Учитель музыки - Алексей Анатольевич Притуляк Страница 4

    Оторвавшись от двери, он осторожно приоткрыл её, выглянул в коридор. На деревянной лестнице не было никого. Тогда он вышел на площадку, тихонько прикрыл дверь за собой, потянул, пока не услышал щелчок английского замка. И стал осторожно спускаться.

    Дверь напротив его квартиры открылась. За ней явилась вытянутая лошадиная физиономия с тяжёлой челюстью. Абсолютно лысый череп заблестел в полумраке прихожей. Глубоко посаженные, блеклые и нездоровые глаза старика уставились на Эриксона.

– Здрасть, – неловко поклонился он.

– Я вам не позволю, – едва слышно произнёс старик. Эриксон заметил острый кадык, энергичными рывками двигавшийся на цыплячьей шее под дряблой желтушной кожей. Старик мотнул головой, поднял вверх палец и погрозил им Эриксону. – Нет!

– Простите? – улыбнулся Эриксон, стараясь, чтобы улыбка вышла как можно более добродушной.

– Не позволю, да, – сказал старик уже громче. – Не позволю, да!

– Хорошо, хорошо, – смутился Эриксон, боясь, как бы их не услышала Бернике, а то ведь опять заявится требовать денег. Требовать деньги за такую халупу – это просто свинство. Это по меньшей мере бесчестно. – Вы простите меня, господин… э-э… простите, я должен идти.

– Я вам не позволю! – старик, кажется, даже ногой притопнул.

– То есть, почему же это? – опешил Эриксон. – Я свободный человек и могу уйти отсюда в любое время. И я не считаю себя чем-то обязанным госпоже Бернике, если вы об её интересах печётесь. Я не снимал у неё никакой квартиры. Ну, разве что на одну ночь.

– Да что вы с ним разговариваете, господин учитель?

    Эриксон поднял голову и только теперь заметил мальчишку лет тринадцати, который стоял на площадке между вторым и третьим этажами, свесив голову вниз и, видимо, прислушивался к разговору.

– Это же Пратке, вы что, не узнали его? – продолжал мальчик.

– Узнал, – неловко солгал Эриксон, непонятно зачем.

– Ну вот, – кивнул мальчишка и сплюнул. Плевок плюхнулся перед самой дверью старого Пратке. – Он же чокнутый, чего с ним разговаривать.

    «Чокнутый? – подумал Эриксон, поёжившись. – Ну, в этом он не одинок. Есть ещё как минимум мадам Бернике. А как максимум – я. Я, Как-бишь-там-меня Скуле».

– А давно я здесь живу? – спросил он, снова поднимая голову к мальчишке, но того уже и след простыл.

– Я вам не позволю! – прошипел старик Пратке, несмело выдвигаясь из прихожей на площадку и яростно тыча пальцем в сторону Эриксона. Палец был худой, сморщенный, жёлтый, с грубым, толстым и грязным ногтем.

    Не отвечая, Эриксон устремился по лестнице вниз.

    Он уже видел внизу окошко привратницкой, за которым маячил чей-то силуэт, и готовился быстро прошмыгнуть мимо, когда входная дверь открылась, пропустив внутрь солнечный свет с улицы, и быстро захлопнулась. Чьи-то быстрые шаги прозвучали к лестнице, навстречу Эриксону.

    Он робко остановился, ожидая ещё одной недоброй встречи.

2

    Каково же было его удивление, когда на лестнице замаячил пёстро-разноцветный костюм, и он увидел красно-жёлтую улыбающуюся личину клоуна, который обрадованно махнул ему рукой.

    Дальше произошло уж совсем невероятное.

    Быстрыми шагами клоун приблизился к Эриксону и в одно мгновение повис у него на шее. Его разноцветное лицо приблизилось к лицу растерянного инженера, и Эриксон почувствовал на своих губах влажность поцелуя – странноватую смесь вкусов чужой незнакомой слюны и губной помады, к которым примешались ароматы косметики, краски и немного – пота. По вкусу помады и по той упругости, с которой его коснулась грудь клоуна, Эриксон догадался, что неожиданным дарителем поцелуя выступала женщина. Её язычок пробежался по губам Эриксона, по его зубам, а её руки держали его голову так уверенно, что сомнений не оставалось: он состоял с клоунессой в довольно близких отношениях.

– Куда ты собрался? – выдохнула она, оторвавшись от его губ. – Ты разве не ждёшь меня?

    Он пытался рассмотреть её лицо под густым слоем краски, но это было почти невозможно. Впрочем, не оставалось никаких сомнений в том, что его внезапная любовница весьма миловидна, хотя, конечно, не красавица – с приятными чертами лица, большими и глубокими карими глазами, пышной чёрной шевелюрой, едва уместившейся под клоунской шапочкой, и упругой грудью.

    Эриксон растерялся, не зная что отвечать и как вести себя, а клоунесса принялась с улыбкой оттирать пальчиком помаду с его губ.

– Эй, – позвала она, покончив с этим делом. – Якоб, ты что, правда не ждал меня? Ты хотел смыться?

    «Якоб. Она назвала меня Якобом, – подумал Эриксон. – Якоб Скуле – ну и дела! Неужели они и вправду думают, что я соглашусь носить такое идиотское имя! Нет, кто бы вы ни были и какие бы цели ни преследовали, но вам не удастся заморочить мне голову».

    Впрочем, поцелуй незнакомки был довольно вкусен, и Эриксон не стал бы торопиться выяснять с ней отношения, поэтому промямлил:

– Чёрт… Я совсем забыл.

– Что? – воскликнула она с показной суровостью. – Ты забыл?! Ты забыл, что я приду к тебе? И ты хотел смыться?

– Простите меня, милая… – он с тревогой сообразил, что ведь даже не знает её имени.

– Эй! – нахмурилась клоунесса. – Ты чего, а? Не хотел помахать мне в окно, когда я прыгала там, как счастливая собачка при виде хозяина. Забыл, что мы договорились на после парада. Теперь ещё и «простите, милая»… Может быть, ты…

    Чьи-то шаркающие шаги приблизились от привратницкой. Видимо, потревоженная их голосами консьержка вышла посмотреть, кто там разговаривает на лестнице.

    Эриксон действительно увидел бигуди, накрученные на голову женщины лет сорока с небольшим, в неряшливом, заношенном и поблекшем от многочисленных стирок халате, натужно охватившем её большое тело с тяжёлой грудью.

– А-а, господин Скуле, – произнесла она. – А это, наверное, милашка Линда?

– Здравствуйте, фру Винардсон, – улыбнулась «милашка Линда». – Да, это я.

– Ну-ну, – покривилась консьержка и строго сказала: – Ты не очень-то распоясывайся, голубушка. Чтобы не как прошлый раз.

– Хорошо, – смиренно произнесла Линда, а вся поза её говорила о признании какой-то вины, известной только ей да консьержке. Ну, пожалуй, ещё неизвестному Якобу Скуле, с которым все почему-то путали Эриксона.

– Как вы, господин Скуле? – продолжала между тем консьержка, обращаясь уже к нему. – Отошли после вчерашнего? Уж не знаю даже, как я умудрилась втащить вас наверх.

– Втащить меня? – опешил Эриксон. – Наверх?

– Да полно вам, – рассмеялась фру Винардсон, – не прикидывайтесь дурачком. Хотя, я, пожалуй, готова поверить, что вы ничего не помните –