Патрисия Корнуэлл - Реестр убийцы Страница 45

Она поднимается по ступенькам к причалу. Ступеньки старые, кое-где их и вовсе нет. Люси отмахивается от невидимых жужжащих насекомых и вспоминает рассказ знакомого антрополога. Все дело в группе крови. Паразиты вроде москитов любят кровь первой группы. Первая группа у нее. Но как эти невидимые паразиты определяют группу ее крови, если у нее нет никакого кровотечения? Рой гудит, нападает, жалит.

Шаги ее тихи. Люси останавливается, прислушивается и слышит глухой стук. Луч фонарика скользит по старому дереву, ржавым гвоздям, ветер пригибает болотную траву и шепчет ей что-то. Огни Чарльстона кажутся далекими в пахнущем серой, сыром воздухе, луна ускользает за плотные облака. В конце причала Люси обнаруживает наконец источник обеспокоившего ее звука. Лодки Марино нет, а ярко-оранжевые кранцы глухо колотятся о сваи.

ГЛАВА 14

Карен и доктор Селф на ступеньках Павильона в почти полной темноте.

Свет на веранде не слишком ярок; доктор Селф вынимает из кармана плаща сложенный листок бумаги, разворачивает его, достает ручку. Где-то далеко кричит койот.

— Что это? — спрашивает Карен.

— Гости, когда приходят на мое шоу, подписывают этот документ. По сути, обычное разрешение разговаривать с ними в эфире. Вам, Карен, никто не поможет. Это ведь ясно, да?

— Я чувствую себя немного лучше.

— Так бывает всегда. Потому что они программируют вас. Меня тоже пытались программировать. Это целый заговор. Поэтому меня и заставили слушать запись матери.

Карен берет у нее документ об отказе от прав, пытается читать. Света недостаточно, видно плохо.

— Я бы хотела рассказать о наших результатах миллионам людей, поделиться со зрителями всего мира нашими догадками и прозрениями. Мне требуется ваше разрешение. Если только вы не хотите участвовать в передаче под вымышленным именем.

— Нет, нет! Я буду счастлива участвовать в посвященной мне программе под собственным именем. Даже просто появиться в вашем шоу! Но о каком заговоре вы говорите? Думаете, они и меня включили в свои планы?

— Вам нужно подписать документ, — напоминает доктор Селф, протягивая ей ручку.

Карен подписывает.

— Вы только дайте знать, когда соберетесь выпускать ее в эфир, чтобы я не пропустила. Думаете, пройдет?

— Если вы еще будете здесь.

— Что?

— Шоу с вами будет не первым, Карен. Сначала я расскажу о Франкенштейне и его мерзких экспериментах. О том, как меня насильно одурманили, как подвергли унижению и пыткам в магните, как заставили слушать голос матери, лгавшей обо мне, обвинявшей меня во всех грехах. Так что, возможно, пройдут недели, прежде чем дело дойдет до вас. Надеюсь, вы к тому времени еще будете здесь.

— Вы имеете в виду — в клинике? Нет, я ухожу завтра же утром.

— Я имею в виду — здесь.

— Где?

— Вам еще хочется остаться в этом мире? Вы вообще хотели быть в нем? Вот в чем вопрос.

Карен закуривает, и руки у нее дрожат.

— Вы же видели серию программ с Дрю Мартин, — продолжает доктор Селф.

— Такая жалость…

— Мне необходимо рассказать всем правду о ее тренере. Я пыталась открыть глаза Дрю.

— А что он натворил?

— Вы заходили хоть раз на мой сайт?

— Нет. Но обязательно загляну.

Карен сидит, ссутулившись, на холодном камне, нервно затягивается сигаретой.

— Вам хотелось бы на него попасть? До появления в шоу?

— Попасть на ваш сайт? И вы расскажете мою историю?

— Вкратце. У нас есть раздел, блог, где люди рассказывают свои жизненные истории, переписываются. Некоторые, конечно, пишут не очень хорошо, так что мне помогает целая команда — одни редактируют, другие переписывают, третьи диктуют, четвертые интервьюируют. Помните, когда мы встретились в первый раз, я дала вам свою визитку?

— Да, она все еще у меня.

— Отправьте свою историю по указанному там адресу электронной почты, и мы опубликуем ее. С вами так приятно общаться. В отличие от той бедняжки, племянницы доктора Уэсли.

— Кого?

— На самом деле она ему не племянница. У нее опухоль мозга. Есть вещи, от которых не помогают даже мои инструменты.

— Господи, это ужасно! Я бы, наверное, с ума сошла, если бы знала, что у меня опухоль мозга. И ведь помочь ничем нельзя.

— Вы узнаете ее историю, когда зайдете на наш сайт. Прочитаете в блогах, что думают люди. Вас ждет много интересного. — Доктор Селф сидит ступенькой выше, и ветерок относит сигаретный дом в сторону от нее. — А ваша история? Думаю, она многих заинтересует. Сколько раз вас госпитализировали? По меньшей мере десять. И что же?

