Майкл Палмер - Естественные причины Страница 43

– Знаю, – отозвалась Роза, взглянув на Фреди Барахону, который давно не брился и даже не пошевельнулся с момента ее прихода. Она подумала, приходилось ли ему когда-нибудь самому готовить пищу? На мгновение в ее голове пробежала мысль: какой она была счастливой все сорок лет, что прожила с Альберто Суаресом. – Спасибо, Мария. Я взгляну сама.

Спальня Конни Идальго рассказывала о женщине, которая всегда оставалась девочкой. Кровать и письменный столик были покрашены, возможно самой Конни, в белый и розовый цвета. Наволочки, тоже розового цвета, покрыты вышивкой с изображениями медвежат и шаров. И повсюду лежали мягкие игрушки... не меньше сотни. Зебры и слоны, медведи и орангутанги, кошечки и всевозможные собачки. Стены украшали плакаты с изображением романтических островов и залитых неоновым светом городов. Роза проглотила горечь, подступившую к горлу. Несмотря на сообщение, что в крови Конни обнаружили марихуану, Роза чувствовала, что эта девушка могла бы превратиться в любящую, преданную мать.

Роза взяла со столика вставленную в рамку фотографию и приподняла занавеску, чтобы получше рассмотреть ее на свету. Конни выглядела необычайно привлекательной, совсем не так, как на газетном снимке в досье Розы. Она стояла под руку со смуглым, красивым, самоуверенно улыбавшимся молодым человеком. С Билли Молинаро. Роза не сомневалась в этом. Снимок сделали на борту какого-то судна, возможно прогулочного катера, на фоне Манхэттена.

Не зная, что, собственно, она ищет, Роза сначала осмотрела ящички письменного столика, а затем содержимое небольшого книжного шкафа. Там были в основном романтические дамские романы в мягком переплете, книги из библиотеки, которые так и не вернули назад. Никаких фотоальбомов или альбомов для вырезок. Но стоял ежегодник «Меч и роза», выпущенный средней школой святой Сесилии. Ежегодник был явно недорогим изданием. Ему было далеко до лощеных цветных изданий других школ, которые приходилось видеть Розе, включая ежегодники школы, в которой учились ее собственные дочери.

Она полистала страницы с черно-белыми фотографиями в поисках изображения Конни. Странно, но ее портрета, кажется, не было. Не много было и записей от однокашников. Те немногие, что она прочитала, не отличались изобретательностью: «Всего наилучшего потрясной девочке... Мы друг друга не знали, но, надеюсь, ваша жизнь прекрасна... Удачи от вашего друга...» Роза посмотрела на лучезарно улыбавшуюся чувственную женщину, изображенную на прогулочном катере вместе с ярким молодым человеком, который станет потом ее мужем. Скромные записи однокашников Конни совершенно не вязались с видом этой молодой женщины.

Роза снова возвратилась к фотографиям класса в конце альбома. В аналогичных ежегодниках ее дочерей помещались по четыре цветных снимка крупного размера на одной странице, в сборнике «Меч и роза» было напечатано десять черно-белых. Снятые в автоматах фотографии сопровождались кратким обзором деятельности данного школьника за годы обучения в этой школе. Ага, вот фотография Констанции Идальго. Про нее было сказано, что она выполняла вспомогательную работу в кафетерии и состояла членом клуба кулинаров. Больше ничего. Ни музыки, ни драмы, ни спорта. Роза всматривалась в лицо Конни. Даже делая скидку на то, что фотография была нечеткая, Роза поразилась несходству с той соблазнительной красоткой рядом с Билли. Молинаро. Неудивительно, что без подсказки она ее не узнала.

Она еще раз посмотрела на снимок в рамке. Рот такой же, глаза тоже, но лицо в ежегоднике было значительно круглее. Как будто кто-то обточил девичью простоту Конни.

Роза положила ежегодник на кровать и закончила осмотр комнаты. Ничего другого интересного она не нашла ни в книжном шкафу, ни на полу. Она открыла небольшой чуланчик. Рядом с двумя платьями для беременных висели довольно шикарные костюмы, все шестого размера, и лежало не меньше дюжины различных туфель. Если Роза видела одежду Конни, которую та решила не перевозить к Билли Молинаро, то, значит, бывшая вспомогательная работница кафетерия и член кулинарного клуба превратилась в очень хорошо одетую даму.

На полу чуланчика, как и по всей комнате, валялось много мягких игрушек. Роза так никогда и не узнает, что привлекло ее внимание или какой инстинкт заставил ее нагнуться и раздвинуть кучу плюшевых зверюшек. Но там под медведями, снежными леопардами и птицами стояла коробка от обуви, перетянутая резиновыми кольцами.

