Валери Стиверс - Кровь нынче в моде Страница 41

— Только не говорите никому, — прошу я. — Для меня это будет смерти подобно…

— Не беспокойся! — перебивает меня Нина. — Мы же решили поддерживать друг друга. Так что, — усмехается она, — внеси нас в список гостей на вечеринку. И расскажи нам все о нем.

Два часа спустя Рэйчел, Нина и я покидаем «Олдем» и направляемся в центр города к месту проведения эпохальной вечеринки. Это событие — дебют художника, который создал эркер здания в виде логотипа «Луи Вуиттон» и вырубил в скале лицо Карла Лагерфельда. Потом он пролетел мимо на небольшом самолете и сделал фотографии. Мода тут ни при чем. Все, чего я хочу, — встретить Джеймса, вернуться вместе с ним в дом моей тети и… разработать план действий. У него это хорошо получается. Прошлой ночью я уснула, прижавшись к его груди. Наши руки и ноги переплелись. Я никогда еще не спала так крепко с чужим человеком. Как можно сходить с ума от страха и от любви одновременно?

Выходит, что можно.

Скрытые под бархатной ленточкой укусы на моей руке пульсируют. Мне приходится подавлять свое страстное желание помчаться к «Барнис», чтобы только взглянуть на сумочки. Моя тетя была бы просто счастлива, если бы я купила одну из них в долг по кредитной карте моего отца. Я уже отравлена, и яд делает свое дело. К счастью, глубоко вздохнув и выдохнув несколько раз, ощутив резкий запах чеснока, я стряхиваю с себя наваждение. Пусть это пикантное растение больше и не используется для защиты от вампиров, однако его неприятный запах не позволяет им добиваться полного контроля над жертвой.

Мы прибываем на место и, рассекая толпу (чеснок и здесь нам помог), входим в помещение, где так многолюдно, что место фотосъемки определить затруднительно. Я слышу, как одна женщина говорит: «Это новое движение — против защиты окружающей среды». Ее подруга отвечает: «Это так бескомпьютерно. Мне это нравится!»

Прихлопнуть бы их обеих. Вместо этого я пытаюсь, уже в который раз, связаться с Сильвией, но безуспешно. Это более чем странно, поскольку она не расстается с телефоном ни днем, ни ночью.

Джеймс, вспотевший и возбужденный, неожиданно материализуется рядом со мной. У него в руках большая камера, оснащенная устройством цифровой записи голоса для идентификации фотоснимков.

— Я видел, как ты вошла. Это сумасшедший дом. — Он оглядывается вокруг, потом быстро целует меня.

Рэйчел и Нина пялятся на нас, пока я не делаю им тонкий намек:

— Может, принесете всем нам выпить?

Как только они уходят, я быстро чмокаю Джеймса в ответ и говорю:

— Тебе действительно не следует делать этого.

— Ты в порядке? — спрашивает он. — Твои губы холодны как лед.

Мне хочется рассказать ему, что со мной случилось. Со мной далеко не все в порядке — я стала «донором». Мне хочется свернуться в клубок и пореветь на его плече.

— Просто волнуюсь. Ничего страшного.

— Сегодня первый день, когда ты точно знала, что работаешь среди вампиров. Ну и как, страшно?

Какой-то темный лед, который образовался вокруг моего сердца, когда Лиллиан укусила меня, мгновенно тает.

— Послушай, мы должны предотвратить бойню, которая произойдет в этот уик-энд.

Он приподнимает одну бровь.

— Мы? — Он сжимает мою руку. — Звучит как назначение свидания. В обеденный перерыв я заскочил домой и собрал вещи. Не выходи из себя и не злись, но я собираюсь оставаться с тобой до тех пор, пока мы не будем уверены, что тебе ничего не угрожает.

Мне нравится его покровительство, которое он проявляет с тех пор, как узнал от меня про вампиров. Интересно, как он отреагирует, когда увидит следы зубов на моем запястье?

Он следит за выражением моего лица.

— Ты против?

— Нет! Конечно, нет!

Мой восторг явно излишен. Джеймс довольно усмехается.

— Я буду спать на софе, если хочешь, но одну я тебя не оставлю.

— Апартаменты моей тети слишком велики, — говорю я. — Лучше держаться поближе друг к другу.

Мы условливаемся встретиться через час у выхода, и я ныряю в толпу, чтобы найти Аннабел. Мне нужно поговорить с ней с глазу на глаз, прежде чем Рэйчел и Нина снова привяжутся ко мне.

Я вижу ее стоящей в длинной очереди в единственную туалетную кабинку для посетителей обоего пола.

— Кейт! — Она хватает меня за руку. — Привет, дорогая. Я так рада видеть тебя! Что ты думаешь о фотографиях?

— Циничные, бездушные, холодные — по крайней мере других я пока не увидела.