Доктор Селф представляет, как обращается с этим вопросом к аудитории, как камера останавливается на ее лице — одном из самых узнаваемых лиц в мире. Ей нравится ее имя, часть невероятной судьбы. Селф. Она много раз отказывалась сменить его и никогда ни с кем не разделит, а кто не пожелает принять его, пусть идет ко всем чертям, потому что непростительный грех вовсе не секс, а неудача, провал, безвестность.

— Я прилечу на ваше шоу в любое время. Пожалуйста, не забудьте мне позвонить. Я сразу же вылечу, — снова и снова повторяет Карен. — Лишь бы не пришлось говорить о… Об этом я не могу…

Но даже когда фантазии расцветали в полную силу, когда мышление становилось магическим, когда предчувствие обретало голос, она не смела и мечтать о том, что все так случится.

Я — Мэрилин Селф. Добро пожаловать на шоу «Селф о себе». «SOS». Вам требуется помощь?

Так начинается каждое шоу — под гром аплодисментов собравшейся в студии аудитории, на глазах миллионов почитателей по всему миру.

— Вы же не станете заставлять меня рассказывать об этом, правда? Семья никогда мне не простит. Я потому и пить никак не могу бросить. Я все расскажу, только не заставляйте говорить об этом перед камерой или на вашем сайте, — ноет жалобно Карен.

Спасибо вам, спасибо. Иногда доктору Селф бывает трудно остановить аплодисменты. Я тоже всех вас обожаю.

— В Бостоне у меня был терьер — Бандит. Однажды вечером я выпустила его на улицу и забыла впустить, потому что сильно выпила. А была зима.

Аплодисменты как сильный дождь, как тысяча хлопающих ладоней.

— И на следующее утро нашла его мертвым у задней двери. Дверь была вся поцарапана от низу и до середины. Мой бедненький Бандит… у него такая короткая шерстка… Наверное, дрожал, плакал, лаял… Царапал дверь, чтобы попасть домой, а потом… потом замерз. — Карен пускает слезу. — Чтобы не думать, я просто убила свой мозг. Они сказали, что у меня там белые области и что они расширяются… что это атрофия. «Отлично, Карен, — сказала я себе, — ты убиваешь собственный мозг. Так держать». И это можно увидеть. Увидеть, что я ненормальная. — Она дотрагивается до виска. — Вот здесь. Мне показывали его, мой собственный ненормальный мозг. Нормальной я уже не буду. Мне почти шестьдесят, и что сделано, то сделано.

— Люди не прощают жестокости в отношении собак, — говорит, задумавшись, доктор Селф.

— Я знаю. Знаю. Но что мне делать? Пожалуйста, скажите.

— У людей с психическими заболеваниями отмечаются особенности в форме черепа. У лунатиков голова обычно деформированная. У маньяков — размягчение мозга. Такого рода научные прозрения стали следствием исследования, проведенного в Париже в 1824 году. Было отмечено, что из сотни обследованных идиотов и имбецилов только у четырнадцати была нормальная голова.

— Хотите сказать, что я имбецил?

— Удивлены? Это так непохоже на то, что говорят вам врачи? Что у вас особенная голова, а значит, вы и сама не такая, как другие?

— Я имбецил? Я убила свою собачку…

— Эти предрассудки сохраняются и распространяются веками. У людей, заключенных в дома умалишенных, проводились замеры черепов; мозги идиотов и имбецилов подвергались препарированию.

— Я имбецил?

— В наши дни вас помещают внутрь магической трубы, магнита, сообщают, что у вас деформация мозга, и заставляют слушать голос матери.

Доктор Селф умолкает — из темноты появляется и направляется к ним высокая мужская фигура.

— Карен, если не возражаете, я хотел бы поговорить с доктором Селф, — говорит Бентон Уэсли.

— Я имбецил? — спрашивает, поднимаясь со ступеньки, Карен.

— Нет, вы не имбецил, — отвечает Бентон.

Карен прощается с ним.

— Вы всегда были добры со мной. Завтра я улетаю домой и сюда больше не вернусь.

Доктор Селф жестом приглашает его сесть рядом на ступеньку, но Бентон остается на ногах. Она чувствует, как он рассержен, и это еще один ее триумф.

— Мне гораздо лучше.

Темнота, которая кажется еще глубже на границе света, меняет его облик. Доктор Селф никогда не видела Бентона таким, и теперь у нее появляется новый повод позлорадствовать.

— Интересно, что бы сказал сейчас доктор Марони. А что сказала бы Кей? Как рассвет на берегу. Юная девушка замечает молодого мужчину, и… Что потом? Он тоже замечает ее. Они сидят на песке, гуляют, веселятся и делают все, что им только заблагорассудится, пока не поднимается солнце. Они не обращают внимания, что промокли насквозь, что одежда липнет к телу. Куда уходит магия, Бентон? Старость — это когда всего мало, когда знаешь, что уже никогда не ощутишь волшебство. Я знаю, что такое смерть, и вы тоже это знаете. Садитесь, Бентон. Я рада, что вы пришли поболтать перед моим отъездом.