Андреас Эшбах - Один триллион долларов Страница 45

– Нет, – признался Джон. – Я бы начал с Флоренции, все-таки университетский город.

– С него и начнем. Можно мне взять твой «Феррари»?

– Он мне сейчас самому нужен, – ответил Джон. Если уступать Марвину во всем, то ему понадобится и твоя зубная щетка. – Ты можешь взять маленький фургончик. Ключи у Софии.

– Это экономка?

– Да.

– О'кей. – Марвин неохотно поднялся. – Как-то все пошло быстрее, чем я думал. При случае я открою счет, и мы все оформим, о'кей?

– Открой. Все реквизиты отдашь Джереми, персоналом управляет он.

– Я вижу, у тебя все налажено. – На выходе он обернулся с недовольной миной и помедлил. – Можно еще один вопрос?

– Конечно.

– Ты платил бы мне и десять тысяч, если бы я запросил?

Джон пожал плечами. Этого он и сам не знал.

– Вот черт, – буркнул Марвин и вышел.

Когда вскоре после этого зазвонил телефон, Джон уже знал, что это незнакомец. Просто знал, и все.

– Ну, вы подумали? – спросил его звучный голос.

– Все время думаю, – ответил Джон, испытывая желание позлить его. – Вы вчера случайно не летели из Нью-Йорка в Париж?

– Что-что? Нет.

Надо же, оказывается, и его можно сбить с толку.

– Мне почудилось, что я вас узнал.

Момент тишины, потом тихий смех:

– Хороший прикол. – И снова полное самообладание. – Но назад к вашим планам. Что вы будете делать с вашими большими деньгами?

– До сих пор лучшей идеей, которая меня посетила, было финансирование всемирного проекта контроля за рождаемостью. – И почему он ему это рассказывает? Тем более что это ложь. Правдой было бы то, что у него нет никакой идеи. Но в этом он не собирался признаваться.

– Занятно. – Это прозвучало почти как похвала. – А могу я спросить, какие мотивы двигали вами?

Джон прошел к дивану, сел и попытался во время разговора оттереть следы ботинок Марвина, послюнив палец. Тщетно.

– Я думаю, все проблемы человечества тесно переплетены между собой. Проблемы возникают из причин, которые в свою очередь являются следствиями других проблем. И если распутать эту цепочку до ее начала, то натолкнешься на то, что население Земли неудержимо растет. Рост населения – это то, что Саддам Хусейн назвал бы «матерью всех проблем».

Казалось, эта формулировка развеселила собеседника.

– Пока я с вами согласен.

– Итак, ни одну из этих проблем нельзя решить саму по себе, но можно решить все проблемы одним махом, если добраться до корневой. – Ему доставляло удовольствие говорить. Мысли приходили к нему на ходу, без предварительного обдумывания. Он сам себе удивлялся. – А проблему роста населения можно решить только введением контроля над рождаемостью.

– Хорошо. В принципе верно. Но за оригинальность или глубину мысли я пока не дам вам ни одного балла, разве что вы опишете мне, как этот проект должен выглядеть конкретно.

Джон нахмурил брови.

– Как это должно выглядеть конкретно? Ну, контроль за рождаемостью – это значит противозачаточные средства. Необходимо сделать эти средства доступными для людей, объяснять им, как они применяются, и так далее. И так по всему миру.

– О каких «людях» мы говорим? О мужчинах? О женщинах? И что вы хотите сделать им доступным? Пилюли? Кондомы?

– Ну, это уже частности.

– Частности, правильно. Но вся жизнь состоит из частностей. Что вы сделаете со странами, где ваши действия будут под запретом? Страны, в которых правят фанатичные муллы или сильно влияние Папы? И что вы сделаете с людьми, которые хотят детей? Вы заблуждаетесь, если думаете, что в развивающихся странах на свет рождаются только нежеланные дети.

– Хм-м. – Об этом Джону действительно нужно было еще подумать. До сих пор его идеи, как исполнить прорицание, по уровню были не выше, чем болтовня в пивной за столом для завсегдатаев.

– Я думаю, нам уже пора наконец встретиться, – сказал незнакомец.

– Сперва вы мне должны сказать, кто вы, – ответил Джон.

– Это вы узнаете, когда мы увидимся.

– Пока я не узнаю вашего имени, мы не сможем договориться о встрече.

Патовая ситуация, так это называется.

– Ну, хорошо, – сказал звучный голос. – Значит, мы не встретимся. Но, мистер Фонтанелли, пожалуйста, подумайте вот о чем: я знаю, что делать. Вы этого не знаете. Если вы захотите это узнать, вам придется приехать ко мне, это как минимум.

И он положил трубку.

Джон смотрел на телефон, наморщив лоб.

– Что он о себе воображает? – пробормотал он.

На следующее утро он мчался в Рим в сопровождении Марко, который после одного безрассудного маневра Джона сухо сказал, что может защитить его от злодеев и похитителей, но не от столкновения с грузовиком. Они добрались до пригородов, когда открывались магазины, и Джон купил большой букет цветов. Флористка, которой он объяснил, чего хочет, заверила его, что букет составлен из цветов, соответствующих траурному случаю.

Мать Лоренцо оказалась красивой женщиной печального облика, стройной, с соразмерными чертами лица, не старше сорока лет. Она приветствовала Джона серьезно, но сердечно, выслушала, кто такой Марко, не вдаваясь в подробности, и пригласила их обоих в кухню.

– Ты похож на своего отца, – сказала она, ставя на стол кофейные чашки. Когда Джон второй раз неуверенно назвал ее «синьора Фонтанелли», она покачала головой: – Называй меня Леона, Джон!

По виду ее нельзя было сказать, что она проплакала все утро. Вид был такой, что она проплакала без перерыва три месяца и лишь несколько дней назад приняла решение снова вернуться к жизни. Кожа лица была прозрачная, размякшая, длинные черные волосы потускнели.

– Вечером он не вернулся домой, – рассказывала она без выражения, глядя в никуда. – Ушел после обеда, чтобы с кем-то встретиться, со школьным другом, кажется. Я видела, как он поднимается в горку, из окна видно дорогу, и мне и сейчас иногда кажется, что он вот-вот должен оттуда спуститься – и я стою и жду… Был солнечный день. Под вечер я выставила наружу цветы… – Она смолкла и сидела, погруженная в воспоминания. Потом вернулась к действительности, взглянула на Джона: – Хочешь посмотреть его комнату?

Джон сглотнул.

– Да, – сказал он. – Очень.

Это была большая комната на втором этаже, но настолько забитая старой, темной мебелью и загроможденная тяжелым пианино, что казалась тесной. На пианино лежала стопка нот и поверх нее раскрытый футляр с поперечной флейтой, наполовину прикрытой платком. На стене висела грамота в рамке.

– Это приз по математике, который он выиграл, – объяснила Леона, знобко обняв себя руками. – Кроме того, он получил пятьсот тысяч лир и тут же истратил их на книги. – Короткий кивок в сторону книжных полок. Джон подался вперед, пытаясь прочитать названия на корешках. Много математики, астрономии, справочник по экономике и зачитанный экземпляр «Отчета Римского клуба».

– Можно взглянуть? – попросил он.

– Да-да. Эту книгу он много читал, даже когда был еще младше. Не знаю, откуда она у него.

Джон раскрыл книгу. На каждой странице пометки на полях, отдельные фразы подчеркнуты разными цветами. Итальянский язык Джона был слишком скуден, чтобы понять содержание, но было видно, что Лоренцо уже несколько лет интересовался именно теми вопросами, с которыми он, Джон, лишь недавно столкнулся.

Вся книга была проработана с первой до последней страницы. Джон чувствовал себя опустошенным и печальным, как обманщик, который видит неотвратимость разоблачения. Произошла чудовищная ошибка. Судьба обозналась. Состояние унаследовал недостойный, неспособный воспользоваться им разумно.

Из книги выскользнула и упала на пол газетная вырезка. Джон поднял ее. На поблекшем снимке у доски, исписанной формулами и графиками, стоял мальчик лет тринадцати, держа в руках грамоту, которая теперь висела на стене в рамке, и смотрел в камеру настолько же серьезно, насколько и самоуверенно.

– Ах, так вот куда он ее засунул! – воскликнула Леона. – А я вся обыскалась. Спасибо.

Облик Лоренцо поразил Джона. Мало того, что он был так образован и умен, на снимке от него исходила уверенность в себе и решимость – свойства, о которых Джон всегда только мечтал. У него не было для этого подходящего слова. Может, суверенитет? Когда человек полностью владеет своей жизнью. Может, даже харизма?

Теперь он очень хорошо понимал, почему Вакки были так уверены в исполнении пророчества. Я только не понимаю, как они могли усмотреть истинного наследника во мне, горько думал он. Но по правде, они, может, и не усматривали ничего такого, просто у них не было выхода. В своем положении он казался себе полным идиотом. Мечтатель, как всегда говорила его мать, фантазер без цели и побуждений. И уж точно совсем не тот человек, который предполагался в прорицании. Он носил костюмы Лоренцо, ездил на машине Лоренцо, жил в его доме.