Сиссель-Йо Газан - Перо динозавра Страница 40

Когда она выбежала на Ягтвай, было уже четверть одиннадцатого, и хотя Анна бежала очень быстро, она все равно мерзла в спортивном костюме. До защиты меньше двух недель, а она до сих пор не подготовила часовой доклад, и ей по-прежнему оставалось прочесть множество статей, необходимых для сдачи экзамена, который следовал за защитой. Глядя из своего укрытия на Тюбьерга, она думала, что на следующий же день расскажет полиции о том, где он скрывается. Вытолкнет его на свет, заставит провести защиту ее диплома. Теперь же она вдруг засомневалась. Тюбьерг очень боялся чего-то, и боялся совершенно иррационального. Что, если он вообще сойдет с дистанции? На этой дистанции уже и так было одним человеком меньше, выводить из игры еще и Тюбьерга было совершенно не в интересах Анны. Она прибавила скорость, как будто пыталась убежать от своей злости.

Анна зашла в подъезд и услышала, как где-то наверху хлопнула дверь. В подъезде выключился свет, и в ту же секунду Анна почувствовала угрызения совести. Пробежка не должна затягиваться на два часа, даже если она предупредила, что забежит в университет якобы за книгой. Анна потянулась к выключателю, но свет почему-то включился раньше. Она посмотрела вверх, в просвет между этажами, и мелкая дрожь бегущего по телу холода вдруг привела ее в состояние боевой готовности.

В просвете между этажами появилось лицо Лене, она смотрела вниз, на нее.

— Что-то случилось? — виновато спросила Анна и побежала наверх, перепрыгивая через ступеньки. Соседка держала в одной руке радионяню, а в другой — ключ от квартиры Анны.

— Кто это был? — спросила Лене.

Свет погас, и Анна включила его снова.

— Кто? — удивленно спросила Анна.

— Этот парень?

Анна озадаченно посмотрела на Лене.

— Ты что, не встретила его сейчас на лестнице? Он только что спустился.

Анна прищурилась:

— Я никого не встречала. Я бегала, — она по-прежнему не совсем понимала, что происходит.

— Здесь только что был парень, — упорно повторила Лене. — Радионяня издала какой-то звук, и я поднялась к тебе проверить, все ли в порядке. Он сидел на ступеньках на твоей лестничной клетке. Сказал, что ждет тебя, и в этом, конечно, ничего такого нет. Я объяснила, что ты наверняка скоро вернешься. Лили спала, когда я зашла, так что я не понимаю, почему сработала радионяня. Я подоткнула ей одеяло и собиралась позвонить тебе, чтобы спросить, куда ты запропастилась, мы уже хотели ложиться. Я оставила дверь приоткрытой, но, когда я собиралась выходить, парень уселся на твоем диване, и это было уж как-то слишком. Я пыталась позвонить тебе, чтобы спросить, не имеешь ли ты ничего против.

Анна сунула руку в карман куртки и вытянула телефон. Три пропущенных звонка.

— Прости, — сказала она. — У меня был выключен звук.

— Ну вот, я не смогла дозвониться, и тогда попросила его ждать на площадке. Я объяснила, что ты на пробежке и что ему лучше подождать на лестнице. Я никогда раньше его не видела, так что я не могла просто пустить его в квартиру, ты же не говорила, что ждешь гостей, правильно?

Анна покачала головой.

— Я не жду никаких гостей, — сказала она, чувствуя внутри обжигающий холод.

— Да, но ты же должна была его встретить? — не унималась Лене. — Он только что ушел.

— Я никого не встретила, — сказала Анна. — Может, это был Йоханнес, мой коллега с биологического факультета? У него были морковные волосы?

— На нем была шапка. И длинное пальто, — сказала Лене. — Кажется, шапку он снял, когда уселся в гостиной. Нет, по-моему, он не рыжий. Русый скорее. Не знаю, я не уверена.

— Я ничего не понимаю, — сказала Анна. — Я открыла дверь в подъезд и поднялась по лестнице. Никто не спускался мне навстречу, я тебе клянусь.

Лене устало взъерошила свои волосы.

— Странно, — пробормотала она. — Он протопал по лестнице вниз за минуту до того, как ты вошла. Я закрыла дверь, но стояла в коридоре: меня удивило, что кто-то ждет тебя так поздно, я думала, не позвать ли Отто. Но тут этот парень сорвался с места и помчался вниз. Как будто он раздумал и решил все-таки тебя не дожидаться. Я вышла на площадку и видела, как его рука скользит по перилам, потом свет погас, ты опять его включила, и мы увидели друг друга вот здесь, — Лене указала в просвет между перилами.

Анна похолодела:

— Постой, это ведь ты включила свет?

— Нет, — сказала Лене. — Нет, я ничего не включала. Свет включила ты.

