Владимир Гриньков - Таящийся ужас 3 Страница 4

— Когда он придет в сознание, по-вашему?

Врач пожал плечами:

— Трудно сказать. В нашем нынешнем положении остается только ждать и надеяться.

— Меня к нему пустят?

— Нет. Пока нельзя.

— Но его жена — она захочет его видеть.

— Нет, — повторил доктор. — Она должна быть готова к тому, что в ближайшие дни не сможет увидеть своего мужа. Давайте подождем, пока он придет в себя.

Тетя Глаша встретила меня у подъезда.

— Эдичка, я им рассказала, что здесь произошло. Иди, иди домой — заждались тебя там. Что с дядей твоим?

— Все хорошо, тетя Глаша, — пробормотал я.

Я еще не знал, что буду говорить тете Тане. Они обе — тетя Таня и Светка — выскочили в коридор, услышав, что я вошел: заплаканные и перепуганные, они смотрели на меня, не решаясь спросить ни о чем. Слишком страшным мог быть мой ответ.

— Он жив, — сказал я и едва успел подхватить повалившуюся на пол тетю Таню.

— Света, воды принеси, — распорядился я.

Через минуту тетя Таня раскрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Все хорошо, — сказал я. — Врачи предполагают, что осложнений не будет.

— Что с ним было? — слабым голосом спросила тетя Таня.

— Он упал, — ответил я. — Упал с табуретки и ушибся.

Про удар током я решил пока ничего не говорить — с нее и так было достаточно.

— Зачем я ушла сегодня? — заплакала тетя Таня. — Почему оставила его одного? Что мне делать теперь?

— Не надо плакать, — попросил я. — Не мучайте себя. Врач сказал, что все обошлось и скоро мы увидим дядю Лешу.

— Отвези меня к нему, — попросила тетя Таня. — Эдичка, отвези.

Она вдруг загорелась этой идеей и начала умолять меня, отказываясь слушать какие-либо доводы. Мы со Светкой на пару едва успокоили ее, пообещав завтра с утра отправиться в больницу. Случившееся сильно потрясло ее, и я потом всю ночь слышал, как она плакала за стенкой. Наверное, она догадывалась о том, что с дядей Лешей все не так благополучно, как я пытаюсь представить. А может быть, к этому недоверию примешивалось чувство жалости к себе? Не знаю.

Утром нас не пустили в палату к дяде Леше. Доктор был категоричен в своем отказе. Он лишь сказал нам, что пока никаких изменений нет, дядя Леша в сознание не приходит, но шансов на успешный исход больше, чем… Он не стал продолжать, но мы и так все очень хорошо поняли. Тетя Таня смирилась с тем, что ее не пускают к мужу, а только смотрела во все глаза на доктора, боясь пропустить хотя бы одно слово.

Потом я отвез их обеих домой, наказав Светке не ходить сегодня в институт на занятия — надо было присматривать за тетей Таней, она была очень плоха. А сам я отправился в контору, где меня уже поджидал Вострецов.

— Ну наконец-то, — протянул он, когда я вошел в комнату. — Где ты пропадаешь?

— Что там у тебя, говори, — буркнул я, усаживаясь напротив него за столом.

— Вчера подписали с председателем арендный договор, — сказал Вострецов. — Так что, считай, полдела сделали. Теперь осталось его утвердить — и можно закупать молодняк.

— Так, хорошо. Что слышно с поляками?

— Пока ничего. Может, это действительно была случайная встреча?

— С Соколовским-то?

— Да.

— Кто знает, — пожал я плечами. — Время пройдет — увидим.

— А ты чего как в воду опущенный? — участливо поинтересовался Вострецов. — Тебя не узнать сегодня, честное слово.

— У меня родственник в больницу попал, — ответил я. Больше я ему ничего не сказал. Зачем?

Нас не пустили к дяде Леше ни на второй день, ни на третий, ни на четвертый, потому что в сознание он так и не пришел. На наши расспросы, когда же нас пустят в палату, доктор пожимал плечами и говорил:

— Пока не могу сказать ничего определенного. Организм борется за жизнь, и мы это видим, но, когда положение стабилизируется, мы не знаем.

Тетя Таня совсем сдала. Она почти не спала, бродила призраком по квартире, бесцельно переставляя вещи с места на место или смахивая со стола невидимую пыль. Мы теперь не оставляли ее одну, кто-то из нас обязательно находился с нею рядом, и мне пришлось урывать время от работы, а Света пропускала кое-какие лекции, когда я не мог остаться дома.

Вострецов за это время успел оформить все необходимые бумаги, и дело, похоже, сдвинулось с мертвой точки. Он еще раз лично облазил всю ферму и составил план приобретения молодняка. В один из вечеров Вострецов вызвал меня из дома телефонным звонком. Когда я приехал, Толик рассказывал ему что-то о жизни тибетских монахов. Сан Саныч сидел, склонив голову набок, как будто внимательно слушал, но я понял, что он дремлет под мерный рассказ Толика.

Услышав мои шаги, Вострецов встрепенулся:

— Здравствуй, Эдик! Как твой дядя?

— Неважно, — буркнул я. — Пока лежит в больнице.

— Вот горе, — сказал Вострецов. — Что за жизнь у человека?..

— Зачем вызвал? — оборвал я его. — Что-то серьезное?

— Это кому как покажется, — пожал плечами Вострецов. — В командировку мне надо ехать, Эдик. Я разузнал про один зверосовхоз — там как раз есть то, что нам надо. Хочу полететь туда, посмотреть на месте, да и договориться, если что.

— Ты прикинул, сколько зверьков мне надо покупать?

— Прикинул. — Вострецов вынул из кармана сложенный вчетверо листок и протянул его мне. — Посмотри, здесь все расписано.

Я пробежал глазами написанное.

— Не слишком мы размахнулись? — спросил Вострецова. — Потянем?

— А с меньшими масштабами нет смысла возиться, — ответил он.

— Но мы сейчас деньги вкладываем в расчете на поляков, — напомнил я. — А если у нас с ними ничего не получится?

— Не они первые, не они последние, — отрезал Вострецов. — Быть такого не может, чтобы мы не нашли покупателей на нашу пушнину.

— Ты прав, пожалуй, — согласился я. — Поезжай туда, посмотри все на месте.

— Завтра поеду, — кивнул Вострецов.

— Странное дело, — сказал от окна Толик. — Третий день за ним наблюдаю: стоит и стоит напротив наших окон. Ему что — делать нечего?

Мы с Вострецовым подошли к окну. На противоположной стороне улицы стоял желтый «Москвич», в открытом окне виднелась голова водителя.

— Ты уверен, что он тут уже три дня ошивается? — спросил Вострецов.

— Точно я вам говорю, — подтвердил Толик. — Приедет с утра, встанет напротив наших окон и стоит.

— Может, он привозит сюда кого-то? — засомневался Вострецов. — А потом ждет целый день.

— Один он приезжает. И уезжает тоже один. И при этом целый день сидит в машине, не выходя из нее.

Вострецов с беспокойством посмотрел на меня:

— Эдик, тут что-то не то. Это не просто так — что-то затевается.

— Вы думаете, против нас что-то готовится? — уточнил Толик. — Этот тип в машине — разведчик?

— Разведчик, — кивнул я и вздохнул. — Только он не за вами следит, а за мной.

Я уже узнал парня, сидящего в «Москвиче». Это был Светкин «волейболист».

Вечером, когда тетя Таня тихо ушла в свою комнату, я как бы невзначай спросил Светку:

— А что твой «волейболист»?

— А что мой «волейболист»? — переспросила она, и я увидел, как сестра напряглась.

— Не появлялся больше?

Она отвернулась и сказала с усилием:

— Нет, не появлялся.

— Ну и отлично, — лживо обрадовался я. — Приятно это слышать.

Я подошел к распахнутому окну и выглянул на улицу. Здесь было очень тихое место, как в дальнем и забытом всеми углу парка. Да это и был когда-то парк: там, за деревьями, высились больничные корпуса, больные, прогуливаясь между деревьями, подходили иногда под самые окна нашего дома. Потом больницу отгородили от нас забором, а кусочек больничного парка так и остался, только никто здесь теперь не ходил — тихое было место. Тихое и всеми забытое.

— Ты не боишься? — спросил я. — Окно-то постоянно открыто. Залезет кто-нибудь, первый этаж все-таки.

— У меня есть твой баллончик, — ответила Светка. — Пшикну ему в лицо — пусть только сунется.

— Кому пшикнешь-то? — поинтересовался я. Я почему-то подумал о «волейболисте», дежурящем под окнами нашей конторы.

— Кто залезет, тот и получит, — пояснила Светка.

Я опять выглянул в окно. Асфальтированная дорожка между деревьями была пустынна, и только прямые, как карандаши, сосны молча стояли в вечерних сумерках. Я закрыл окно и запер его на оба шпингалета.

Промотавшись полдня по делам, я лишь ближе к полудню смог отвезти тетю Таню в больницу. Вызванный медсестрой врач попросил тетю Таню подождать в коридоре, а меня увлек в свой кабинет.

— Я бы хотел сначала поговорить с вами, — сказал он. — Так будет лучше.

Он проверил, плотно ли закрыта дверь, и устроился на кушетке напротив меня.

— Я хочу поговорить с вами о вашем родственнике и его жене. Ситуация очень сложная, и вы должны подготовить женщину к тому, что, возможно, придется оставить надежды на успешный исход дела.