Джон Сэндфорд - Жертва разума Страница 39

– Мы его никогда не вытащим, – сказала Грейс, которая стояла на туалете. – Мама, мы его никогда не вытащим. – Девочка бросила застежку, села на крышку и закрыла лицо руками.

Она не плакала: они обе больше не плакали, словно у них закончились слезы.

Энди присела на корточки рядом, взяла дочь за руку и повернула ее к себе. Кожа на пальцах, в тех местах, где она сжимала застежку, стала красной, вокруг разливалась синева.

– Тебе нужно сделать перерыв. Отдохни, пока краснота не пройдет. – Энди посмотрела на деревянную балку и потерла большим пальцем разодранную кожу собственного указательного пальца. – А я пока немного поработаю.

– Это бесполезно, – сказала Грейс. – Он слишком большой для нас. Он – чудовище.

– Мы должны попытаться, – возразила Энди. – И если у нас будет оружие, мы сможем…

Они услышали шаги на лестнице.

– Он идет, – сказала Грейс и снова забилась в угол.

Энди зажмурилась, потом повернулась к дочери:

– И помни, не смотри ему в глаза.

Она плюнула на руку, коснулась пальцем собравшейся в углу пыли и затерла свежее пятно на дереве, которое осталось вокруг гвоздя, чтобы это место не привлекло внимания Мэйла. Закончив, отодвинула туалет к стене и села на крышку. Шаги приближались.

– Молчи, пока он к тебе не обратится, и опусти голову. Я начну с ним говорить, как только он войдет. Ладно, Грейс?

– Хорошо. – Девочка завернулась в матрас и легла лицом к стене, прикрыв ноги остатками платья.

Мэйл уже был у двери.

– Джон, – сказала Энди.

Ее голос звучал тихо и равнодушно, она хотела, чтобы он считал ее усталой и отчаявшейся, понимая, что сейчас главное его не провоцировать.

– Давай вставай, у нас гости.

Энди подняла голову и краем глаза увидела, что Грейс повернулась. Мэйл вошел в камеру, и, когда Энди поднялась на ноги, взял ее за руку, и она побрела к двери.

– А я могу выйти? – пролепетала Грейс.

– Нет, – сказал Мэйл.

Он никогда не смотрел на девочку, и Энди сразу заговорила, чтобы отвлечь его внимание на себя.

– Кого ты привел, Джон?

– Свою старую подругу по психушке, – ответил Мэйл.

Он вытащил Энди наружу, захлопнул дверь и задвинул засов. У основания пыльной лестницы стояла девушка, одетая во все черное. В одной руке она держала длинную тонкую ветку от дерева, в другой – за горлышко – бутылку пива.

«Ведьма, – подумала Энди. А потом: – Палач».

– Господи, Джон, – выдохнула девушка, приблизилась и обошла Энди, внимательно ее разглядывая, словно перед ней стоял манекен. – Ты ее много бил?

– Не очень; главным образом, трахал.

– Она тебе разрешала или ты ее заставлял? – Девушка находилась всего в нескольких дюймах, и Энди ощущала запах пива в ее дыхании.

– По большей части особых проблем не возникало, – сказал Мэйл. – Но если она начинала сопротивляться, я немного ее бил. – Энди молча стояла, не зная, что делать. Джон добавил: – Я старался ничего не сломать. Обычно я использовал ладонь. Вот так.

Он ударил Энди по щеке, и она упала, но голова у нее не затуманилась. Мэйл бил ее, когда выводил из камеры, и она научилась предугадывать его движения. Теперь ей почти всегда удавалось смягчать удар. А ее падение неизменно приносило ему удовлетворение.

Иногда он даже помогал ей подняться на ноги. Но не на этот раз. Сейчас он навис над ней вместе с женщиной в черном.

– Я принес веревку, – сказал он Энди и показал несколько кусков желтой веревки, которую используют, когда катаются на водных лыжах. – Подними руки… нет, не вставай. Только подними вверх руки.

Энди повиновалась, и он так сильно связал ей руки на запястьях, что жесткая веревка врезалась в кожу.

– Джон, не делай мне больно, – сказала она, стараясь сохранять спокойствие.

– А я и не собираюсь, – ответил Мэйл.

Он привязал второй кусок веревки к запястьям Энди, перекинул ее через одну из балок потолка, натянул и завязал узел. Руки Энди оказались подняты над головой.

– Ну, вот, – сказал Мэйл Глории. – Теперь всё, как ты хотела.

– Господи, – сказала Глория и снова обошла Энди; та поворачивалась вслед за ней, не спуская с нее взгляда. – Классно. Не вертись, или ты свое получишь.

Энди замерла и закрыла глаза. Через мгновение она услышала короткий свист, и ветка ударила ее по спине. Платье частично защитило ее, но все равно боль была сильной, и Энди закричала, выгибаясь, чтобы оказаться подальше от женщины.

– Господи… А мы можем ее раздеть? – Голос Глории дрожал от нетерпения. – Я хочу ударить ее по грудям.

