Дин Кунц - Лицо страха Страница 4

Что он пытался доказать? Грэхем удивлялся. Он знает, что я далеко не беден. У меня нет нужды пересекать половину страны в надежде получить несколько сотен долларов.

— Прежде всего я сказал им, кто убил ребенка и где они могут найти улики по этому делу. Но ни полиция, ни эта женщина не захотели воспользоваться теми данными, которые я им предоставил.

— Почему они отказались?

— Потому что человек, на которого я указал, как на убийцу ребенка, был из богатой семьи в том городе. Он уважаемый священник и является отчимом убитого мальчика.

По выражению лица Прайна было видно, что женщина не рассказала ему всего. Несмотря на это, он продолжал атаковать. Обычно он ожесточался против гостя только тогда, когда был уверен, что имеет достаточно данных, чтобы загнать противника в угол. Он был далек в своих действиях от совершенства. Однако обыкновенно он не делал ошибок.

— Так она не платила вам тысячу долларов?

— Этими деньгами были оплачены мои расходы: авиабилеты, аренда автомобиля, еда, комната, пока я занимался этим делом.

Улыбаясь, словно нашел то, что давно искал, Прайн спросил:

— Вам обычно оплачивают расходы?

— Естественно. Не следует думать, что я буду разъезжать, тратя тысячи собственных долларов для...

— Хейвлоки тоже заплатили вам?

— Они покрыли мои расходы.

— Но разве не вы только минуту назад заявили нам, что Хейвлоки не заплатили вам ничего?

Раздраженный, Грэхем повторил:

— Они не платили мне. Они только возместили мне...

— Мистер Харрис, простите, если вам показалось, что я обвиняю вас в том, чего вы не делали. Но мне кажется, что человек с такими выдающимися способностями мог бы легко вытягивать тысячи долларов в год у легковерных. Конечно, если у них проблемы с совестью.

— Послушайте...

— Когда вы занимаетесь этими исследованиями, вам, значит, оплачивают ваши затраты? — как ни в чем не бывало закончил Прайн.

Грэхем был ошеломлен. Он подвинулся вперед в кресле, чуть наклонившись к Прайну.

— Это возмутительно! — Он отметил про себя, что Прайн откинулся назад и скрестил ноги. Это движение как бы усилило его влияние. Это был умный маневр, который демонстрировал преувеличенность реакции Грэхема. Теперь Грэхем уже очевидно ощутил в нем хищника. Он вдруг почувствовал, что его справедливое негодование выглядело как безнадежная и слабая попытка самозащиты виноватого человека. — Вы же знаете, я не нуждаюсь в деньгах. Я не миллионер, но достаточно обеспечен. Мой отец был преуспевающим издателем. И я получил в наследство существенный капитал. В дальнейшем я создал свое собственное прибыльное дело.

— Я знаю, вы издаете два дорогих журнала по альпинизму, — сказал на это Прайн. — Но у них маленький тираж. А что касается вашего капитала, я не слышал об этом.

«Он лжет, — подумал Грэхем. — Он скрупулезно готовится к этим программам. Когда я вошел в эту студию, он знал обо мне столько же, сколько я знаю о себе сам. Тогда почему он лжет? Что он выигрывает, когда порочит меня? Что здесь, черт возьми, происходит?»

У женщины зеленые глаза, чистые и прекрасные зеленые глаза, но сейчас они полны ужаса. Она пристально смотрит на лезвие, сверкающее лезвие, крик застрял у нее в груди, и лезвие начинает описывать дугу...

Видение исчезло так же неожиданно, как и пришло, заставив его сильно вздрогнуть. Он знал, что некоторые ясновидящие, включая двух наиболее известных — Питера Харкоса и его друга, датчанина Герарда Кройзета, — могли получать, интерпретировать и распределять психические ощущения и в то же время поддерживать постоянную беседу. Грэхему это удавалось крайне редко. Обычно видения сбивали его с толку. В том случае, когда они касались убийства, он бывал так ошеломлен ими, что терял ощущение реальности. Эти видения были нечто большее, чем интеллектуальное переживание, они оказывали на него сильное эмоциональное и духовное воздействие. На какой-то момент, увидев перед собой зеленоглазую женщину, он не мог полностью отдать себе отчет в том, что его окружало: телевизионная аудитория, студия, камеры, Прайн. Его била дрожь.

— Мистер Харрис? — раздался голос Прайна.

Он оторвал взгляд от своих рук.

— Я задал вам вопрос, — повторил Прайн.

— Извините. Я не слышал его.

Кровь брызжет из ее горла, и ее крик умирает, не родившись, он вынимает лезвие, высоко поднимает и опускает вниз, потом еще со всей силой, вниз, между ее грудями, и он не хмурится, не усмехается, не смеется, как маньяк, он совершает убийство в искусной манере, словно это его профессия, словно это его работа, как будто она не отличается от работы того, кто продает автомобили, моет окна, главное — нужно закончить работу, ударить и разрезать, и капли крови стекают и собираются в лужу... и затем встать и идти домой и спать спокойно с чувством удовлетворения от хорошо сделанной работы...

