Деон Мейер - Тринадцать часов Страница 40

— Вряд ли можно говорить такое генконсулу или ее отцу. Особенно без доказательств.

— Мы обещали ее отцу перезвонить, — сказал начальник полиции. Видя, что Бенни не проявляет энтузиазма, тот многозначительно добавил: — Капитан…

— Причем сразу же, — кивнул Джон Африка.

— Его необходимо успокоить, — сказал маленький коса.

— Тогда снимется часть напряжения.

— Пусть знает, что дело ведет опытный сотрудник полиции, не какой-нибудь инспектор, а капитан…

— Но с версией о наркотиках не стоит слишком торопиться.

— Я дам вам его номер. — Начальник полиции провинции встал на ноги.

— Звони с аппарата директора Арендсе, — посоветовал Джон Африка, тоже вставая. — Он сейчас в отпуске. Пойдем, я тебя провожу.

Неожиданно включилось электричество; им показалось, будто все здание содрогнулось.

— Вы не собираетесь его арестовывать?! — недоверчиво переспросил Вилли Маутон. Лампа дневного света над его лысой головой сначала замигала, а потом включилась на полную мощь.

— В настоящее время мы не видим оснований для ареста, — ответил Деккер, стоящий на пороге. — А теперь у меня несколько вопросов к вам.

— Ко мне?!

Деккер подошел к стулу, на котором сидел адвокат.

— Да. Я хотел бы поговорить об Адаме Барнарде и Гейсерах.

— А… Да, конечно. Садитесь, пожалуйста… — произнес Маутон без особой радости.

Деккер сел.

— Сегодня утром, в доме Барнарда, незадолго до… инцидента с миссис Барнард… вы говорили о «наклонностях» Адама.

Он заметил, что Маутон покосился на Груневалда, словно спрашивая, можно ли отвечать.

— Вилли, так или иначе в прессу кое-что просочилось, — медленно произнес адвокат.

Маутон откашлялся и быстро потер ладонью лысину.

— Его обвиняли в сексуальных домогательствах, — осторожно сказал он.

Деккер молчал.

— Но я не верю, что его наклонности имели отношение к его гибели.

— Вилли, пусть в этом разбирается полиция.

— Да, Регардт! Пятнадцать лет назад можно было предложить женщине переспать. Хочет — соглашается, не хочет — отказывает, и все! Теперь же самый невинный флирт называют «сексуальным домогательством»! — Маутон снова потер бритую голову — жест, выдающий неуверенность. Он потеребил серебряную серьгу, а потом быстро наклонился вперед — видимо, решаясь на что-то. — Всем известно, что Адам был большой ходок. А женщины, уверяю вас, тоже были от него без ума. Пятнадцать лет назад я организовывал поездки для разных поп-групп и еще тогда наслушался о нем разных историй. Он уже тогда был женат на Ксандре, но ее одной ему было мало, хотелось еще. Он попросил меня вступить в «Африсаунд», стать полноправным партнером. Я отвечал за производство дисков и рекламу. Адам сказал: «Вилли, надеюсь, тебе уже и так известно, — я люблю женщин». Он признавался в своей слабости без всякого стыда. Но… сексуальные домогательства?! Полная чушь! Конечно, он был ходок. Но никогда не обещал женщине контракт в обмен на любовные ласки. Никогда! Он слушал демозапись или ходил на концерт и только потом говорил «да» или «нет». «У вас есть будущее, мы хотим заключить с вами контракт». Или просто: «Нет, вы нам не подходите». Уверяю вас, многие певицы пробовали получить контракт через постель, входили к нему в откровенной, вызывающей одежде, стреляли глазками, но он с порога предупреждал таких охотниц: «Оприходовать я тебя оприходую, но на контракт не рассчитывай».

— «Оприходовать я тебя оприходую»… — повторил Деккер. Вот уж действительно, у белых свой язык.

— Вы понимаете, о чем я.

— Что же за история о сексуальных домогательствах?

— Год назад Нерина Сталь получила щедрое предложение от «Сентер стейдж», и вдруг во всех газетах появились статьи о том, что Адам домогался ее…

— Извините, не понимаю…

— Нерина Сталь… звезда!

Деккер покачал головой. Никогда о такой не слыхал!

— Вы, наверное, слушаете радиостанцию KFM — там совсем нет исполнителей на африкаансе.

— Я слушаю «Пять-эм-эм», — сказал Деккер.

Маутон кивнул, как будто этим все объяснялось.

— Адам ее, что называется, сделал. Целых четыре года она пела…

— Кто, Нерина Сталь?

