Сергей Трахименок - Феномен Бубна Страница 4

— Угадывание всего?

— Не знаю, но когда я слышу фразу, которая сформулирована в форме вопроса, у меня автоматом идет ответ. Кроме того, я могу в уме проводить операции с семизначными цифрами.

— Да, — задумчиво произносит директор, — все это ты действительно можешь, но абсолютно не помнишь своего прошлого. И даже сомневаешься, твоя ли фамилия Бульбович. Кстати, почему ты сомневаешься в этом?

— Мне интуитивно кажется, что такой фамилии на свете не существует.

— Как не существует? Не только фамилия есть, но и ее носитель. Он сидит передо мной.

— Нет, ты не понял, я чувствую во всем этом некую искусственность и надуманность. Словно кто-то придумал мне эту фамилию. Причем тот, кто придумал, был не из Белоруссии. Ты знаешь, что знаменитый актер Смоктуновский имел прадеда белоруса по фамилии Смоктунович.

— А при чем здесь Смоктуновский?

— Да при том, что сосланный в Сибирь за браконьерство в Беловежской пуще его прадед получил в России фамилию Смоктуновский, а мне кто-то придумал фамилию Бульбович.

— Не лишено логики. Но кто мог придумать тебе фамилию?

— Не знаю.

— А ты подумай, что это за волшебник, который придумывает людям фамилии?

— Не знаю.

— Что ты зарядил, не знаю, не знаю, а хочешь узнать?

— Нет.

— А почему?

— Я боюсь.

— Чего боишься?

— Не знаю.

— Если ты боишься, то должен знать причины своего страха. Ты должен бояться чего-то. Так?

— Наверное, так.

— Ладно, давай начнем от печки. Ты помнишь что-либо из своего детства?

— Знаешь, у меня было хорошее детство, я вдруг вспомнил, что рос в большой усадьбе и у меня был учителем немец.

— Ну-ну, — произнес директор, полагая, что услышал зацепку, которая поможет ему ответить на главный вопрос.

— А потом вдруг понял, что читал об этом у Льва Толстого.

— Тьфу, — сказал директор. — Давай зайдем с другого конца. Ты поступил с травмами, которые, скорее всего, могли быть результатам покушения на твою жизнь.

— Не может быть.

— Почему не может быть?

— Потому что я спокойный человек и не мог получить такие травмы. Для того, чтобы такие травмы иметь, нужен соответствующий характер. Помнишь, у нас лежал мужик, который врезался на мотоцикле в бетонную стену. А ведь он врезался в нее специально, поспорил с друзьями, что ничего ему не будет. У него было семь переломов и сотрясение мозга.

— Боря, я помню этого мужика. У него было действительно семь переломов, а вот сотрясения мозга не было, да и не могло быть.

— Почему?

— Потому что у него не было мозга, а значит, и сотрясаться было нечему. Но отчасти я с тобой согласен. Ты сам не смог создать условий для причинения тебе таких травм. Но, может, кто-то покушался на твою жизнь? Подумай, кто мог покушаться на твою жизнь? И что могло быть причиной этого покушения?

— Не знаю.

— А ты и не должен знать, отпусти вожжи сознания, как ты сам говоришь зрителям, может, интуиция тебе что-нибудь подскажет. Может, ты девицу у кого-нибудь увел?

— Ты считаешь, что я могу это сделать?

— А почему бы нет, ты же мужик.

— И за это могут убить?

— Убить могут за все, и даже ни за что, — безапелляционно произнес директор, — вдруг с ней были драгоценности или она была для кого-то источником существования? Рыночные отношения, знаете ли.

— Нет, девицы не помню, но мне все время снится один сон, где я от кого-то убегаю.

— Давай детали этого сна.

— Знаешь с деталями тяжело, когда я его вижу, там все реально, а когда просыпаюсь, все исчезает, как туман под лучами солнца.

— Ладно, смотрю я на тебя, ты действительно напрягаешься, когда мы к этой теме подходим. Давай прервемся, я тут пока бумаги подпишу, а ты зайди минут через тридцать.

12

Бульбович вышел в приемную, где к боссу собралась приличная очередь, представители которой с любопытством посматривали на него. Господин директор никогда не уделял беседам с сотрудниками столько времени. Он «знал все» и вызывал сотрудников только для того, чтобы объявить им свое решение. И уж никак не посоветоваться или обсудить что-либо.

Борису вдруг захотелось похулиганить:

— Вопросы экономии и бережливости, — сказал ожидающим, — самые главные теперь.

Бульбович рассчитывал, что у него есть полчаса, но директор вызвал его уже через десять минут.

— Ты мне даже покурить не дал, — сказал на это Борис.