Грэхема трясло непроизвольно. Его лицо покрылось каплями пота, он чувствовал себя так, будто сидит в холодной ванне. Его собственная сила пугала его. В момент аварии, в которой он едва не погиб, его не раз страшили многие вещи, но эти видения вызывали сильнейший страх.

— Мистер Харрис? — спросил Прайн. — С вами все в порядке?

Вторая волна впечатлений длилась только три или четыре секунды, хотя и показалась гораздо продолжительней, чем первая. На это время он полностью отключился от студии и от камер.

— Он снова это делает, — тихо сказал Грэхем, — именно сейчас, в эту минуту.

Нахмурившись, Прайн спросил:

— Кто? Делает что?

— Убивает.

— Вы говорите о Мяснике?

Грэхем кивнул и облизнул губы. В горле пересохло, и ему было трудно говорить. Во рту был неприятный металлический привкус.

Прайн оживился. Он повернулся лицом к одной из камер и произнес:

— Запомни, Нью-Йорк, ты услышал и увидел это здесь первым. — Он вновь повернулся к Грэхему и спросил: — Кого он убивает? — В нем неожиданно проснулось дьявольское предчувствие.

— Женщину. Зеленые глаза. Хорошенькая.

— Как ее зовут?

Стекающие струйки пота собирались в уголках глаз Грэхема и застилали их. Он вытер лоб ладонью и подумал, как глупо он выглядит перед сотнями тысяч тех, кто смотрит на него сейчас.

— Вы можете назвать мне ее имя? — настаивал Прайн.

Эдна... хорошенькая маленькая Эдна... бедная маленькая Эдна...

— Эдна, — ответил Грэхем.

— Второе имя?

— Я не... не вижу его.

— Постарайтесь. Вы должны постараться.

— Может быть... танцовщица.

— Эдна Дансер?

— Я не знаю... может, нет, ...может, Дансер... неверно... может, только, только Эдна...

— Надо узнать это, — сказал Прайн. — Постарайтесь еще. Можете вы сделать это?

— Бесполезно.

— А его имя?

— Дэрил... нет ... Дуайт.

— Как Дуайт Эйзенхауэр?

— Я не уверен, что это действительно его первое имя... и вообще — настоящее, но его так звали... Дуайт... он отзывался.

— Невероятно, — промолвил Прайн, полностью забыв, что несколькими минутами раньше пытался разрушить репутацию гостя.

— Вы видите его другое имя, первое или последнее?

— Нет, но я чувствую... что полиция уже знает его... каким-то образом... и они... они знают его хорошо.

— Вы имеете в виду, что его уже подозревают? — уточнил Прайн. Казалось, что камеры придвинулись ближе.

Грэхему хотелось, чтобы они удалились, чтобы исчез Прайн. Лучше бы он не приходил сюда этим вечером. Но более всего он желал, чтобы ушла его ясновидящая сила, исчезла глубоко в мозгу, ушла туда, откуда явилась после аварии.

— Я не знаю, — ответил Грэхем. — Я полагаю... он должен быть под подозрением. Но в любом случае... они знают его. Они... — он вздрогнул.

— Что такое? — спросил Прайн.

— Эдна...

— Ну?

— Она умерла сейчас.

Грэхем почувствовал себя так, словно он заболевает.

— Где это случилось? — продолжал Прайн.

Грэхем откинулся назад в кресло, стараясь сохранить контроль над собой. Он ощущал себя так, будто он оказался на месте Эдны и что нож только что вонзился в него.

— Где она была убита? — настаивал Прайн.

— В своей квартире.

— Какой адрес?

— Я не знаю.

— Вот если бы полиция могла прибыть туда вовремя...

— Я потерял картину, — сказал Грэхем. — Она ушла. Я сожалею. — Он ощутил холод и пустоту внутри.

3

Около двух часов дня после совещания с директором Энтони Прайн покинул студию, спустился в холл и прошел в свою комнату, которая служила ему офисом и гардеробной, а иногда и домом. В комнате он прошел прямо к бару, положил два кубика льда в стакан и взял бутылку коньяка.

Его менеджер и партнер по бизнесу Пол Стивенсон сидел на банкетке. Он носил дорогую модную одежду. Прайн любил элегантно одеваться и ценил это качество в других мужчинах. Проблема состояла в том, что Стивенсон всегда портил эффект от своего костюма какой-нибудь эксцентричной деталью. Сегодня на нем был прекрасный итальянский серый шерстяной костюм с темно-синей шелковой подкладкой, светло-голубая рубашка, каштановый галстук, черные туфли из крокодиловой кожи... и ярко-розовые носки с зелеными стрелками по бокам, как тараканы на свадебном торте.