Лумис Грег - Синайский секрет Страница 47

Он вскинул три пальца.

— Честное бойскаутское, никогда ни за кем не шпионил.

— А вы сказали бы мне, если бы и сейчас занимались тем же?

— И хорошим бы был я шпионом, если бы сознался в этом, верно? — Рейлли заметил, как у нее вытянулось лицо, и добавил: — Ничем таким я не занимаюсь.

— А ведь это вполне объяснило бы, почему кто-то в вас стрелял.

— Это вполне мог быть и ревнивый муж.

Алисия попыталась было сохранить серьезность, но расплылась в улыбке, а потом и расхохоталась.

— Вы можете хоть к чему-нибудь относиться серьезно?

— Только к тому, что этого заслуживает.

— А ко мне? Нет, постойте, я не хочу слышать ответа.

— Но все же услышите. Да, миссис Уорнер, очень серьезно. А теперь, полагаю, пора наложить на вас епитимию?

— Я же предупредила, что все будет зависеть от того, устроит ли меня ваш выбор.

— Что вы думаете насчет того, чтобы съесть десерт в постели?

Алисия поднялась с места.

— А вы, вижу, идете напрямик.

— Стараюсь.

— Вероятно, мне стоит впасть в переживания по поводу того, что утром ты не будешь меня уважать, — сказала она, направляясь внутрь.

Лэнг тоже встал со стула.

— Не забывай, что ты еще не очень хорошо знаешь меня.

— Интересно, почему мне кажется, что я не стала бы так поступать, если бы знала тебя получше? — иронически отозвалась она.

Лэнг покинул ее дом на следующее утро.

Его мысли были слишком заняты невысказанными обещаниями и очевидными прямо сейчас последствиями, и он вовсе не обратил внимания на то, что в бригаде садовников, обихаживавших и без того подстриженный и ухоженный газон, не было ни одного человека с испанской внешностью. И подавно Лэнг не мог знать, что, когда он отъехал на милю, рабочие, четверо крупных мускулистых мужчин, двигавшихся согласованно, как военные на плацу, без лишней спешки собрали свое снаряжение и, перейдя улицу, направились к дому Алисии.

VI

Глава 39

Близ перекрестка улиц Хасана Сабри и Шария 26 июля

Район Замалек

Город-сад

Каир, Египет

09:20, через два дня

Гезира был простым наносным островком на Ниле, пока его не облюбовали для того, чтобы выстроить там королевский дворец. Теперь северная часть Замалека была очень зеленой и представляла собой фешенебельный жилой район, подобный тем, какие можно найти в Париже, Лондоне или Риме. Он располагался на достаточном удалении от оживленного центра, и потому на его опрятные, обсаженные пальмами улицы не попадали шум и дым. Первым, на что обратил внимание Лэнг, попав в столицу Египта, были совершенно неупорядоченное уличное движение, смрад от валяющегося повсюду мусора (среди которого немало разлагающихся останков животных), смешанный с выхлопными газами, и густой смог, рядом с которым и воздух Лос-Анджелеса в его худшие дни показался бы кристально чистым.

Рейлли сидел на хрупком высоком стуле в баре в «Симондс», одном из старейших кафе европейского типа в Каире, и пытался не обращать внимания на резь в глазах от недосыпа и смога. Круассан, который он ел, не уступал продукции лучших пекарен Парижа. Лэнг надеялся, что крепчайший черный кофе поможет прочистить мозги, донельзя затуманившиеся от занявшего почти двое суток путешествия, во время которого он, как водится, почти не спал. Пусть даже от кофе расстроится кишечник. Атланта — Даллас — Нью-Йорк — Каир с минимальным ожиданием в пунктах пересадок. Если бы за ним была слежка, он наверняка заметил бы ее в ходе своих перебежек из терминала в терминал.

Как бы там ни было, Рейлли повезло — лишь один орущий младенец и ни одного соседа с признаками какой-либо опасной и острозаразной болезни. Совсем не плохо, особенно если учесть, что в каждом самолете было по сто пятьдесят с лишним пассажиров. Столько народу, и всех объединяет лишь то, что у каждого имеется свой, уникальный билет, на который не может претендовать никто другой.

Паспорт Коуча, наличие на маршруте нескольких пересадок, а также то, что «Гольфстрим» отправился в Стокгольм, свели опасность слежки за Лэнгом до Египта к минимуму.

Перед тем, как покинуть Атланту, он из интернет-кафе связался по электронной почте с Амидом Бен-Хамишем, дабы убедиться в том, что отправляется к тому самому человеку, которого имел в виду доктор Шаффер, и, если это так, договориться о встрече. Бен-Хамиш и предложил встретиться в этом кафе.

