги. Их кроны, начинаясь футах в двенадцати от земли, переплетались над асфальтом. В этом тоннеле, зеленом днем и черном теперь, вполне могли затаиться два десятка убийц, но звериный инстинкт подсказал мне: «Не здесь, пока никого».

Конечно, я бы мог идти не по дороге, а лесом, параллельно ей. Под сплошной полог ветвей солнечный свет практически не проникал, так что густой подлесок мне бы не помешал. И температура воздуха на плато однозначно указывала, что в такой холод даже самые мотивированные, люто ненавидящие поваров блюд быстрого приготовления змеи не будут облизывать ядовитые клыки в предвкушении укуса. Но треск сучка, переломившегося под ногой, разносился далеко, и в темноте низко опустившаяся ветвь могла сшибить с ног или выколоть глаз.

Через пятьдесят ярдов дорога плавной дугой ушла влево, и я, естественно, последовал за ней. Обогнув поворот, увидел впереди свет, может, еще в сотне ярдов. Эта часть обсаженной соснами дороги напоминала мне тоннель, о котором сообщали люди, побывавшие на пороге смерти: длинный и темный тоннель, а вдали зовущий добрый свет, да только я знал, что свет впереди ничуть не лучше огня в печи крематория.

Я понимал, что чуть дальше, на расстоянии футбольного поля, большой дом, в котором светились многие окна. Но, как выяснилось чуть позже, еще горели и большущие факелы, создавая ощущение, что подхожу я не к современному жилищу, а к средневековой деревне.

У самого конца дороги я наконец-то свернул в лес, направо. Осторожно прошел последние двадцать футов к опушке, где деревья уступали место скошенной траве. Устроившись под огромной сосной, огляделся.

Более всего меня поразило озеро. В эту безлунную и беззвездную ночь я бы, наверное, и не понял, что вижу перед собой, если бы танцующие языки пламени факелов не отражались в воде около берега. В остальном ровная, чернильно-черная поверхность даже в малой степени не отражала отсвет далеких огней Вегаса на низко повисших облаках. Но благодаря этой подсветке я мог отличить небо от силуэтов поднимающейся земли и лесов, окружавших озеро. Я прикинул, что площадью оно от семи до двенадцати акров — не огромное, но и не пруд. Ни единого огонька не светилось на береговой линии, из чего я сделал вывод, что озеро целиком и полностью, вместе с полоской лесов, примыкающей к берегам, является частью поместья.

Факелы, на равных расстояниях стоявшие вдоль берега, похоже, представляли собой модифицированные нагреватели, которыми пользуются многие рестораторы, чтобы согреть внутренний дворик. Баллон с пропаном вставлялся в основание, на котором крепилась стойка высотой в восемь или девять футов. В оригинальной конструкции большой, похожий на шляпку гриба отражатель направлял теплый воздух вниз и в стороны. Тут отражатели сняли, и горящий газ поднимался к небу языками сине-оранжевого пламени.

Между озером и особняком на широкой каменной террасе стояли еще четыре пропановых факела. Мне показалось, что для одной семьи дом слишком велик, я предположил, что раньше это мог быть корпоративный дом отдыха, где по выходным собирались два, три, четыре десятка чиновников, чтобы лучше узнать и доверять друг другу и поддерживать корпоративный дух. Но, возвращаясь в свои кабинеты, вели себя так, будто главная задача — перегрызть горло ближнему своему, хотя на озере делали вид, что ничего такого у них и в мыслях нет. Если говорить об архитектуре, то в особняке не очень удачно сочетался стиль прерий, предложенный Фрэнком Ллойдом Райтом, с бревенчатой классикой. Так, большой балкон второго этажа нависал над частью террасы, а на третьем этаже балкона не было вовсе.