Андреас Эшбах - Один триллион долларов Страница 40

– Как я понял по телефону, дело неотложное? – сказал адвокат и вытер со лба пот.

– Нет, я же сказал… гм-м. Что, правда так звучало? – Джон наморщил лоб. – Да, пожалуй, и неотложное. Идемте в дом.

Наблюдатель мог бы заметить скрытую улыбку облегчения на лице телохранителя. Охранники разыгрывали между собой прогулки по пляжу, и кто проигрывал, должен был сопровождать Джона Фонтанелли.

– Ну? – спросил Альберто Вакки, шагая по дорожке. – Как вам нравится в вашем новом доме?

– Хорошо, спасибо. Я должен немного привыкнуть к тому, что кто-нибудь из персонала постоянно крутится под ногами и что-нибудь прибирает, но ничего, бывает и хуже.

– Я несколько удивлен, что здесь нет Эдуардо; последние недели вы не расставались…

Джон мельком улыбнулся.

– Я думаю, он все еще расстроен из-за моей поездки в Капаннори.

Альберто понимающе кивнул.

– У меня тоже было такое чувство. Но все уладится. – Он коротко взглянул на него сбоку: – Но ведь позвали вы меня не из-за этого?

– Нет. – Джон резко остановился, глянул на серое море, покусал нижнюю губу и вдруг посмотрел на Альберто с такой горячностью, как будто набирал разбег для своего вопроса: – Что за человек был Лоренцо?

– Что? – удивился адвокат.

– Вы его знали. Расскажите мне о нем.

– Лоренцо… – Альберто Вакки опустил голову, разглядывая носки своих туфель с налипшим на них песком. – Лоренцо был хрупкий ребенок. Развитой не по возрасту, умница, очень музыкальный, начитанный… Но у него была эта аллергия. На орехи, на яблоки, на никель и так далее. У него выступала сыпь, иногда он был вынужден слечь в постель из-за проблем с кровообращением. А аллергия на пчелиный яд была трагичной. Однажды в семь лет его ужалила пчела, но его успели довезти до больницы. Ну вот, а потом сразу эти пять жал, вы знаете. Четыре из них в нёбо. Должно быть, он откусил фрукт, в котором были пчелы, так сказал врач; наверное, грушу, он любил груши, тем более что это был один из немногих фруктов, которые он переносил.

– Как же он не обращал внимания на пчел?

– Еще как обращал. У него был панический страх перед любыми насекомыми. Нет, панический страх – это не то слово. Он очень даже следил за этим. Избегал всякого соприкосновения с насекомыми. Редко носил шорты, никогда не ходил босиком, а рубашки, выходя из дома, всегда надевал с длинными рукавами. – Альберто вздохнул. – И вдруг случается такое. Это трагедия. Он мне очень нравился.

Джон медленно кивнул, пытаясь представить, что это был за юноша, Лоренцо Фонтанелли.

– Вы сказали, он был очень музыкальный?

– Да, очень. Играл на пианино и на поперечной флейте. Брал дополнительные занятия, некоторое время играл в школьном оркестре. Вообще учился хорошо. Проблем у него не было. Что касается математики, то он был чем-то вроде вундеркинда; в двенадцать лет нашел среди дедушкиных вещей книгу по исчислению бесконечно малых величин и изучил ее самостоятельно. Честно говоря, я и сегодня не знаю, что это такое, возможно, потому и был так впечатлен. Вскоре после этого он принял участие в математической олимпиаде для школьников и завоевал первый приз. Даже в газету попал, с фотографией. У меня есть вырезка; могу вам как-нибудь показать, если хотите.

– Да. Конечно.

Альберто посмотрел на Джона, погруженного в свои мысли.

– У меня такое чувство, что не надо было мне все это вам рассказывать.

Джон медленно вдохнул и выдохнул, и это прозвучало как эхо отлива и прилива.

– Он был подходящий кандидат, не правда ли?

– Джон, вы не должны мучить себя этим.

– Ведь вы так думали?

– Какое теперь это имеет… – Альберто замолчал. Его плечи беззащитно поникли. – Да. Мы все так думали. Иногда мы просто диву давались, как провидению удалось подготовить в наследники состояния такого подходящего юношу. Он мог бы осуществить с его помощью нечто выдающееся.

Джон тонко, почти болезненно улыбнулся.

– И вдруг вам на голову сваливаюсь я. Вот, наверное, было разочарование.

– Мы так не думали, Джон, – сказал Альберто Вакки. В его голосе прозвучала теплота и тревога. – Вы знаете моего отца. Он верит в вас так непоколебимо, как в восход и закат солнца. А мы верим в него.

– Да. Я знаю. – Джон повернулся, сжал его локоть и заглянул в глаза. – Я благодарю вас, что вы мне сказали правду, Альберто. Вам это покажется странным, но мне стало легче. – Он приглашающе кивнул головой: – Идемте в дом, выпьем капучино.