— А по-моему, блистательные! — Она одаряет меня ослепительной усмешкой. — Мне не следовало говорить тебе, но фотограф — один из нас. Фотографы почти все такие.

Я тут же задаюсь вопросом: не вампирша ли Джада Дилан-Холл? Если она принимает участие в этом проекте вместе с Алексой, то скорее всего тоже вампирша, хотя и высококлассный фотограф.

Кстати, о высоком классе… Человек, стоящий перед нами в очереди, — известная в городе личность. На нем самая восхитительная в этом сезоне сорочка от Шанель с кружевным гофрированным воротником и «грязный» смокинг от Пола Смита.

— Как тебе смокинг? — шепчет мне Аннабел. — Он испачкан землей «Прада». Я чувствую запах денег. Должно быть, он стоит целое состояние.

От всего этого можно сойти с ума.

— Кстати, почему ты стоишь в очереди в туалет? — спрашиваю ее я.

Она улыбается, обнажая свои маленькие клыки, и кивком головы указывает на знаменитость:

— Он «донор».

— Что ты собираешься делать? — У меня плохое предчувствие.

— Потерпи и увидишь.

Дверь туалета открывается, и оттуда выходят сразу три девушки.

Мне на самом деле совсем не хочется ни терпеть, ни смотреть. К тому же если Нина и Рэйчел засекут меня так близко от знаменитости, они тут же нас атакуют.

Я прикрываю рукой рот и шепчу на ухо Аннабел:

— Думаю, «модный убийца» не кто иной, как Алекса.

— Почему ты так думаешь?

— Фотосъемка девушек «Тэсти». Разве тебе не приходило в голову, что интерес Алексы к биографическим данным девушек и их медицинским показателям выходит за рамки конкурса моделей? Ей нужны не модели, а жертвы. Она завезет их в лес и убьет.

— Не убьет. Это равнозначно профессиональному суициду. — Губы Аннабел кривятся в усмешке. Ясно, она была бы не против, если бы Алекса пошла на это. — Даже Лиллиан взбесится, если Алекса бросит хотя бы тень подозрения на журнал.

— Но мы же обе знаем, что Алекса совсем не тот человек, который обдумывает все до мелочей. Возможно, она надеется, что ей удастся остаться безнаказанной. Или, может быть, она настолько устала сидеть на диете, что ее это вообще не волнует.

— Жаль, если у нее ничего не получится, — шутит Аннабел. — Вперед!

Когда звезда открывает дверь туалета, Аннабел проскальзывает за ним. Ее светлая голова склоняется близко к его уху, и она шепчет ему что-то. Я вижу, как он вздрагивает, потом слышу ее смех. Они вместе входят в кабинку. Я замешкалась на пороге, а затем прошмыгнула за ней, игнорируя протестующий хор людей, стоящих в очереди. Наш с ней разговор остался незаконченным.

Вблизи парень выглядит неважно. Он бледен, тяжело дышит и слегка покачивается на нетвердых ногах. Прежде чем стал знаменитым актером-кинорежиссером-постановом, он был моделью. У него тщедушное телосложение очень красивое лицо. Воспаленные глаза тем не менее восхитительны — ярко-василькового цвета, я таких прежде никогда не видела.

— Ты делаешь минет? — спрашивает он рассеянно. Аннабел не обращает на него ни малейшего внимания.

— Это самое трудное, — говорит она мне. На ее лице появляется выражение сильной сосредоточенности. — Жертва должна почувствовать сонливость и впасть в гипнотическое состояние. «Доноры» впоследствии никому не жалуются, потому что ничего не помнят. Им кажется, что это было с ними во сне.

Парень прислоняется спиной к раковине, тупо глядя на нас из-под полуопущенных век.

Чем старше вампир, тем лучше он умеет гипнотизировать жертву. И чем большее количество укусов человек перенес, тем легче его загипнотизировать. Если бы этот парень был непокусанным, Аннабел могла бы и не справиться.

Кто-то начинает колотить в дверь туалета.

Понятное дело, по нужде.

— Тебе не кажется, что нам следует что-то предпринять? Я имею в виду Алексу и девушек «Тэсти», — выпаливаю я. — Может произойти трагедия. И даже если тебя это не волнует, это отразится на журнале. — Я пытаюсь говорить с Аннабел на языке, который ей понятен. — Как ее ассистентка, ты окажешься замешанной в этом!

Аннабел убирает в сторону кружева на шее мужчины, обнажая две глубокие запекшиеся ранки на его белой коже. Края ранок белые и сухие, а в центре они черные от засохшей крови.

— Аннабел! Ты меня слышишь?

Она нежно касается его мягких золотисто-рыжих волос, отводит прядки, закрывающие ухо, а затем припадает к его шее. Он не сопротивляется, когда ее губы касаются его кожи. Его тело сильно дрожит.