Дин Кунц - Лицо в зеркале Страница 45

— Нет. Еще сохранил остатки самоуважения.

— Райнерд писал о молодом актере, который проходит курс актерского мастерства, и у него возникает «глубокая интеллектуальная связь» с профессором. Они оба ненавидят некоего Камерона Менсфилда, который, так уж вышло, крупнейшая мировая кинозвезда, и решают его убить.

Ранее, согнутый навалившейся усталостью, Этан сидел, привалившись к спинке скамьи. Тут выпрямился.

— И какой у них мотив?

— Не ясно. Райнерд оставил на полях массу рукописных пометок, пытаясь с этим определиться. Далее, чтобы доказать друг другу, что у них хватит духа пойти на это преступление, каждый называет другому имя человека, которого тот должен убить до того, как вместе они начнут охоту за кинозвездой. Актер хочет, чтобы профессор убил его мать.

— Почему я подумал о Хичкоке? — спросил Этан.

— Это похоже на его старый фильм «Незнакомцы в поезде». Идея — махнуться убийствами, тогда у каждого будет идеальное алиби на момент преступления, в котором его бы неминуемо обвинили.

— Позволь догадаться. Мать Райнерда действительно убили.

— Четыре месяца тому назад, — подтвердил Рисковый. — Ночью, на которую у ее сына было двухсотпроцентное алиби.

Церковь начала вращаться со скоростью шесть или восемь оборотов в минуту, словно наконец-то сказалось действие виски, но Этан знал, что причина головокружения — не шотландское, а нагромождение столь странных событий.

— Каким нужно быть идиотом, чтобы сначала все это сделать, а потом вставить в сценарий?

— Самоуверенным идиотом-актером. И не говори мне, что он такой один.

— А кого по указке профессора убил Райнерд?

— Коллегу по университету. Но Райнерд об этом еще не написал. Успел только закончить сцену убийства матери. В реальной жизни ее звали Мина, ей всадили пулю в правую ногу, а потом забили до смерти мраморно-бронзовой лампой. По сценарию ее зовут Рена, ее искололи ножом, обезглавили, расчленили, а потом сожгли в печи.

Этана передернуло.

— Похоже, дни матери были сочтены, даже если бы Райнерд и не познакомился с профессором.

Они помолчали. Церковная крыша, с качественной звукоизоляцией, находилась высоко над их головами, так что шум дождя практически до них не долетал.

— В общем, пусть Райнерд и мертв, — будничным голосом прервал затянувшуюся паузу Рисковый, — твоему Чен-Ману стоит почаще оглядываться. Профессор, уж не знаю, кем он может быть, все еще на свободе.

— Кто занимался убийством Мины Райнерд? — спросил Этан. — Я его знаю?

— Сэм Кессельман. Сэм работал в отделе расследования грабежей и убийств, когда Этан еще не ушел со службы.

— И что он думает о сценарии? Рисковый пожал плечами:

— Он его еще не видел. Может быть, завтра ему поит ют ксерокс.

— Он — хороший человек. И во всем разберется.

— Возможно, не так быстро, как тебе хотелось бы, — предрек Рисковый.

У алтаря, должно быть от ветерка, заколыхались огоньки свеч в рубиновых стаканчиках. По стене побежали хамелеоны света и теней.

— Так что ты собираешься делать? — спросил Рисковый.

— Об убийстве Райнерда напишут в утренней газете. Конечно же, упомянут и об убийстве его матери.

Это даст мне повод пойти к Кессельману, рассказать ему о посылках, которые Райнерд посылал Манхейму. Он прочитает этот сценарий…

— О котором ты не имеешь ни малейшего представления, — напомнил Рисковый.

— …и поймет, что над Манхеймом будет висеть дамоклов меч, пока не удастся идентифицировать этого профессора. Тем самым расследование ускорится, а я, возможно, добьюсь защиты полиции для моего босса.

— В идеальном мире, — буркнул Рисковый.

— Иногда система срабатывает.

— Только когда ты этого не ожидаешь.

— Да. Но у меня нет ресурсов, чтобы быстренько прошерстить друзей и знакомых Райнерда, и нет права просмотреть его личные записи и вещи. Мне придется полагаться на систему, хочу я этого или нет.

— Как насчет нашего сегодняшнего ленча? — спросил Рисковый.

— Никакого ленча не было.

— Кто-то мог нас видеть. И потом, ты же расплачивался по кредитке.

— Ладно, мы встречались за ленчем. Но о Райнерде я не упоминал.

— И кто в это поверит?

Этан не смог назвать такого тупицу.

— Мы с тобой встретились за ленчем, я нашел повод для визита к Райнерду в тот же день, и так уж вышло, что его шлепнули, когда я находился у него в квартире. А потом выясняется, что машина, на которой должен был уехать киллер, принадлежит Данни Уистлеру, твоему давнему другу.

— У меня болит голова, — скривился Этан.

— А я еще не врезал по ней. Они решат, что мы обо всем знали. А когда мы скажем, что не…

— Мы и не знали.

— Они заявят, что мы лжем. На их месте я бы подумал, что так оно и есть.

— Я тоже, — признал Этан.

— Поэтому они придумают версию, которая так или иначе объясняет случившееся, и закончится все тем, что нас обвинят в убийстве матери Райнерда, самого Райнерда, попытке повесить эти преступления на Гектора Икса и в его убийстве. И прежде, чем все достигнет финала, этот говнюк, окружной прокурор, попытается обвинить нас и в исчезновении динозавров.

Церковь более не казалась святилищем. Этан жалел, что они не встретились в другом баре, где он мог найти утешение, баре, куда не мог заявиться Данни Уистлер, живой или мертвый.

— Я не могу пойти к Кессельману, — решил он. Из груди Рискового не вырвался выдох облегчения, он ничем не выказал напряжения, в котором пребывал.

Разве что на зеркальце, сунутом ему под ноздри, появился бы конденсат да массивные плечи чуть расслабились.

— Мне остается лишь принять дополнительные меры по защите Манхейма и надеяться, что Кессельман быстро найдет убийцу Мины.

— Если группа РДППО не отстранит меня от расследования убийства Райнерда, я переверну весь город чтобы найти Данни Уистлера, — сказал Рисковый. — Я прихожу к выводу, что он — ключевая фигура в этой истории.

— Я думаю, Данни найдет меня первым.

— Это ты про что?

— Не знаю. — Этан запнулся, вздохнул. — Данни был там.

Рисковый нахмурился.

— Где?

— В баре отеля. Я заметил его, когда он уходил. Бросился за ним, но потерял в толпе перед отелем.

— И что он там делал?

— Пил. Может, наблюдал за мной. Может, последовал за мной с намерением подойти, потом передумал. Я не знаю.

— Почему ты сразу мне об этом не сказал?

— Не знаю. Мне показалось… слишком уж много призраков.

— Ты думаешь, одним больше, и я тебе не поверю? Напрасно. Мы давно знаем друг друга, не так ли? В нас обоих стреляли.

Из церкви они решили уходить порознь. Рисковый поднялся первым. Дойдя до центрального прохода, обернулся:

— Как в прежние времена, не так ли? Этан понимал, о чем он.

— Снова прикрываем друг друга.

Для такого здоровяка Рисковый двигался на удивление бесшумно. Из нефа он проследовал в нартекс, а потом покинул церковь.

Иметь надежного друга, который прикроет тебе спину, — счастье, но поддержка даже лучшего друга не может идти ни в какое сравнение с поддержкой, которую может оказать мужу любящая жена или любящий

муж — жене. В архитектуре сердца комнаты дружбы расположены глубже, стены у них крепче, но самой теплой и самой надежной была та, что он делил с Ханной, где в эти дни она жила дорогим призраком, самым нежным из воспоминаний.

Ей он мог бы рассказать все: о тени в зеркале, о второй смерти на выходе из магазина «Розы всегда», и она бы ему поверила. Вместе они всегда понимали друг друга.

За пять лет, прошедших с ухода Ханны, именно теперь ему недоставало ее более всего. Сидя в одиночестве в церковной тишине, нарушаемой лишь едва слышным шумом дождя, вдыхая благовония, глядя на рубиновые стаканчики, в которых горели свечи, он не мог уловить шепота Бога, не чувствовал его присутствия. Но Этан и не жаждал получить какие-то доказательства существования Создателя: мечтал услышать голос Ханны, увидеть ее обаятельную улыбку.

Он чувствовал себя бездомным, перекати-полем, Квартира в доме Манхейма дожидалась его возвращения, предлагая многие удобства, но была местом проживания, не более. Лишь один раз за этот длинный и трудный день он почувствовал, что попал домой: когда стоял у могилы Ханны и смотрел на пока еще пустой соседний прямоугольник земли, предназначенный для него.

Глава 37

Черная и серебристая вода капала и стекала с бронзовых шаров и бронзовых флеронов, с литых орнаментных панелей, с дротиков, изогнутых полос, узоров из пересекающихся линий, зубцов, листьев, гриффонов и геральдических эмблем массивных ворот поместья Манхейма.

Этан нажал на педаль тормоза, остановив внедорожник у стойки безопасности, квадратной колонны высотой в пять футов, облицованной известняком, в которой находились видеокамера, микрофон и динамик внутренней связи и клавиатура. Он опустил стекло и набрал на клавиатуре личный шестизначный код.