А внутри этой коробки находился дневник.

Мэт порадовал свою секретаршу тем, что сразу после обеда отпустил ее домой. Потом он разделил с Сарой бутерброд с мясом и поджаренные в масле картофельные палочки, которые он купил по дороге, и некоторое время болтал с ней на совершенно несущественные темы.

– Вам обязательно надо скоро отправляться в больницу? – спросил он, наливая в две чашки кофе из электрического кофейника.

– Мне надо провести запись некоторых пациентов для их посещения на дому, кое-что надиктовать и забрать свой велик. Но еще немного я могу побыть здесь.

– Хорошо. Нам надо кое-что обсудить.

– Например, отказ от этого дела?

– Например, мне бы хотелось яснее понять, как функционируют страховые компании вроде ОВМЗ.

Сара видела, как на протяжении последних шести недель нарастало напряжение у ее адвоката. При их первой встрече, ее невиновность... все это дело... казались настолько очевидными, настолько простыми. А теперь? Теперь она отпила кофе и попросила его продолжать.

– Во-первых, – сказал он, – хочу, чтобы вы знали, что я чувствую какую-то грязную возню во всем этом деле, думаю, кто-то подставил Квонга Тян-Вена, чтобы и он сам, и вы выглядели виновными за случившееся с тремя женщинами с ВСК.

– Но при сложившихся обстоятельствах у нас нет доказательств, что мы с ним не несем ответственности. У нас только слово Тян-Вена.

– И его семьи. Мы можем подготовиться к защите, основанной на предпосылке, что кто-то пытается взвалить на нас вину. Но такая защита обречена без знания, кто это делает и почему.

– Значит, если мы перенесем это в суд, то проиграем.

– Сара, мы действительно в трудном положении. – Он смолк, сжав кулаки.

– Но послушайте, – встрепенулась она, – не вы ли говорили мне, что чаще всего правовая система способна отсортировать правду от неправды?

– Чаще всего не значит – всегда. В данном случае дело обстоит не так просто. Тян-Вен дышит на ладан. Он часто теряется. Может быть, я смогу получить справку от доктора, чтобы не тянуть его в суд для дачи показаний. Но это, может быть, и не удастся, потому что в последнее время он несколько окреп. Но даже если это получится, Мэллон просто возьмет у него показания на дому, возможно с видеозаписью. Так или иначе, но присяжные заседатели смогут близко и лично познакомиться с ним, как они выражаются.

– Но как Мэллон объяснит, что так много, женщин, принимавших мои лекарства, не столкнулись ни с какими проблемами?

– Он объяснит, что не та травка или несколько трав оказали воздействие на одних женщин и по каким-то причинам не сказались на других. В такой ситуации он просто должен отреагировать наиболее эффективным образом. И необязательно правдиво. И когда на их стороне Лиза Грейсон, а Квонг Тян-Вен на нашей, и когда присяжные заседатели склонны думать, что речь идет об удовлетворении претензий к страховым компаниям с несметными фондами, а не к живым рядовым людям, то боюсь, что дело сведется к тому, что нам придется доказывать, что мы не виноваты. Теперь я понимаю тактику Мэллона.

Он взял бейсбольный мяч и перчатку, начал ходить по комнате, кидая мяч одной рукой и ловя его другой, продолжая рассуждать вслух:

– Эта милая молодая художница с двумя здоровыми крепкими руками и здоровым плодом полностью доверилась доктору Саре Болдуин. Доктор Болдуин делает что-то непривычное и необычное с этой милой беременной молодой художницей с двумя сильными руками... что-то, что далеко выходит за рамки норм, принятых среди врачей. И вдруг эта милая молодая художница теряет своего ребенка и правую руку. Поскольку ничего другого не произошло во время беременности этой симпатичной молодой художницы, постольку доктор Болдуин должна доказать суду, что не она виновница этой трагедии.

– Звучит ужасно.

– С юридической стороны это небольшое передергивание в конце называется так – «вещи и дела говорят сами за себя». Это – ствол юридического ружья, в который ни один адвокат защиты не хотел бы заглядывать. Но это случается – во всяком случае, я читал об этом в отчетах о судебных разбирательствах случаев преступной небрежности при лечении.

– Я полагала, что невиновна, пока не будет доказано обратное.

– Если Мэллон убедит судью согласиться с принципом «вещи и дела говорят сами за себя», а мы не сможем доказать, что вы невиновны, тогда мы и спеклись. Более того, если мы проиграем в этом случае, то почти наверняка другие две семьи нацелятся на остатки ваших страховых средств и на любое другое имущество, которое у вас есть или когда-либо может быть. – Он перестал ходить по комнате и опустился в кресло.