Голоса неупокоенных душ - Lars Gert Страница 4

Почему некоторых людей этот посёлок «не отпускает»? Они в буквальном смысле словно прикованы здесь, не могут выехать на постоянное место жительства даже в соседнее село, не говоря уже о загранице. Почему его никогда не показывают по телевидению? В одном селе массово засыпали люди12, и это тут же осветили в СМИ; в других — то недостаток питьевой воды13, то вышла из строя котельная посреди зимы14, и это также (хоть и не сразу) становится известным общественности. Здесь же происходят вещи куда жёстче, но об этом все молчат. Кому-то (за молчание) — заплатили, кого-то (за не молчание) — убили. И всё это — лишь поверхность проклятого айсберга, потому что люди и только лишь люди ответственны за ртуть в реке Иртыш15, ядерный полигон в Семипалатинске16, практически полное высыхание Аральского моря17, пропитанную тоннами гептила почву на космодроме Байконур18. Эти и подобные им бедствия — оптимальные условия для самопроизвольного раскрытия аномальных зон, в которых начинают происходить странные вещи; это врата в преисподнюю, это триумф паранормальных явлений. Планета стонет и плачет, когда третируют её недра и губят всё живое на поверхности; она отвечает человечеству тем же. Что же до конкретно этого посёлка (который является лишь одной из многочисленных аномалий Земли, каплей в необъятном море, иглой в стоге сена), то один из вариантов его названия переводится как «Белая могила»19; здесь всё пропитано мёртвой, негативной энергетикой, которая есть благодатная почва для взращивания корней зла и преумножения греха в геометрической прогрессии — поэтому вполне очевидно и неудивительно, что хорошим, правильным людям тут крайне неуютно, не комфортно (тогда как плохие мутируют в константе, плодя себе подобных, таким образом, замещая остатки здравомыслящего социума отродьем беспринципным, отродьем алчным и порочным).

Разумеется, не всё это являлось бредовым монологом гида — Алиса была далеко не дура, так как являлась скрытым визионером20. Она всё прекрасно поняла. Девушка просто взяла и сложила по крупицам весь паззл. Теперь всё встало на свои места. Или ещё не всё? Может, пора уже остановиться? Тише едешь — дальше будешь; меньше знаешь — крепче спишь.

Всего этого Алисе показалось мало: она решила спуститься на лифте в нижний ярус. Там она с интересом наблюдала на макет тогдашнего, изначального вида села, скрытого под стеклом.

«Тут было большое озеро? Видимо, теперь оно осушено», — мелькало у Алисы в голове.21

Далее она с любопытством принялась изучать утюги тех времён — маленькие такие, чуть ли не с детскую ладонь. Телефон тех времён и мундир военного — наверное, какого-нибудь офицера или надсмотрщика, коменданта того лагеря боли, лагеря смерти. Какое-то огнестрельное оружие, чьи-то фамилии в алфавитном порядке…

Алисе стало дурно — настолько, что она имела желание подняться обратно — туда, вверх, на свежий воздух.

Она в лифте не одна — помимо гида и ещё нескольких человек Алиса лицезреет пред собою престарелую женщину, пристально глядящую на неё. Глаз плохой и злой; глаз чёрный, ведовской.

— Бабушка? — Только и успела вскрикнуть Алиса, как вдруг вертикальные линии превратились в горизонтальные — качнуло так, что… Последнее, что она запомнила — это голоса неупокоенных душ и их шаги.

Вернувшись с работы домой, Фелиб вместо Алисы застал клочок бумаги на столе и гелевую ручку рядом.

«Решила всё-таки бабулю навестить», — догадался Фелиб, но малость просчитался:

«Спасибо за всё. Звонила на телефон, который вы мне дали — отчего-то недоступны. Поехала к бабушке. Потом в музей. Оттуда к себе в город».

И приписка:

«Ещё раз благодарю за гостеприимство! Вы очень хороший человек; мне у вас понравилось. Кто знает — может, заеду как-нибудь в гости с тортиком?».

При словах «в музей» Фелиб аж похолодел. И сердце как-то сразу защемило…

«Не нужно ей туда, не нужно», — повторял Фелиб, на всех парах мчась в музей.

Поздно: оцепление. И полиция, и скорая, и пожарная. Всех собрали.

— Что случилось? — Выкрикнул Фелиб, ничего не понимая. — Что произошло? — Продолжал он, протискиваясь сквозь толпу зевак, но перейти через красно-белую ленту ему не позволили.

— Там была Алиса?

— Допустим. А вы ей кто?

— Кто я ей? — Фелиб осёкся и задумался. — Друг. У неё здесь кроме меня и одной дальней родственницы больше никого нет.

— Сожалею. Авария лифта и последующие события22. Никто не выжил. На опознание вызовем позже; сейчас там работает наша группа.

— Авария? Какая авария, вы что?! И что значит — последующие события?

— Все вопросы потом. Очистите сектор. Давайте, давайте…

Фелиб был разбит, растерзан, огорошен, уничтожен. Возможно, впервые в жизни он испытывал сейчас столь сильные, столь яркие, столь противоречивые чувства. Возможно, именно сегодня он был не эгоист; именно сегодня ему было не наплевать, что произошло с другим человеком.

«Какая ещё к дьяволу авария?», — сетовал, негодовал Фелиб, проклиная всё на свете. — «Зачем она попёрлась в этот грёбаный музей???».

Сам не замечая, в своей ругани он скатился к обычному неотёсанному мужлану, для которого бранное слово — словно в порядке вещей. Все великие ценности опрокинуты в один миг. Да что же это такое? Почему? За что?

Фелиб так привык, так привязался к этой своей одногодке! Она так понравилась ему! Как никакая другая… Он впервые раскрылся, он…

У него совсем нет друзей. Ни к кому не ходит в гости и к себе не зовёт. Общение только по работе, по существу, по теме. Может, и к лучшему — Фелиб не доверял никому, не единожды пройдя через ложь, обман, предательство, но в случае с той городской особой он словно заново начал жить — именно что жить; не существовать, точно Амёба (подразумевая понятие «плыть по течению») и Нарцисс (подразумевая понятие «жить собой»).

За всё то недолгое время, что Алиса провела в гостях у Фелиба — те несколько дней ненастья — он про себя окрестил её «мой маленький Питер», имея в виду величественный город по имени Санкт-Петербург, подразумевая понятия «культурная столица» и «окно в Европу» — ибо далеко не каждая современная молодая женщина ведёт правильный, достойный образ жизни, воплощая в ней высокие понятия о морали и нравственности. Не валяются на дороге девушки, от которых ещё не пахнет сигаретами и алкоголем, с которой мечтается прогуляться по скверу под руку, или же сходить на спектакль «Ревизор», вести высочайшего уровня беседу о чём-то возвышенном, не приземлённом; которых хочется пригласить на бал (а не на дискотеку или рок-концерт), и чтобы на ней был