Роберт Кормер - Наше падение Страница 39

— Момми… — простонал он, глядя на нее. — Момми… — его голос становился все слабее. От его рубашки, на которой медленно увеличивалось красное пятно, исходил запах крови, смешиваясь у нее в ноздрях с запахом рвоты (на самом ли деле кровь как-то могла пахнуть?).

Видя, как его оставляет жизнь, она почувствовала, что сама отчасти также становится меньше. Ее мысли вернулись к Бадди — к тому Бадди, которого она предала.

— Джейн, — пробормотал Майки, подняв руку и пытаясь сказать что-то еще. Его губы двигались, глаза умоляли, на губах начали надуваться пузыри, производя звуки, которые она распознала не сразу — звуки смерти.

Бедный Майки Лунни.

Когда он закрыл глаза, то дверь распахнулась, и двое полицейских ворвались в помещение. Снаружи выли сирены. Изумившись внезапному оживлению, в дверях она увидела Эймоса Делтона. Он все также прижимал к груди книги, на нем были все те же высокие ботинки с длинными шнурками, как у мужчины среднего возраста, и эти шнурки волочились по земле.

— Извини, это заняло много времени, — сказал он, и заплакал.

«Как мне всех их жаль», — подумала она и заплакала сама.

Бадди не думал о том, где в это время была Джейн, до одиннадцати часов. В этот вечер о встрече они не договаривались: она с матерью оправилась в «Мол», чтобы купить одежду на лето. Бадди решил остаться дома и заняться заданными на дом уроками, не смотря на то, что это был вечер пятницы. В доме было до невозможности тихо. Мать, после бесконечных разговоров об этом за столом, чтобы, наконец, уединиться, решилась уехать на выходные. «Если я поеду, то удастся ли мне взять под контроль свою жизнь?» — это был вопрос ее жизни. «Неплохо бы побывать у психолога», — как всегда отвечала ей Ади, с чем Бадди также соглашался. Несмотря на угрызения совести, этот вечер Ади проводила дома у кого-то из друзей, в последний момент пытаясь разрешить проблемы с выпуском ее школьного спектакля. Собравшись уйти, она остановилась в дверях и оглянулась на Бадди, послав ему вопросительный взгляд.

— Со мной все будет в порядке. Я не напьюсь, — сказал он.

— Я подумала не об этом, — сказала она. — Мне не хотелось, чтобы тебе было одиноко.

Не зная, что и ответить, он по-дружески коснулся ее плеча.

Он подумал, не сходить ли в «Мол». Джейн должна была придти туда с матерью, и он угостил бы их кофе, например, в «Друзьях». Но в присутствии ее родителей он чувствовал себя неловко, и поэтому решил остаться дома. Он разогрел кастрюлю с печеной картошкой и ветчиной, которую мать приготовила за день до того. Затем открыл «Таймс»… и

уснул. Когда проснулся, то удивился тому, как долго он спал.

Он вошел к себе в комнату, из одежного шкафа достал бутылку, взглянул на нее и поблагодарил Джейн за то, что она есть в его жизни. После чего вернул бутылку на место. Этот ритуал он повторял каждый вечер, как правило, перед сном.

Снова спустившись вниз, он почувствовал скуку и беспокойство. Он взглянул на часы: на них было около одиннадцати. Он включил телевизор и начал смотреть конец какой-то безмозглой комедии, каждая сцена которой должна была сопровождаться смехом зрителей. Он как-то читал, что этот смех был записан очень давно, и люди, которые смеялись за кадром, в большинстве своем давно уже отправились в мир иной.

В полудреме он слушал заголовки новостей, большая часть из которых была посвящена похищению девушки из Барнсайда мужчиной, который покончил жизнь самоубийством. Они упомянули Барнсайд? Этот район на окраине редко попадал в вечерние новости Викбургского телевизионного канала, там можно было услышать об очередном городском совещании и о прочей ерунде.

Однако немного погодя его внимание снова прилипло к телевизору, когда телевизионный комментатор сказал: «Драма в Барнсайде. Сегодня была взята в заложницы шестнадцатилетняя Джейн Джером, которая чудом уцелела, чуть не став жертвой мужчины, который ее захватил. Он совершил акт самоубийства в момент, когда подоспели силы полиции, чтобы ее спасти…». Дальше была информация о заброшенном строении в лесу, которое окружил наряд полиции. «…Она была в руках у Майкла Стейлинга возрастом сорок один год, нанесшего себе несколько ножевых ранений и скончавшегося в момент, когда полицейские ворвались в заброшенное строение. В полицию позвонил десятилетний Эймос Делтон, который затем и привел их к месту ее удержания. Руки и ноги Джейн Джером были привязаны к стулу, на котором она сидела. Проверка в больнице Барнсайда показала, что Джейн Джером не пострадала…»

Дальше следовали кадры с изображением Эрбор-Лейн, дома семьи Джером, других домов на этой улице. Все снято было в сумерках, в свете прожекторов, почти без цвета, а затем последовали короткие кадры с Джейн вместе с родителями и полицейскими, быстро поднимающимися на крыльцо. «…семья Джером на время оставила дом, никого не поставив в известность о месте своего уединения. Семья маленького Эймоса Делтона не позволила ему беседовать с представителями средств массовой информации…»

Камера снимала уже другой дом, очевидно, принадлежащий семье этого мальчика. — «Офицер полиции Дерил Тейг заявил, что расследование будет продолжено».