– Давай, – сказал Мэйл. – Она ничего не сможет тебе сделать.

Глория подошла вплотную к Энди и потянулась к блузке.

– Тебе в любом случае следовало снять с нее одежду. Мы разрежем ее ножом. А потом так же поступим с девчонкой. Нам нужно…

Мэйл оказался у нее за спиной, держа в руках третий кусок веревки. Он накинул ее на шею Глории и натянул: веревка врезалась в шею, и девушка попыталась повернуться, чтобы ее схватить. Ее лицо с глазами, вылезающими из орбит, оказалось в нескольких дюймах от Энди. Та попыталась отодвинуться, но Мэйл закричал:

– Нет, смотри, смотри на это!

Энди подняла голову. Язык Глории вывалился наружу, она начала дергаться, словно танцевала, ноги колотили по полу, руки били по воздуху, она пыталась ухватиться за веревку, но у нее ничего не получалось.

Мускулы на руках Мэйла напряглись, лицо исказила гримаса напряжения – он одновременно затягивал веревку и контролировал тело женщины. Вскоре оно стало послушным, как у марионетки, но он держал ее до тех пор, пока мочевой пузырь не расслабился и запах мочи не наполнил подвал. Однако Мэйл держал ее еще секунд десять; теперь он смотрел в лицо Энди.

Та не отводила глаз, но почти ничего не чувствовала: ее способность испытывать ужас была исчерпана, как и слезы. Она представляла себе, что примерно так Джон Мэйл убьет ее и Грейс. И ей не раз снилась Женевьева, но не дома, а где-то в могиле, в своем платье, в котором она пошла в школу в первый день занятий. Убийство Глории казалось чем-то незначительным.

Мэйл отпустил веревку, и Глория упала на пол лицом вниз; ее глаза были широко раскрыты, и ничто в них не дрогнуло. Джон поставил колено ей на спину и снова натянул веревку. Так он продержал ее еще с минуту, потом завязал быстрым морским узлом, встал и отряхнул руки.

– Она была настоящей занозой в заднице, – сказал он, глядя на тело, потом улыбнулся Энди. – Теперь ты понимаешь? Я о тебе забочусь. Она бы избила тебя до смерти.

Руки Энди все еще были подняты вверх.

– У меня болят плечи, – сказала она.

– В самом деле? Да, дерьмово. – Он обошел ее сзади, обнял за талию и прижал зубы к плечу. – Получается… – Он поискал подходящее слово, потом вспомнил, что сказала Глория: – Круто.

Глава 19

Загудел телефон Лукаса, и полицейский посмотрел на свой карман.

– Я же сказал, чтобы они звонили только в крайнем случае, – сказал он. Лестер поднял трубку другого телефона и набрал номер, а Дэвенпорт подождал еще одного гудка, после чего ответил на звонок. – Да?

– Лукас. – Голос Мэйла. Дэвенпорт услышал шум движущихся автомобилей. – Уже устал меня преследовать? Честно говоря, я подумываю о том, чтобы отправиться в отпуск.

– Ты на машине? – спросил Лукас, махнул рукой Лестеру и кивнул; тот начал что-то энергично шептать в трубку, потом положил ее и выбежал из комнаты. – Чувствуешь себя в полной безопасности?

– Да, я за рулем, – ответил Мэйл. – А ты пытаешься меня отследить?

– Даже не знаю. Наверное, – сказал Лукас. – Мне нужно с тобой поговорить, и я должен закончить то, что хочу сказать, без всякой ерунды.

– Ну, так давай, говори, приятель. Только не затягивай. У меня есть для тебя подсказка. Хорошая подсказка.

– Ну, так, давай, начнем с нее, – предложил Дэвенпорт. – Вдруг я тебя спугну?

Мэйл рассмеялся.

– Ты забавный парень. Но слушай: это настоящая подсказка. Не такая сложная, как первая.

– А про первую ты не хочешь мне рассказать?

– Проклятье, нет. – Мэйла позабавил вопрос. – Но вот что я тебе скажу: если ты все сделаешь правильно, то получишь меня, по-честному. Ты когда-нибудь смотрел «Монти Пайтон»?[52] Это будет вроде, – он продолжал с плохим английским акцентом, – честный полицейский.

– Я тебя слушаю.

– Подожди минутку, я все записал. Я должен зачитать, чтобы ничего не перепутать. Ладно, вот так… – Он немного помолчал и начал читать: – Небольшой белый стих. Один-одиннадцать-десять, четыре-пять, один-сорок-шесть-девять; теперь длинная строка: двадцать-два-два, тридцать-один-девять, шестьдесят-восемь-двадцать-три.

– И все? – спросил Лукас.

– Все. Код очень простой, но я не думаю, что тебе он по зубам. Если расшифруешь мое послание, мне конец. Миссис Манетт поспорила со мной, что ты справишься. И вот что я тебе скажу, поскольку должен быть с тобой честным: ты не хочешь проиграть это пари, Лукас. Кстати, ты не против, если я буду называть тебя Лукас?