Сиссель-Йо Газан - Перо динозавра Страница 44

В начале весны они все вчетвером ходили в оперу, и это был особенный вечер. В антракте они выпили слишком много просекко, и получилось так, что Кэй возвращалась в зал первой, так что Клайв сидел между ней и Джеком. Он не мог сконцентрироваться во время второго акта и постоянно думал о том, что сидит между двумя людьми, которые значат для него больше всех на свете. Кэй просунула свою руку в его, а правой стороной тела он чувствовал дрожащее тепло Джека, то, как тот шевелится, как смеется, как нагибается к коленям. Измена Кэй и Джека показалась вдруг непростительной.

Принятое решение позволило ему успокоиться. Человеческая особь по сути своей одинока, и, в отличие от других беглецов от действительности, он смотрел этому факту в глаза. Его профессиональная реабилитация теперь важнее всего. Кэй наверняка вернется домой. В конце концов, у нее нет денег.

На следующее утро он впервые за три недели вышел на работу. Подъехал к университету на велосипеде и уверенно зашагал по коридору. Майкл вышел из своей лаборатории.

— Клайв, дружище, — сказал он. — Хорошо, что вы вернулись.

— Доброе утро, — ответил Клайв, проходя мимо молодого человека и направляясь к своему кабинету.

Воздух здесь был пыльным и спертым, и он открыл окна. Чуть позже вошла его секретарша со стопкой писем, слухи уже распространялись, и, когда подошло время обеда, Клайв принял приглашение Майкла поесть в столовой вместе с остальными. Все были рады его видеть.

После обеда они начали приготовления к своему докладу. Они с Майклом просмотрели результаты опыта с конденсированием, которые выглядели очень обещающе. Майкл показал множество фотографий с микроскопа, которые были сделаны в ходе опыта, и на них было четко видно, что первичные хрящевые образования у зародышей птиц развиваются в пястную кость и четвертую фалангу и участвуют в образовании четвертого пальца, что означает одно — передние конечности птицы не могли быть образованы от лап динозавра, если только речь не шла о мутациях и в симметрии пальцев, и в действующей центральной оси руки, а это в высшей степени невероятно. Клайв негромко присвистнул. Действительно, выглядит очень неплохо. Майкл пах каким-то мужским одеколоном, запах которого поднимался от V-образного выреза его футболки и щекотал Клайву нос. Если бы не жена и двое детей, вполне можно было бы подумать, что… Клайв слегка отодвинулся.

— Я приглашаю всех в стейк-хауз, — воскликнул Клайв. — Это нужно отпраздновать!

Кроме Майкла он пригласил Джона, Энджелу, Пайпер, секретаршу Энн, двух аспирантов и двух новеньких дипломников. Всю свою верную команду.

Никто из них не смог пойти. Майкл обещал сидеть с детьми.

Вечер Клайв употребил на то, чтобы прочесать программу на сайте XXVII орнитологического симпозиума. Самовлюбленный Тюбьерг должен был выступать ни много ни мало четыре раза, что ничуть не удивило Клайва, однако он поразился, что в программе не было заявлено доклада Хелланда. Он никогда не участвовал в симпозиумах за пределами Европы, наконец-то получил возможность выступить со своей бессмыслицей у себя на родине — и не ухватился за такой шанс? Странно. Вообще говоря, Клайв и Хелланд не общались уже довольно долго, понял Клайв, проверив электронную почту. Он взялся было перечитывать какие-то их старые письма, но быстро с этим завязал. Он не знал никого столь язвительного и ехидного, как Ларс Хелланд, и это портило ему настроение.

На улице было тепло, и Клайв распахнул двери в сад и позвонил Майклу, чтобы обсудить с ним постер. К телефону подошла дочь Майкла.

— Нет, мистер Фриман, папы, к сожалению, нет дома, — сказала она.

— Кто же за вами смотрит? — удивленно спросил Фриман. Девочка рассмеялась:

— Мне пятнадцать лет, а моей сестре тринадцать, так что мы вполне можем сами за собой присмотреть.

Фриман качнул головой.

— Где твой папа? — спросил он.

— Он на каком-то собрании в университете, — ответила девочка.

Клайв поблагодарил и положил трубку.

Какое-то время он посидел, глядя в воздух перед собой, потом снова повернулся к компьютеру и зашел на сайт копенгагенского Зоологического музея. К своей большой радости, он увидел, что в музее проходит выставка, посвященная перьям. Радость была короткой, потому что выставка называлась «От динозавра до одеяла». Они что, никогда не уймутся? Наверняка куратором этой чертовой выставки был Тюбьерг. Через несколько лет, когда Клайва, к сожалению, уже не будет в живых, зоологические музеи по всему миру станут сокрушаться, как ужасно они ошибались.