— Да. Она пела с Маккалли в концерте, посвященном АББА, месяц выступала в «Либерти-театре» в Йоханнесбурге, месяц в «Павильоне» — в одном из проходных шоу. Однажды вечером туда пришел Адам. Она ему понравилась. Симпатичная внешность, неплохой голосок, молодая — тогда ей было двадцать четыре, родом откуда-то из глубинки, из Данилскёйла или Курумана… Если бы мы не сделали из нее звезду, она бы сейчас продавала недвижимость в компании Пэм Голдинг в Платтеклофе. Адам пригласил ее пообедать и сказал, что она может сделать неплохую сольную карьеру. В тот же день Нерина подписала с нами контракт. Мы оплатили ей операцию по увеличению бюста. Адам заказал для нее перевод целой кучи песен с немецкого. И еще мы потратились на запись видеоклипа. Первый ее диск разошелся тиражом в двадцать пять тысяч, а через два года она попала в верхние строчки хит-парада исполнителей на африкаансе. По контракту она обязана была отработать с нами еще целый год, но в «Сентер стейдж» ей предложили больше, и она принялась раздавать поганые интервью о том, что Адам ее якобы домогался, потому что только так она могла освободиться от данных нам обязательств. Были еще трое других, которых не взяли в группы, двое бывших…

— Мистер Маутон! — Деккер зажестикулировал, показывая, чтобы его собеседник говорил помедленнее. — Что такое «Сентер стейдж»?

— Наши конкуренты. До того как они занялись исполнителями на африкаансе, они имели дело только с музыкой на английском, а теперь переманивают от нас ведущих исполнителей. К ним перешли Никки Крюгер и «Блуд-ривир блюз бэнд». И «Министерство музыки». А Нерина заявила о том, что стала жертвой домогательства.

— Значит, она была не одинока?

— Все делалось только для рекламы. Таня Бота и Ларго обе провалились… — Заметив, что Деккер снова нахмурился, Маутон пояснил: — Видите ли, их диски продавались все хуже и хуже. Для Тани это стало полной неожиданностью, первые два ее диска пользовались огромным успехом, мы поставили ей отличный звук, но неожиданно она решила петь песни собственного сочинения, про боль и страдания. Ее новые песни никто не хотел слушать. А Ларго… не знаю, по-моему, она просто уже отпела свое.

— Значит, они тоже обвинили Адама Барнарда в сексуальных домогательствах?

— Статьи появились на первой полосе «Раппорта»: «Певицы выступают против сексуальных домогательств».

— В чем суть жалобы Нерины Сталь?

— Набор бессмысленных фраз. Якобы Адам не давал ей проходу, все время лапал в кабинете, постоянно пытался затащить ее к себе домой, хотя всем известно, что дома его всегда дожидалась… скажем так, не вполне адекватная жена Ксандра, и Адам действовал совершенно иначе.

— А потом?

— Мы сказали Нерине: пусть уходит. Мы ее отпускаем. И все. Буря улеглась. Таня Бота явилась к нам с адвокатом, мы предложили ей тридцать тысяч отступных, и она осталась довольна. По-моему, сейчас она запускает диск с записью духовных гимнов под каким-то малоизвестным лейблом. Сейчас все певцы на африкаансе рвутся исполнять госпел.

— Когда в последний раз о Барнарде ходили подобные слухи?

— Точно не помню… наверное, всякий раз, когда газетчикам больше не о чем было писать… да, Регардт?

— Последние полгода вроде тихо. Но теперь Адам умер, и…

— Представляете, какой начнется шум? И никто не вспомнит, что он буквально возродил музыку на африкаансе из небытия!

— В самом деле? — удивился Деккер.

— Ни один человек не сделал для лёйстерлидьи столько, сколько сделал Адам Барнард. Разве что, может быть, Антон Госен…

— Что такое лёйстерлидьи?

— Это было еще до вас, в начале восьмидесятых. Попробуйте представить, что тогда творилось на эстраде. В семидесятых годах африканеры слушали всякую чушь: Джима Ривза, Ге Корстена, «Груп Тви», «Герби и Спенса»… легковесные песенки со словами типа: «я тебя люблю, я тебя люблю». Тогда шел золотой век апартеида, никто не хотел думать, все хотели только подпевать. Потом на сцену вышли Антон Госен, Кос дю Плесси. Они писали настоящие, сильные вещи, у них были стихи… В общем, тогда возникло движение музыкантов и бардов, только не спрашивайте меня, почему их называли бардами! На африкаансе движение называлось лёйстерлидье. В песни Антона и других нужно вслушиваться, их невозможно просто мурлыкать про себя. Они заставляют думать… Адаму было лет двадцать с небольшим, он работал в крупной юридической корпорации «Де Врис энд Котзе», но работой своей тяготился. К тому же он страстно любил музыку. Он слушал всех исполнителей, ездил по пивным, по маленьким клубам. Скоро он понял: талантов среди исполнителей много, но большие звукозаписывающие студии не интересуются ими. Гигантам музыкальной индустрии интересны только готовые звезды. Потом Адам открыл Ксандру. Вы знаете, что Алекса Барнард в свое время была звездой первой величины?