Лэнг обвел взглядом полутемное помещение. Хотя яростное пустынное солнце еще не показалось из-за группы современных небоскребов, высившихся, словно горный хребет, на том берегу реки, на окнах кафе уже опустили жалюзи, и на газетах немногочисленных посетителей, пришедших сюда позавтракать, лежали попеременно светлые и темные полосы, словно на шкуре зебры. Пылинки подолгу кружили в полосах света, но рано или поздно исчезали в темноте, как сошедшие с орбит планеты. Гудение кондиционера приглушало, но не заглушало записанный на пленку голос муэдзина, который через мощный звукоусилитель звучал с минарета находившейся поблизости мечети, вызывая правоверных на вторую за этот день молитву.

Насколько Лэнг мог судить, он был единственным европейцем в самой вестернизованной на вид части мусульманского города. Именно этого он и хотел.

Он вытер льняной салфеткой крошки с губ. Бармен, стоявший за стойкой бара, указал на почти опустевшую чашку Лэнга. Тот кивнул — налейте.

Его мысли вернулись в недавнее прошлое. Неужели не прошло еще и двух суток с тех пор, как он сидел на веранде дома Алисии в Винингсе? Ее лицо мерещилось ему в отполированной до зеркального блеска столешнице стойки бара, ее смех слышался в похрипывании кондиционера. Впервые с тех пор, как его покинула Герт, Лэнг не просто ждал возвращения домой, а стремился туда. Любовь, вожделение, привязанность… вот еще, выдумки — разбирать, из чего состоит его чувство. Просто наслаждаться им, просто…

— Мистер Рейлли?

Обернувшись, Лэнг взглянул в глаза, почти не отличавшиеся цветом от его кофе. Круглое лицо, полный торс обтянут застегнутой на все пуговицы розовой трикотажной рубашкой с вышитым над сердцем крокодилом. Даже сидя на стуле, Лэнг был на полголовы выше. Темная кожа мужчины мешала сколько-нибудь точно определить его возраст, но в иссиня-черных волосах была заметна проседь.

— Лэнгфорд Рейлли?

Лэнг кивнул.

— Амид бен-Хамиш?

Белые зубы на темном лице казались еще ярче. Бен-Хамиш протянул руку.

— Как говорите вы, англичане, друг доктора Шаффера…

— Я американец. А доктор Шаффер мертв. Убит.

Улыбка исчезла.

— Мертв?

Лэнг соскользнул со стула и порылся в кармане, разыскивая мелочь.

Бен-Хамиш медленно покачал головой.

— Мы никогда не встречались. Только переписывались через Сеть, обменивались мыслями.

В конце концов Лэнг с облегчением извлек горстку пиастров, сотня которых составляла египетский фунт. Он уже успел усвоить на собственном опыте, что монет в обращении было, похоже, недостаточно, и потому получить сдачу почти невозможно. Однако вдруг он изменил свое намерение и вместо монет положил на стойку бара египетскую банкноту. Все равно при нынешнем обменном курсе пить кофе здесь было куда выгоднее чем, скажем, в «Старбаксе».

— Евро, доллар? — жалобно осведомился бармен.

Из-за хронических проблем, которые испытывала валюта Египта, многие гостиницы и рестораны старались не брать деньги своей страны.

Бен-Хамиш что-то рявкнул. Бармен изобразил на лице недовольство, но деньги взял.

Маленький человечек тут же вновь обернулся к Лэнгу.

— Убит? Кем же?

Лэнг отметил правильность грамматики.

— К сожалению, не знаю. Но не сомневаюсь, что австрийские власти ищут убийц. Возможно, их уже нашли.

Бен-Хамиш испуганно оглядел кафе, как будто ожидал, что кто-нибудь из убийц мог пробраться в Каир следом за Лэнгом.

— Пожалуй, нам лучше будет поговорить в другом месте. Скажем, у меня дома.

Зачем встречаться в кафе, чтобы для разговора все равно идти к Бен-Хамишу домой?

Лэнг взял со спинки стула свой светлый легкий пиджак и направился было к выходу, но Бен-Хамиш взял его за локоть.

— Нет, сюда.

Через черный ход они вышли в переулок, настолько пропитанный помойным зловонием, что становилось ясно — это его обычное состояние. Повсюду громко жужжали мухи, а крысы нахально рассматривали пришельцев с мусорных куч. Тощая собака, поджав хвост, протрусила за насыпь из отбросов и оттуда угрожающе зарычала, защищая свою территорию.

Но, словно по волшебству, за углом открылась улица, какую можно было бы встретить в Беверли-Хиллс или Палм-Бич.

Каир, похоже, не признавал современного городского районирования. Равно как и санитарии.