— Курить — себе вредить, — ответил директор. — Я вот подписываю бумаги, а наш разговор из головы не выходит. Вот ты про сон сказал, а это уже кое-что. Вспомни детали.

— Да я уже говорил, что деталей масса, но как проснешься, они куда-то исчезают.

— Ну, хотя бы несколько.

Борис наморщил лоб, минуту помолчал, а потом произнес:

— Нет, не получается. Хотя. Мне, кажется, что тот узбек, который заглядывал в телефонную будку, оказался там неспроста. Мне кажется, что это дядя Матура.

— Чей дядя?

— Матура.

— А кто такой.

— Стоп, не произноси это слово в именительном падеже.

— Почему именно в именительном нельзя?

— Не знаю. Вчера я грохнулся в обморок, когда услышал слово. Впрочем, не буду его произносить, вдруг обморок повторится. Лучше просто говори «некто М».

— Да я готов говорить «некто Ю», лишь бы помочь тебе. Вспоминай дальше.

— Мне кажется, что этот старый узбек действительно был дядей М, а с М была классная девица, из тех, у кого ноги от ушей растут. Что-то вроде твоей Зиночки.

— Не моей, не моей, — открестился директор. — А ты можешь их опознать?

— Если увижу, то смогу.

— Так я тебе помогу. Пока ты решал, согласиться на эксперимент или нет, я провел свое расследование и выяснил, что подобрала тебя «скорая» не как обычно на Центральном автовокзале, а возле домика РСДРП. И у меня появилось предположение, что ты приехал в Минск на брестском автобусе. Точнее, не брестском, а на том, что пришел с туристами из-за границы, но шел через Брест. Я поехал в автопарк и поговорил с водителями этого автобуса. Они сказали, что нашли тебя спящим в салоне, разбудили, и ты покинул автобус. Я даже номер автобуса записал: 45–76.

— И что это нам дает?

— Значит, ты сел в него либо в Бресте, либо на остановках по трассе Брест — Минск. Ты был когда-нибудь в Бресте?

— Не знаю.

— Тогда о сути моего эксперимента. Мы берем с тобой творческий отпуск и едем в Брест. Там гуляем по городу, пока ты не увидишь что-либо знакомое.

— Если не увижу?

— Тогда едем по трассе и останавливаемся на всех стоянках междугородного автобуса «Брест — Минск».

— А работа?

— Какая, к черту, работа.

— Чего-то на тебя это не похоже.

— Должен же и я когда-нибудь ради друга семьи с ума сойти. Итак, завтра в шесть едем в Брест.

— К чему такая спешка?

— К тому, чтобы ты не сбежал или не отказался от эксперимента.

— Да я не об этом. Я думаю, почему так рано?

— Раньше встанешь, раньше.

— Сядешь.

— Раньше уедешь.

13

Конечно, уехать в шесть не получилось. Директор вспомнил, что ему надо дать допуказания Зиночке, которая на момент его отсутствия должна была обеспечить его замену и служить промежуточным звеном связи между директором и коллективом. Потом он вообще отбежал в сторону и стал звонить непонятно кому. Одной рукой он держал телефон возле уха, а другой показывал Борису некие женские формы, убеждая того, что звонит своей подружке.

В общем, выехали в десять.

— Не переживай, — сказал директор Борису, — пять часов, и мы в Бресте, подумаешь, триста шестьдесят километров.

Он сидел за рулем, а Борис с ним рядом на переднем сиденье.

Утро было прохладное. Директор приоткрыл окно со своей стороны, и ветерок шевелил прически находящихся в салоне.

Когда они проехали половину пути, директор спросил:

— Ты чего такой кислый? Тебя волнует встреча с городом, который может пролить нам свет на твое прошлое?

— Нет, меня волнует что-то другое.

— Что?

— Чувство опасности.

— Для нас?

— Пока непонятно. Сбавь скорость.

— Ты чего, мы же идем в ритме с другими машинами.

Мимо них на огромной скорости проезжает джип.

— Ага, — произносит Борис, — джип, и в нем мертвый водитель. Давай догоним его и предупредим, чтобы он не рисковал.

— Но с нашим движком его не догнать.

— Там должен быть пункт оплаты движения на дороге. Там мы его и догоним.

Джип они догнали на границе Минской и Брестской областей. Он стоял перед шлагбаумом. Соседняя ячейка была пуста, и директор поставил машину в нее.

— Скажи ему, что он опасно ездит, — произнес Борис, — и у меня нехорошее предчувствие.

— Сам и скажи, — ответил директор. — Он же с твоей стороны.

Борис высунулся в окно и сказал водителю джипа: