Александр Гракх - Паноптикум. Книга первая. Крах Страница 44

Император тяжело вздохнул и опустился на пол, опираясь на трость.

— Джонни был желанным ребёнком, — задумчиво начал свой рассказ Мартин, — которого моя жена Элис не выпускала из рук. Мы считали дни до его первого года. Мой Джонни был лучшим ребёнком на всём белом свете… Всё казалось таким прекрасным, я ждал повышение по службе, а моя жена нянчилась с сыном. Это была какая — то сказка, которая рухнула, когда Джонни исполнился один год… Когда у него начались эти проклятые мутации в паху, я был в шоке. Я понимал, что Джонни попадает под «Акт о чистоте человеческой расы», а мы с супругой должны были уведомить об этом службу идентификации личности… Но я не смог… Я не смог этого сделать и, согласовав свои действия с Элис, незаметно перевёз младенца в глухую деревушку, расположенную в болотах западной Амазонки. Там я отдал Джонни в семью местных и заплатил им золотом за то, чтобы они хорошо позаботились о моём сыне…

— Нет, нет, нет, старичок, — затараторил маленький мальчик. — Это ты описываешь весь сюжет в общих чертах, в настоящем… Так не честно просто потому, что теперь, в настоящем, ты уже знаешь, что причиной тех мутаций был твой наследственный фактор. Подобная мутация у тебя проявится потом, в Сан-Паулу, на правой руке, помнишь? Именно эту руку отрежет рядовой Уэйн Орокин, давая тебе право быть гражданином класса «А». Это позволило тебе стать героем и открыло дверь в большую политику, которая на волне интриг вокруг убийства Тиберия наградила тебя лаврами Императора… Но давай вернёмся в те дни, когда твоя правая рука была на месте, а Джонни «внезапно пропал», согласно официальным сводкам… Ты тогда хорошенько напивался с друзьями, пытаясь залить крепким пойлом своё горе. Но горе, смешанное с алкоголем, превращалось в лютую злобу, которую ты вымещал на жене, приходя поздно ночью домой. Ты доёбывался до неё из — за разных мелочей только ради того, чтобы ударить свою жену. Подсознательно ты винил её из — за того, что случилось с Джонни. Бедная женщина ещё долго не могла отойти от того периода твоего запоя.

Но, согласись, старичок, судьба обошлась с тобой справедливо в этом плане. Ты потерял руку, которой избивал беззащитную Элис, родившую тебе после битвы при Сан-Паулу дочь Луизу. Я знаю, как тебе стыдно за это, старичок. Но больше всего тебе стыдно за то, что ты не нашёл в себе смелости попросить у неё прощения, когда она была ещё жива…

Император смотрел перед собой в одну точку. «Элис… Моя преданная Элис, несмотря ни на что, всегда была рядом со мной… Единственный, по — настоящему близкий мне человек, который давно покинул этот мир…» — глаза Императора наполнились влагой, которая тоненькими ручейками побежала по его морщинистому лицу.

Внезапно Император услышал бой далёких курантов.

— Что это? — произнёс Император, обратившись к мальчугану, который сам прислушивался к нарастающему звуку, осматривая потолок.

— Думаю, они пришли и принесли тебе то, в чём ты сейчас больше всего нуждаешься, — промолвил мальчуган. — Наносыворотка из Даутсона быстро сделает своё дело…

— Я не хочу, — прохрипел Император, пытаясь подняться с пола, — я не хочу…

— Ну, старичок, — задумчиво проговорил мальчишка, — в таком возрасте, как у тебя, говорить «не хочу» — недальновидно в силу тех причин, что ломка — огромный стресс для твоего старческого организма. Говорить «не хочу» нужно было тогда, когда тебе предлагали эту дрянь…

— Николас сказал, что это лекарство, — попытался оправдаться Император.

Мальчишка засмеялся. Немного успокоившись, он произнёс:

— Старичок, неужели ты не знал тогда, какие лекарства делают в Даутсоне? Или, может быть, ты не знаешь о тех деньгах, которые перечисляет тебе Дональд Даутсон на твои депозиты? Или ты не слышал об очередях в аптеках за «лекарством от мигрени»? Поздравляю, старичок, ты окунулся в собственное говнецо… — мальчишка пожал плечами, словно соболезнуя. — Да, тогда ты весь разваливался, твоё здоровье уже не позволяло тебе руководить Империей, и ты решился попробовать этот «синтетический энергетик». После приёма препарата ты почувствовал себя настолько молодым и энергичным, что сразу же направился в Генштаб и разработал детальный план операции «Снежный буран», который великолепно исполнил Гектор Джонс в Антарктике. Но за всё нужно платить, старичок… А теперь выметайся из комнаты, время вышло…

Император, пребывая в подавленном состоянии, поднялся и подошёл к двери. Открыв её, он обнаружил, что за дверью была абсолютная пустота: не было ни пола, ни стен, ни потолка… Не было абсолютно ничего. Повернувшись, Император увидел, что мальчишка стоит в центре комнаты, а черты его физиономии стали какими-то до боли знакомыми.

— Кто ты? — произнёс Император, вглядываясь в овал лица маленького мальчика.

— Я? — мальчик улыбнулся. — Я — твоя совесть, старичок…

Закончив фразу, мальчуган разбежался и с силой толкнул Императора, который, не найдя опоры, провалился в пустоту…

— Кажется, он приходит в себя, — произнёс доктор Грэм. — Лекарство подействовало…

Присутствующие в зале оживились и подошли к Императору, который лежал на диване. На голове у него был холодный компресс, а на груди лежал датчик сердцебиения. Император приоткрыл воспалённые веки и прошептал:

— Воды — ы — ы…

Напившись, Император окинул взглядом собравшихся.

— Папа, — промолвила Луиза и прильнула к отцу.

— Всё… Всё хорошо, Луиза… Я в порядке… Что-то… — Император с трудом пытался подобрать слова. — Мне стало очень душно в машине…

Услышав эти слова, Алан Филипс отошел в другую комнату и, проведя пальцем по интегратору, произнёс:

— Дежурный, водителя машины Императора и механиков гаража ко мне в кабинет для допроса. Подготовьте мои инструменты.

— Что-нибудь ещё? — поинтересовался женский голос.

— Да. Узнайте реквизиты поставщика лимузина. Я думаю, к нему тоже будет немало вопросов…

Когда Филипс зашёл обратно, Император уже потихоньку приходил в себя, держа своей левой рукой ладонь дочери Луизы.

— Луиза, — негромко произнёс Император, — попроси всех выйти. Пусть останется только Уэйн… И ещё, передай моим ангелочкам, что дедушка навестит их на следующей неделе…

Император закашлял. Когда все вышли, полковник Орокин подошел к дивану и присел на кресло, стоящее рядом. Протерев платком лоб и левую щеку, обезображенную шрамом от уголка рта до мочки уха, Император заговорил:

— Послушай, Уэйн. Я стар, но я ещё могу всё изменить… Я знаю, что моя жизнь кончена, но я положу начало твоим идеям… Помнишь, Уэйн, когда ты, я и Алан пришли к власти и получили «Седьмую печать»? Никогда не забуду, как я первый раз попал в Табуларий, расположенный под Акритом. Эти бетонные, переплетающиеся между собой пространства представлялись работой архитектора с весьма дурным вкусом. Только ознакомившись с содержащейся там информацией, я понял, что этот лабиринт был когда — то ковчегом предков — основателей Акрита.

Да, тогда мы часами засиживались в центральном архиве, осознавая то, что мы именно те из счастливчиков, которые прожили жизнь и поняли её в прямом смысле слова, — Император закашлял. — Путём сравнения мы осознали, как идеология управляет массами…

Император на минуту задумался и посмотрел куда-то в потолок.

— Но вы с Аланом разделились во взглядах, — продолжил он. — Мне два года удавалось поддерживать Триумвират, находя с вами обоими общий язык. Но на третий год я вас поставил перед фактом Имперского Единоначалия. Невозможно было управлять метрополией по той простой причине, что наши распоряжения, порой, противоречили друг другу… Триумвират был не эффективен при той модели управления, которая сложилась к тому времени. Мы разрывали Империю на части. Кто — то должен был это прекратить, и я, выдвинув свою кандидатуру, получил в итоге право Имперского Единоначалия, а вы поклялись быть мне верными до конца… Вы с Аланом — две противоположности по взглядам, что позволяло мне управлять государством, поддерживая определенный баланс сил… Но Алан… Я всегда думал, что я что-то вроде третейского судьи, который принимает более правильное и взвешенное решение… Но это только я так думал. В реалии Алан ловко манипулировал мной… Он… — Император задумался и отвёл взгляд в сторону окна. — Он постоянно вызывал у меня чувство, будто императорское кресло подо мной постоянно расшатывают различные внутренние и внешние враги. Я до сих пор не понимаю, как он это делал… Надо отдать должное, Алан чертовски умён.

Он не был таким раньше, когда вы с ним служили под моим началом в Сан — Паулу. Тогда Алан Филипс казался мне каким— то деревенским простачком, которому дали в руки оружие и отправили в джунгли умирать за Родину… Уэйн, ты помнишь, как он утопил передвижную армейскую радиолокационную станцию, сорвав тем самым операцию по зачистке местности от боевиков КСА?