Джек никак не давал о себе знать, Кэй продолжала жить у Франца. Клайва ужасно раздражало, что она не возвращается домой, но с этим придется подождать до конца симпозиума.

Опыт по конденсированию и конференция в Копенгагене могли стать решающими для его последующей карьеры, и ему нужно было сконцентрироваться. По ночам ему снился Джек. Темные, кислые, полные звуков сны, высвечивающееся вспышками лицо Джека, так что единственное, что различал Клайв, была торчащая вперед верхняя губа. Он начал принимать перед сном по половине таблетки снотворного, и ночи, к его облегчению, стали черными и пустыми.

Девятого октября Майкл и Клайв вылетели в Копенгаген. Обычно Клайв ненавидел трансатлантические перелеты, но в этот раз его раздражение было приглушено тем, что Майкл добился перевода в бизнес-класс. Клайв отошел в туалет, а когда вернулся, Майкл махал в воздухе посадочными талонами, улыбаясь до ушей. Всю дорогу они провели более чем комфортно и обсуждали презентацию, пока хорошенькие стюардессы разносили лакомства. Клайв заметил, каким внимательным снова стал Майкл. После того как Майкл защитил диссертацию, был какой-то переходный период, когда он все хотел решать сам. Клайв был этим очень недоволен. Когда ты стоишь на научном минном поле, как Клайв, тебе нужна лояльная поддержка, а не капризные попытки проявления самостоятельности. Теперь он мог сказать, что Майкл по-настоящему состоялся в профессиональном плане. У него почти не было возражений, а в тех редких случаях, когда они появлялись, они были профессиональными, точными и направленными исключительно на то, чтобы еще лучше вооружить Клайва на его позиции.

Где-то над Атлантическим океаном Клайв вдруг почувствовал порыв довериться Майклу.

— У меня есть чувство, что это будет в последний раз, — сказал он.

— Что вы имеете в виду? — спросил Майкл, выпрямляясь в кресле.

— Не знаю… — сказал Клайв, колеблясь. Что он собирался сказать?

— Презентация отличная, — помог ему Майкл. — И к опыту не придерешься.

— Да, может быть, дело в этом, — ответил Клайв и выглянул в окно. С одной стороны самолета солнце как раз садилось и окрашивало облака под ними в томатно-красный цвет, на противоположной стороне ждала европейская ночь, черная и чужая. — Просто кажется, что моя жизнь распадается, — внезапно сказал Фриман. — Если презентация пройдет хорошо, я подумываю уйти из университета, — он сам не представлял, почему сказал это сейчас.

Казалось, что Майкл хочет что-то сказать, он неспокойно вертелся, но, когда Клайв наконец поднял глаза, Майкл сидел, погруженный в журнал.

Гостиница называлась «Аскот» и находилась в центре Копенгагена, на боковой улице, отходившей от большой уродливой площади. Номера были маленькие и душные, постельное белье казалось несвежим, как будто в гостиничных стиральных машинах не работала программа полоскания. Никакого мини-бара в комнате не было. Клайв позвонил на стойку регистрации, узнал код для wi-fi, загрузил свою презентацию и последнюю корректуру на домашний сервер в Канаде и лег спать.

В среду утром Майкл и Клайв завтракали в большом полупустом и совершенно не протопленном зале. Они как раз уселись за стол с яичницей и иностранными газетами, когда двое мужчин вошли в зал через вращающуюся дверь. Клайв следил за ними взглядом, пока они пытались сориентироваться в пространстве. Оба были высокими, оба спокойно и пружинисто шли по залу в направлении их стола. Майкл ел, читал газету и поднял глаза только тогда, когда двое остановились прямо возле них.

— Клайв Фриман? — вежливо спросил один из них.

Клайв уставился на него. Если Кэй умерла, он будет… он будет… Он понятия не имел, что он будет делать. Он закрыл глаза.

— Клайв Фриман? — повторил мужчина.

Майкл толкнул его:

— Эй, Клайв, кажется, ты должен ответить.

Клайв посмотрел на пришедших.

— Да? — хрипло сказал он.

— Меня зовут Сёрен Мархауг, я из криминальной полиции. Можно с вами поговорить? — он говорил на мягком безошибочном английском.

— Что-то с моей женой? — прошептал Клайв.

Полицейский улыбнулся.

— Нет, это не имеет отношения ни к вашей жене, ни к другим членам вашей семьи, — спокойно ответил он. — Мне нужно поговорить с вами о Ларсе Хелланде.