Жан-Марк Сувира - Фокусник Страница 42

С самого начала репортажа Фокусник находится в состоянии повышенного внимания. Он впитывает все как губка. Визуальный ряд, звуки, лица, места, комментарии — это ведь напрямую касается его, посмеивающегося над всеми этими кретинами, демонстрирующими свое бессилие перед ним на экране телевизора. При взгляде на типа, обнаружившего мальчика, нельзя удержаться от улыбки. Чувак с собакой на поводке, у него берут интервью на улице, где нашли тело. Прожекторы освещают лицо этого человека в момент, когда он указует дрожащим перстом на тротуар. «Такое впечатление, что у этого дурня глаза на мокром месте, — замечает Лекюийе. — Подумать только, они по-прежнему исходят слезами». Далее следует интервью с еще какими-то чудаками: они ничего не видели, но рассказывают о своей жизни.

Ну вот в кадре появляется журналист с серьезным лицом: его показывают на фоне здания, охраняемого полицейскими. Фокусник максимально концентрирует свое внимание. Тип с микрофоном с суровой торжественностью объявляет:

— Я нахожусь на набережной Орфевр, перед зданием номер тридцать шесть, где размещается Центральное управление Парижской уголовной полиции. Этими делами уже в полной мере занимается следственный отдел управления. Похоже, однако, что детективы пока еще не определились, в каком направлении работать в деле об убийстве мадам Детьен. А в том, что касается гибели ребенка, следователи ведут себя еще более скрытно. В кругах, близких к расследованию, поговаривают о том, что это новое преступление является делом рук Фокусника. Следует напомнить о том, что тринадцать лет назад волна беспрецедентных убийств мальчиков лет десяти потрясла Париж и всю Францию. Потом преступления внезапно прекратились, без намека на какие-либо версии со стороны полиции. Если в нынешнем расследовании возобладает гипотеза, признающая участие Фокусника, это вскоре станет достоянием общественности. В министерстве внутренних дел, на самом высоком уровне, заявляют, что на сей раз нельзя допустить, чтобы расследование снова завершилось провалом, и нельзя, чтобы произошло хоть еще одно убийство ребенка. По сообщениям наших источников, префект полиции потребовал от следственного отдела скорейшего раскрытия этого дела.

Фокусник, не отвлекаясь, досматривает новости, при этом, однако, кажется, не замечая, что на лицо телеведущей возвращается улыбка, которая, кстати, ей весьма шла.

Он несколько раз повторяет вслух, все громче и громче:

— От следственного отдела потребовали скорейшего раскрытия этого дела.

В припадке ярости он восклицает:

— Да что они о себе, собственно, воображают, идиоты? Что им под силу справиться со мной? Да я обгоняю их на двадцать ходов!

Вне себя от гнева, он хватает отвертку и изо всех сил запускает в паркет, так что она глубоко застревает в нем. Поток оскорблений уже готов вот-вот сорваться с его языка, и тут он вдруг слышит демонов: они уже явно выбились из сил, так как тоже кричат, и, видимо, довольно давно: «Заткнись! Хочешь, чтобы тебя обнаружили? Да? Тогда давай продолжай в том же духе. Нет? Тогда захлопни пасть!» Он тотчас же успокаивается и умолкает, затем, ухватив отвертку двумя руками, с трудом выдергивает ее из пола. Немного придя в себя, снова садится в кресло и размышляет. Завтра он купит газету, почитает, что о нем пишут, потом пойдет в бар, послушает, что говорят по поводу этой истории завсегдатаи, а затем отправится вкалывать. Он вполне доволен такой перспективой. Но возникшее внезапно воспоминание о чокнутой старухе, каждый раз при виде его начинавшей орать, снова пробуждает в нем бешенство.

Спать ему не хочется: он знает, что этой ночью не сомкнет глаз, так как будет обдумывать планы посрамления всех этих ослов и ликвидации старухи. Поскольку он никуда не спешит, успеется еще поразмышлять и о мальчике с улицы д’Аврон, и о фликах, вознамерившихся, превзойдя самих себя, поймать его. Он напоминает себе о необходимости быть осторожным, особенно с фликами, с Да Сильва, с психиатром в галстуке-бабочке и с еще незнакомым ему инспектором по делам условно-досрочно освобожденных. Демоны же продолжают поучать: «Парень, если ты нас послушаешь, с тобой все будет в порядке. Если будешь вести себя как дурак — ты труп». Успокоившись, Фокусник отворачивается от телевизора.

Он созерцает темноту за окном в ожидании рассвета.

Рассвет наступает незаметно. С серого неба, нависшего над Парижем, продолжает лить дождь. Фокусник вылезает из своего кресла; все тело у него затекло, он пребывает в дурном настроении. Ему не хочется ни мыться, ни бриться. Смутно слышатся голоса демонов: те мало-помалу начинают возмущаться, — но он не расположен слушать их ворчание, поэтому торопливо идет в ванную. Душ, бритье, однако одежду он надевает старую, вчерашнюю. Плохое состояние духа усиливается, когда оказывается, что отцовской туалетной воды больше не осталось. Фокусник сует флакон в карман куртки, чтобы спросить такую же марку в магазине. Прежде чем выйти из дома, он, на пару минут задержавшись в подъезде, оглядывает улицу через дверное стекло. Потом некоторое время стоит на пороге, наблюдая за прохожими. Из-за дождя ему не удается рассмотреть, дежурят ли возле его дома флики на служебных автомобилях. Он решает, что нет, и вялым шагом отправляется в бар.

Первым делом Лекюийе останавливается перед книжным магазином. В витрине его помещен последний номер «Паризьен». На первой странице пишут о двух убийствах. Фокусник входит в магазин: там нет никого, кроме хозяина, стоящего за прилавком и читающего газету. Пытаясь вести себя естественно, он берет из стопки экземпляр газеты и вынимает из кармана мятую купюру в пять евро. Хозяину, видимо, хочется поболтать, но, взглянув в лицо этому маленькому человеку, он прикусывает язык и молча дает покупателю сдачу. Фокусник входит в облюбованный им бар и садится за столик, на диванчик из красного молескина, как бы ставший его законным местом. Бармен подходит к нему, намереваясь спросить: «Как обычно, кофе и круассан?» — но воздерживается от вопроса, видя, что сегодня этот странный тип особенно недружелюбен. Фокусник заказывает завтрак еле слышным голосом. Он разворачивает газету, но тут внимание его привлекают звуки, издаваемые телевизором.

Вопреки обыкновению из динамиков, висящих рядом с большим экраном, раздаются вовсе не спортивные репортажи, а новости канала «Эл-си-и». И завсегдатаи за стойкой с особым вниманием слушают слова ведущего.

Лекюийе смотрит на молодого парня с белоснежными зубами, имеющего такой вид, будто он рекламирует зубную пасту. Речь идет о двух преступлениях, но главным образом об убийстве ребенка. По подкадровой строке, белыми буквами по красному полю, проходит явно рассчитанное на сенсацию вопросительное восклицание: «ВОЗВРАЩЕНИЕ ФОКУСНИКА?» Эти слова, разумеется, приходятся Лекюийе по душе. Он находит, что звучит действительно неплохо. И даже ощущает некоторую гордость за такое прозвище и за то, что он, по-видимому, внушает всем настоящий ужас. Иногда он ловит себя на том, что тихонечко произносит:

— Фокусник — это я.

И сладостная дрожь пробирает его нутро.

К завершению репортажа официант приносит ему заказ и, словно на десерт, комментирует новость:

— Грустные времена наступили, месье.

Лекюийе неопределенно качает головой, хватает пакетик с сахаром, отрезает край и проглатывает содержимое. Потом пьет обжигающий кофе. От этого горячего напитка ему становится лучше. Он разглядывает посетителей за стойкой. Это постоянные клиенты, занятые, вероятно, уже третьей или четвертой порцией кофе с кальвадосом. Они громко переговариваются. Весь бар их слушает. Больше всех горячится мужчина в черной поношенной кожаной куртке и в вельветовых брюках, протертых на коленях. У него давно не мытые седые волосы, зачесанные назад, он небрит.

— Поверьте мне, таких типов надо просто кастрировать — живьем.

Двоим его собеседникам тоже хочется высказаться, поднимается галдеж, но всех перекрикивает мужчина в спортивном свитерке с эмблемой известной торговой марки, обтягивающем огромный живот:

— Да, но все-таки прежде надо отрезать им головы.

У третьего на тощей груди, на шнурке, болтаются очки, запорошенные крошками от бутерброда, поглощенного в перерыве между двумя порциями кофе с кальвадосом. Он не хочет отставать от товарищей, тем более что те, высказавшись, переводят дух, с тем чтобы выдать по новой сентенции.

— Так нужно бы поступать со всеми, кто еще лапает детей, а не только убивает. Известное дело, на малышей легко нападать.

— Именно! — восклицают остальные.

Фокусник понимает, что троица обсуждает его. У него никогда не было возможности напрямую послушать, как люди комментируют его поступки, в том числе во время первой серии проведенных им акций. В те времена он целыми днями сидел взаперти и пытался опосредованно оценить ненависть, ужас и страх, внушаемые им, основываясь лишь на информации, поставляемой телевизором. А сейчас он впервые стал свидетелем тому, как возмущаются его действиями живые люди, из плоти и крови. Их слова возбуждают в нем противоречивые чувства: страх и гордость. Он смотрит на них, внимательно слушает, стараясь ни слова не упустить из того, что они говорят.