Сербские вооруженные силы обстреляли телецентр в Сараево. В Южной Корее впервые за 35 лет состоялись коммунальные выборы, которые стали триумфом оппозиции. Американский космический корабль «Атлантис» впервые пристыковался к русской космической станции «Мир». А берлинский Рейхстаг все еще стоял укутанный тканью.

Джон читал газету больше от скуки, чем из истинного интереса. С тех пор как Джереми взял на себя заботу о его телесном благополучии, Джон стал ощущать газеты в руках иначе, чем прежде. Когда он однажды спросил, в чем тут дело, ему объяснили, что дворецкий каждое утро тщательно проглаживает газеты утюгом – чтобы они легче перелистывались и не пачкали пальцы!

– Извините, сэр, – в дверях гостиной возник Джереми, прямой как палка. – Тут некий Марвин Коупленд, и он желает с вами говорить. – Будто сомневаясь, припомнит ли Джон это имя, он добавил: – Насколько я помню, он был на вашем новоселье, сэр.

– Марвин? – Джон отложил проглаженную газету в сторону. – Он здесь?

– Во входном холле, сэр.

Действительно, там стоял он, бледный и помятый, с рюкзаком на плече.

– Привет, Джон, – сказал он. – Надеюсь, я не оторвал тебя от каких-нибудь важных дел.

Они обнялись, как в старые времена.

– Привет, Марвин, – сказал Джон. – Где ты пропадал?

– Ну… – Марвин сбросил рюкзак. – Я же на твоей вечеринке познакомился с этой женщиной, Константиной. У нее и пропадал.

Джон кивнул. Эдуардо уже что-то рассказывал ему об этом.

– Спасибо, что ты привез мне часы.

– Чего там. Ты же попросил.

– Давай пойдем в салон. Хочешь чего-нибудь выпить? Или съесть?

Марвин шел за ним, шаркая ногами и попутно осматриваясь.

– Чего-нибудь съесть было бы здорово. Это дело я малость запустил.

– Нет проблем, я скажу на кухне. – Джон взял трубку ближайшего аппарата и набрал номер кухни. – Это должно быть что-то определенное?

– Все равно что, – ответил Марвин. – Лишь бы повкуснее и побольше. – Он потрогал сервант из вишневого дерева. – Красиво тут у тебя. Во время вечеринки я и не заметил. Просторно. Как ты думаешь, могу я тут у тебя пару дней перекантоваться в каком-нибудь углу?

– Что ты, да у меня столько гостевых комнат, что я мог бы разместить у себя целую футбольную команду. Оставайся сколько хочешь. Густав? – крикнул Джон, когда повар снял трубку. – У меня гость, который того и гляди умрет от голода. Можете сделать что-нибудь хорошее? Из подручных средств и быстро. И сытно. Спасибо.

Когда он повернулся, Марвин смотрел на него со странным выражением.

– Хорошо у тебя получается, – сказал он. – Этот командный тон, я имею в виду. Как ты гоняешь слуг.

– Ты находишь? – Джон наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что он такого сказал Густаву и в каком тоне. Ему казалось, что все было нормально. И как бы он мог сказать это по-другому?

– Не парься этим, – отмахнулся Марвин.

Когда они вошли в салон, жалюзи автоматически поползли вверх и открыли ошеломительный вид на море и на красное закатное солнце, которое коснулось горизонта. Марвин встал в проходе как вкопанный, словно не понимая, что он видит.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – осторожно спросил Джон.

Марвин с трудом вернулся к действительности.

– Что значит «хочешь»? – спросил он, все еще не придя в себя. – Должен! Иначе мне этого не пережить.

– Чего тебе налить?

– Виски, если у тебя есть. Ах, конечно, у тебя есть. У тебя, поди, все есть.

Вообще-то под «выпить» Джон подразумевал «попить», но он ничего не сказал.

Наливая виски, он поглядывал на друга в зеркало бара. Марвин в чем-то изменился. Наверное, Константина его в конце концов выгнала, иначе с чего бы он приехал с вещами? Пожалуй, это и занимало его – больше, чем он готов был признаться. Пусть немного придет в себя.

– В понедельник утром я лечу в Лондон, а оттуда дальше в Нью-Йорк, – сказал Джон. – У моих родителей годовщина свадьбы. Ты же знаешь, в этот день семья традиционно съезжается. Но ты можешь остаться здесь, не проблема. – В Лондон Джону нужно было на примерку своих костюмов.

Марвин задумчиво кивнул и снова посмотрел на него странным взглядом, в котором было что-то недоброе. Потом он одним глотком осушил свой стакан, поставил его на стол, откинулся и сказал:

– Смотри, Джон. Смотри, как бы эти деньги не изменили тебя.