Хроники несчастных - Дмитрий Галабир Страница 41

– Можно я буду называть тебя бабулей? – неожиданно спрашиваю я, надеясь таким образом закрепить наше примирение.

– А чего нет? Мне очень даже нравится! – баба Валя расплывается в улыбке, а меня радует, что она не думала над ответом долго.

Чувства рвутся наружу и я крепко обнимаю её плечи, утыкаясь носом в щёку.

Внутри меня что-то копошится, пробивается наружу, предательски заставляя сомневаться в том, что все хорошо, требует сосредоточиться на чем-то болезненном, мучительном, но я сильнее. Этот подлый голос не заставит меня разрушить благополучие и процветание, доставшиеся после таких страданий.

Я сильнее.

– Очень довольна нашим разговором, – делится чувствами баба Валя. – А теперь отдыхай. Тебе нужно набираться сил.

С этими словами она целует мой лоб и поднимается, охая и кряхтя. Её движения и вправду стали нездоровыми.

Оставшись в одиночестве, я встаю и подхожу к зеркалу – хотела и пыталась уснуть, но какой после всего этого сон?

Пристально разглядываю своё лицо и тело, трогаю грудь, изучаю морщинки под глазами.

Неужели это и вправду происходит именно со мной?

И неужто грядет, наконец, то, чего я так горячо желала и одновременно боялась?

Близость с мужчиной…

И это будет Август!

Тот, о ком я и сама думала не раз ночами и представляла его рядом с собой в кровати, услаждая себя в одиночестве.

Это будет Август, мой дорогой.

Как же забыть прошлое? Тот случай…

Почему он упрямо всплывает на поверхность океана моей памяти и не даёт покоя в такой важный и грандиозный момент?

Возвращаюсь в тот вечер против своей воли.

Слышу, как шумит речка вдалеке, как поют птицы, чувствую аромат полыни, теплую, нагретую за день жарким солнцем землю под ногами.

Маленькая совсем.

Играю на поляне за домом и замечаю, что-то блестящее в глубине луга. Яркий свет, переливающийся на солнце цветными красками, сверкающий, слепящий.

Мне становится жутко интересно, что это такое и я иду на это загадочное мерцание. Иду и иду…

Когда подбираюсь совсем близко, свет внезапно исчезает и начинается кошмар.

Так быстро… Не успела опомниться, как оказалась на земле.

Появился откуда ни возьмись, заломил мне руки, бросил и прижал к траве, навалившись всем телом.

Тяжелый, сволочь!

Отец с матерью дома, однако до них далеко и вряд ли они меня услышат, но я всё же кричу – больше ничего не остается.

Зажимает мне рот грязной потной ладонью, пропахшей сырой рыбой и табаком. Да так плотно и крепко, что у меня и пискнуть не получается.

Задирает подол платья, рвет на мне трусы, расстегивает ремень на своих штанах, звонко бренча металлическим язычком и бьет вдруг кулаком по затылку.

Последние силы сопротивляться покидают меня. Я угасаю, смыкаю глаза, позволяя распоряжаться ему со мной, как угодно.

Входя в меня раз за разом, он ухает как сыч и все сильнее сжимает мои плечи.

Тело парализовано, разум растворяется в новой сильной волне боли. Что-то рвется во мне, сочится, струится по ногам. Я не видела, но знала, что это кровь.

Когда он закончил и встал, я не нашла в себе сил, чтобы даже просто пошевелиться – так и лежала, уткнувшись лицом в землю.

Не раздумывая долго, он изо всех сил пнул меня ногой в живот, помочился зачем-то мне на спину и исчез. Сказал напоследок, что если расскажу кому-нибудь, убьет меня и был таков.

Помню, как мелкие камешки на земле больно впивались мне в лицо и колени, как сильно болел живот и ребра, как отец тащил меня в дом, как рыдала мать.

За много лет я так и не смогла избавиться от этих ужасных воспоминаний и до сих пор помнила всё ясно и четко.

Я все еще горячо желала возмездия, но пришло время расстаться с этой болью.

Пришло время взрослеть.

Его так и не нашли, но я уверена, что за всё содеянное он заплатил сполна. Законы Божьи исключений не ведают и каждый, абсолютно каждый в этом мире получает по делам своим.

* * *

Хорошо и приятно мне с Августом стало не сразу, а где-то на пятый или шестой раз. Со временем я научилась сполна отдаваться ему и также без остатка наслаждаться, получая удовольствие, которого так давно желала.

Тело переставало слушаться – руки и ноги дрожали, лицо изнывало от жара, всё выветривалось из головы и развеивалось как пепел на сильном ветру.

Август тоже наслаждался. Я была так рада, что благодаря мне он испытывает эти волшебные ощущения, которых ему так не доставало, становится новым.

У него даже взгляд изменился. Стал более твёрдым, уверенным. И ко мне он относился иначе – заботливее, старался быть нежнее, хоть это и давалось ему с великим трудом. Такому большому и угловатому человеку даже при большом желании сложно выдавить из себя хоть немного ласки и милости.

Когда наступали подходящие дни и ночи, он приходил ко мне и впивался в меня так жадно, что чуть ли не поедал заживо.

Я ощущала себя мушкой, угодившей в огромную липкую сеть большого паука, сопротивляться которому бессмысленно и глупо. Я и не бунтовала нисколько, хоть мне иногда и доставалось как следует. Когда Август входил во вкус, он порой становился грубым, неуправляемым и после такого у меня непременно болел живот, да и вообще всё тело… Но я думала лишь о бабе Вале в те минуты, о том, что если я и несу какую жертву, то это всё лишь ради неё – любимой и единственной. Да и Август, я уверена, со временем обуздает свои чувства и уймет энергию. Ему нужно время.

Он проникал резко, сильно, то рыча, то протяжно завывая. В самом конце его глаза обычно выпучивались до такой степени, что мне казалось, они вот-вот выпадут. Ему было так хорошо и сладостно, что он не обращал уже внимания ни на меня, ни на Бабулю, стоящую за дверью. Исполнял долг – усердно и ответственно.

Я знала, что все идет правильно и в этой задаче – родить ребенка в том числе состоит мое если не предназначение, то одна из самых важных жизненных миссий. Впервые в жизни я обретаю независимость, значимость, самостоятельность. И могу сделать что-то большое, стоящее и важное. Могу спасти жизнь близкого, любимого человека.

Когда Август уходит, Бабуля всякий раз непременно спешит ко мне и взволнованно спрашивает, как все прошло, не забыла ли я