Одним прыжком Анна преодолела оставшиеся ступеньки и оказалась перед дверью в свою квартиру, выставив перед собой ключ как оружие. У нее так дрожали руки, что она смогла вставить ключ в замок только с третьей попытки. В квартире было совершенно темно, и Анна вслепую побежала в комнату Лили. Она еле различила одеяло, плюшевого щенка Блоппена, лежавшего на боку, любимую вышитую подушку, она смогла даже рассмотреть наклейки, которые Лили прилепила на кровать, но она не видела, есть ли там Лили. Она слышала, что Лене вошла за ней, потому что две части радионяни издали резкий звук, оказавшись слишком близко друг к другу. Передатчик выключили, и в ту же секунду Анна включила свет.

Лили резко дернулась, но сразу начала энергично сосать соску и не проснулась. Румянец на щеке, щека на подушке, подушка на месте. Анна обессиленно опустилась на пол рядом с ее кроватью и спрятала лицо в ладони, дрожа всем телом и жадно хватая ртом воздух. Что она ожидала найти в комнате Лили? Пустую кровать? Куклу с голубыми глазами? Детский труп?

Анна услышала шипение чайника и звук наполняющихся чашек. Лене пронесла чашки в гостиную, мимо Анны, которая сидела на полу и прерывисто дышала. Конечно, Лили спокойно спит в своей кроватке, как иначе. Анна потерла кулаками глаза. Она должна, должна найти рациональное объяснение и повторить его себе тысячу раз, если понадобится, иначе она сойдет с ума.

Анна услышала, как Лене открывает камин, шуршит газетами, потом стук дров и запах зажженной спички. Чуть погодя Лене остановилась в дверях.

— Выходи, посидим немного в гостиной, — сказала она.

Анна поднялась. В гостиной ее ждала чашка чая. Белая лента пара поднималась к потолку. Анна не могла заставить себя посмотреть на Лене. Какой-то мужчина ее ждал. Неизвестно кто, и, видит бог, все это очень странно. Но одно Анна знала наверняка — она разузнает, кто это был. Завтра или через три дня. Лене считала, что это просто какой-то робкий поклонник. Поколебавшись, она признала, что тоже считает все это странным.

Анна паниковала, и Лене это видела. Слезы бежали по лицу Анны, и Лене гладила ее по руке.

— Я хочу лечь, — пробормотала Анна.

— Ты в порядке? — спросила Лене. — Я могу посидеть еще немного, если хочешь.

— Не нужно, — ответила Анна, — все в порядке. Я просто устала.

Оставшись одна, Анна сняла с себя сырой спортивный костюм и уселась голая на стул перед камином. Она открыла дверцу и подставила себя струям тепла. Потом проверила свой телефон. Только один из неотвеченных звонков был от Лене, остальные два — с мобильного Сёрена Мархауга. Йоханнес так и не звонил. Она положила голову на спинку стула и долго сидела, рассматривая висевшую над камином фотографию в рамке. Черно-белая фотография, которая сопровождала ее с детства. Сесилье и Йенс, оба молодые, у обоих длинные непослушные волосы и ни одной морщинки вокруг глаз. Йенс обнимал Сесилье за плечи, казалось, он немного подталкивал ее к объективу. Анна выглядывала между ними, смеясь, с сияющими глазами.

Анна всегда любила эту фотографию, но вдруг перестала понимать почему. Сесилье вовсе не выглядит веселой. Губы улыбаются, но глаза свинцовые. Рука Йенса тяжело лежит на ее плечах: казалось, ослабь он хватку — и она вывалится из фотографии. Взгляд Йенса полон решимости — мол, эта фотография должна быть сделана во что бы то ни стало. Как будто он знал, что это мгновение любой ценой должно быть запечатлено, чтобы его отпечаток мог сопровождать его дочь во взрослой жизни и напоминать ей о счастливом детстве. Улыбка Анны сияющая, у нее веселые звездочки в глазах и абсолютно беззаботный вид. Но взрослым было не до веселья.

Около полуночи она разложила по полу в гостиной документы — свои и Лили. В ее собственных бумагах был относительный порядок, это была заслуга Сесилье. Анна взглянула на свое свидетельство о рождении. Когда родилась Лили, они с Томасом ужасно спорили из-за того, как ее назвать, и в конце концов, за два дня до истечения предусмотренных на это законом шести месяцев, бросили жребий.

«Иначе ее будут звать Маргрете Вторая»,[2] — сказала Анна — и облегченно выдохнула, когда прочла «Лили» на бумажке-победительнице. Она вдруг задумалась о том, что во времена ее собственного детства правила, должно быть, были мягче — иначе как бы она получила свидетельство о том, что ее зовут Анна Белла Нор, 12 ноября 1978 года, спустя почти одиннадцать месяцев после рождения? Она отложила свидетельство о рождении в сторону и принялась рассматривать бумаги Лили, которые кучей лежали в большом коричневом конверте. Цветная детская книжка для записей патронажной сестры, первые фотографии из родильного зала, браслет из послеродовой палаты. Все это Анна должна была вклеить в большую книжку-альбом о Лили, но так и не собралась. Они с Томасом разошлись между обязательными осмотрами в девять и в двенадцать месяцев, и патронажная сестра была ужасно удивлена, когда пришла проведать Лили и застала Анну совершенно не в себе. Анна заварила чай, пока патронажная сестра катала перед Лили разноцветные шары. Вдруг сестра сказала: