Виктор Каннинг - Дерево дракона Страница 4

– У него нет никакого гарема, – возразил Джон. – Только одна жена. Кстати, англичанка.

– Да, я вроде что-то слышал. Вот интересно, что он делает с женой-англичанкой, а?

– Полагаю, то же самое, что делают все мужчины со своими женами, – с улыбкой ответил Джон. – А знаете, ее ведь никто не заставлял ехать с ним. Она добровольно отправилась в это изгнание.

– Как трогательно! – фыркнул Берроуз. – Ну а этот полковник Моци? Говорят, он настоящая змея: злобный и коварный.

Джон усмехнулся:

– Он настоящий солдат. Я разговаривал с людьми, которым довелось воевать против него. Они считают, что им просто крупно повезло, что они поймали и его, и Хадида Шебира.

– Хадид Шебир… – Берроуз вздохнул. – Господи, ну и имена у них! Не выговоришь.

– Из-за этого имени отчасти все и произошло. Когда отец Шебира был убит, его имя и слава потребовали достойного продолжателя. В таких странах, как Кирения, одно лишь имя способно собрать под военные знамена несколько тысяч человек…

– Не утруждайте себя чтением лекций. С меня хватит и того, что я просто доставлю их на Сан-Бородон, а уж потом он будет ваш со всеми потрохами. Хотя, признаться, мне лично очень жаль, что на роль тюремщика выбрали именно вас.

Позже, лежа на койке в каюте, которую он занимал на двоих с первым помощником Берроуза лейтенантом Имреем, Джон вдруг осознал, что слово «тюремщик» застряло у него в голове как заноза. Да, конечно… Кто же он, как не тюремщик? Самый настоящий тюремщик, только высшего класса. Сам он никогда бы не выбрал себе такой работы, но когда служишь в армии, то, как известно, работу не выбираешь: выполняешь, что прикажут. Он представил себе, как завтра утром, когда эта новость появится в газетах, многие из тех, кого он знает, прочтут о депортации Хадида Шебира из Кирении на Сан-Бородон. А рядом они увидят и его имя…, а потом он услышит: «Джонни Ричмонд теперь служит тюремщиком на крохотном островке в Атлантическом океане… Ну что ж, кажется, это все, что могли выжать из него в военном министерстве». А кто-то, быть может, даже вспомнит, что он с Хадидом вместе учился в Оксфорде и они немного знакомы.

Это, должно быть, тоже покажется кому-то забавным.

Джон проспал четыре часа, и как только забрезжил рассвет, снова был на капитанском мостике. Там уже стояли Берроуз со своим первым помощником, а в углу с хмурым и недовольным видом человека, для которого самое ненавистное это вставать спозаранок, ежился, кутаясь в просторное твидовое пальто, Грейсон.

Вокруг царила суматоха и беготня, слышались громкие приказы, лязг и скрежет мотора и снастей. Море светилось каким-то жирноватым, глянцевым блеском, не выказывая при этом признаков жизни.

Через некоторое время Грейсон, посмотрев вперед, кивнул и проговорил:

– Вон они!

Впереди, правда, еще очень далеко, приблизительно в миле от них, Джон разглядел едва заметное облачко дыма и смутные очертания корпуса корабля. Но расстояние между ними быстро сокращалось, и очень скоро оба судна уже разделяло каких-нибудь сто ярдов. Второе судно оказалось яхтой, шедшей под киренийским флагом, на носу ее, ближе к левому борту, красовалась надпись: «Хамса».

Берроуз держал курс прямо на нее.

– Они поменяли название, – сказал он. – Это «Пандора». Раньше она принадлежала одному греческому судовладельцу. Бог ты мой, только посмотрите, что они вытворяют со шлюпкой!

На палубе «Хамсы» царили шум и неразбериха. Небольшая моторная лодка, раскачивавшаяся на шлюпбалках, внезапно стала быстро опускаться вниз, потом остановилась, немного не достигнув воды, – нос ее так и остался приподнятым фута на три по сравнению с кормой. Возле трапа суетились люди, вскоре они образовали нечто вроде прохода и принялись носить к трапу чемоданы.

– Какого черта они тащат багаж?! – возмутился Берроуз.

Грейсон улыбнулся:

– Может, Тедди, они рассчитывают задержаться надолго.

Знаешь, некоторые не любят расставаться со своим барахлом и предпочитают всегда держать его при себе.

– Это же эскадренный миноносец, а не какой-нибудь паршивый пассажирский лайнер. Вот что, Ричмонд, надо бы нам спуститься вниз и встретить их. Только помните, старина, возиться с ними предстоит вам. Вам лучше знать, что с ними делать.