Бадди сидел не шелохнувшись. Он всматривался в изображение на экране и, ощущая биение своего сердца, вслушивался в голоса. Он подумал: «Я уже проснулся несколько минут назад, или мне все это снится?». Он встряхнул голову, подтянулся, и комната расплылась у него в глазах. Головокружение не заставило себя долго ждать. Он оперся рукой о пол, чтобы уберечься от падения с дивана. Он что-то вспомнил о первой помощи самому себе — о том, как зажать голову между ног, чтобы предотвратить обморок. Но он не шевельнулся.

Зазвонил телефон.

Он очнулся, будто это был звонок будильника.

Вдруг происходящее на экране превратилось в реальность: Джейн была захвачена и подвергнута опасности. Он потянулся к телефону, понимая, что она звонит ему, чтобы сказать, что с ней все в порядке, чтобы он не волновался, что все хорошо.

Но это была не Джейн.

— Только что видела по телевизору, что случилось с Джейн, — произнес голос Ади. — Ты в порядке?

— Да, — ответил он, но был ли он в порядке? — Я сам только что смотрел телевизор…

— Говоришь, что не знал об этом? — спросила она. — Джейн не позвонила? Я о том, что случилось, пару часов тому назад…

Он затряс головой в поисках ответа, будто отрицая замечания Ади.

— Все выглядит как-то сумбурно, суматошно, — сказал он. — Диктор сказал, что она в уединении с семьей. Она позвонит, Ади, обязательно позвонит…

— Конечно позвонит. Бедная девочка… похоже, что для нее все это было ночным кошмаром, — сказала Ади. — Хочешь, чтобы я вернулась домой, Бадди?

— Нет, нет, — ответил он. — Я в порядке. Думаю, что она позвонит сразу, как сможет. Я лучше положу трубку, а то она, наверное, уже звонит…

Он повесил трубку и взглянул на телефон, на самом деле ожидая ее звонка. Он ждал. В доме было тихо. «Надо выпить», — подумал он, и понял, что в этот момент пить нельзя. Нужно было сохранить бдительность и трезвость ума на случай, если она вдруг позвонит, и ему придется к ней ехать. «Пожалуйста, быстрей, Бадди, приезжай…»

Он взглянул на часы, негромко тикающие на камине. Двадцать минут двенадцатого. Уже поздно. Она должна позвонить. Почему она не звонит?

Он снял трубку и набрал ее номер. Он не считал количество гудков, а всего лишь слушал длинные гудящие звуки. Никто не отвечал. Может, он набрал не тот номер? Он снова попробовал позвонить — бесполезно. Слова диктора будто эхо повторились в его памяти: «…семья Джером на время оставила дом, никого не поставив в известность о месте своего уединения…»

И где же еще они могут быть?

Он понял, что должен, что-то сделать, и решил, что поедет к ней, на ее улицу. Возможно, она оставила соседям какое-нибудь сообщение. Но теперь он клялся себе в том, что не заведет знакомств ни с ее друзьями, ни с соседями. Для них он был чужим, посторонним. Зачем ей оставлять сообщение соседям, если она могла просто ему позвонить? Или послать кого-нибудь с запиской? Весь вечер он был дома — немного вздремнул, да, но звонок телефона или стук в дверь, наверное, его бы разбудил.

Почему она не позвонила?

Найти ответ на этот вопрос он не пытался.

Он проснулся вдруг, не понимая, где он и кто он. На нем была одежда — он не разделся, прежде чем уснуть в четыре часа утра. До четырех он вставал и снова ложился. Это продолжалось долгие ночные часы. Когда он ложился, то без конца ворочался на кушетке, на которой не было места, чтобы ворочаться или даже как-то удобно лечь. Когда на каминных часах стрелки остановились на полчетвертого, то он уже подумал, что в такое время она уж точно ему не позвонит. Чем он так ей насолил, что она ему не звонила? Решение пришло к нему вдруг — не надеяться ни на что. Лишь после этого ему, наконец, удалось провалиться в глубокий сон, который оказался недостаточно глубоким и не таким уж длинным.