Они спустились на шканцы. Солнце к тому времени уже начинало подниматься над поверхностью моря. На «Дануне» спустили трап, шлюпка двигалась по направлению к миноносцу, быстро рассекая носом водную гладь. Берроуз и офицеры выстроились вдоль палубы. Старшина с унылым, невыразительным лицом, выдающим в нем уроженца Портсмута, передернулся в гримасе, заметив на корме шлюпки целую груду чемоданов.

Ричмонд слышал, как Берроуз в сердцах выдохнул: «Паршивые обезьяны!» Ричмонд улыбнулся. Для Берроуза весь мир четко делился на англичан и на паршивых обезьян. В этом разделении не было злобы или ненависти, просто неповоротливость ума, ограниченность, пронизывавшая этого человека насквозь и оказывавшая влияние на все его суждения. Именно эта ограниченность, подумал Ричмонд, и помешала Берроузу сделать настоящую флотскую карьеру… Но тут ему пришлось оставить эти мысли", так как делегация с «Хамсы» уже поднималась по трапу.

Встреча прошла формально, с, соблюдением всех правил, однако никто не отдавал никаких почестей – состоялся лишь краткий обмен приветствиями.

Через десять минут «Данун» уже шел через пролив на запад: от островов Сан-Бородона его отделяло сорок восемь часов хода.

Их было четверо, и все вместе они образовывали молчаливую, откровенно враждебную группу, демонстративно расположившуюся на противоположном конце длинного стола кают-компании. Хадид Шебир расположился, положив локти на стол, подперев подбородок руками и наполовину закрыв ими лицо.

На нем был старый непромокаемый плащ с поднятым воротником и зеленый шарф, обмотанный вокруг шеи. Слева от него расположился полковник Моци в защитного цвета брюках и таком же кителе, плотно облегавшем тело и застегнутом на все пуговицы. В петлицах он носил неизвестные Джону знаки различия с изображением кривой восточной сабли с восседавшим над ней орлом. Должно быть, символ киренийской национальной армии… Только, подумал Джон, какая же она национальная?

Всего лишь горстка хорошо натасканных преступников, все знания которых состоят лишь в том, как организовывать диверсии и вести партизанскую войну. Моци сидел, скрестив руки поверх фуражки, лежавшей на столе, в одной из них был зажат коротенький костяной мундштук с сигаретой. Справа от Хадида Шебира сидела его жена, на которой поверх платья было накинуто свободного покроя пальто из верблюжьей шерсти, однако лица ее Джон разглядеть не смог из-за низко опущенной головы. Казалось, женщина так сосредоточенно изучает чернильное пятно на скатерти, что не видит и не слышит ничего вокруг. Позади них, прислонившись спиною к стене, стоял слуга, которого они привезли с собою на борт «Дануна», пожилой, невысокий человечек с пробивающейся сквозь смуглую кожу щек седой щетиной, в маленькой облегающей черной шапочке, белом кителе с потускневшими медными пуговицами и плотных черных брюках, заканчивавшихся чуть выше лодыжек. Ноги его были босы. Казалось, будто он всю ночь пробыл на костюмированном балу и вот теперь, застигнутый рассветом, почувствовал наконец непомерную усталость и свой уже преклонный возраст. Он стоял, вперив взгляд в затылок Хадида Шебира с тем же отрешенным вниманием, с каким мадам Шебир разглядывала чернильное пятно.

На какое-то мгновение все они показались Джону единым неделимым целым, поглощенным только собой и своим миром, которым нет дела ни до него, ни до кого-то другого. Обстоятельства сложились так, что он вынужден будет провести в их обществе неизвестно сколько времени…, и у него, конечно, еще будет возможность узнать их поближе. Но сейчас внешность каждого из них являлась для него всего лишь живой оболочкой, под которой, как приходилось только догадываться, скрывается личность. Даже лицо Хадида Шебира, освещенное лучами утреннего солнца, когда он поднимался на борт корабля, было всего лишь смутным продолжением какого-то отдаленного воспоминания времен Оксфорда.

Чувствуя неловкость, вызванную их явной враждебностью, понимая это и стараясь придать голосу как можно больше твердости, Ричмонд проговорил:

– Капитан Берроуз, офицеры и я постараемся сделать все возможное, чтобы вы не испытывали неудобств на борту корабля. Однако вы должны понять, что на борту миноносца не так много свободного места, поэтому вам придется мириться какое-то время с несколько стесненными обстоятельствами.

Полковник Моци поднял голову. Держа мундштук с сигаретой вертикально перед собой, так что тот напоминал восклицательный знак, он сказал:

– С чего вы взяли, что мы понимаем по-английски?

– Ваш лидер Хадид Шебир четыре года учился в Оксфорде, а мадам Шебир, насколько мне известно, англичанка…