Майкл Бирнс - Святая тайна Страница 48

Кофейник, как всегда выставленный по таймеру, уже вскипел. Он налил себе кофе и устроился за столом, наслаждаясь тишиной. Обхватив обеими руками тяжелую фарфоровую чашку, Джованни не спеша потягивал черный кофе, смакуя густой аромат напитка. Разве есть в мире эликсир прекраснее большой чашки отличного кофе?

В эту ночь спалось ему плохо, в голове вертелись мысли об оссуарии, скелете и потрясающем символе, обнаруженном вместе с останками. Ему было совестно, он чувствовал себя уязвимым при одной мысли о том, что прикоснулся к физическим останкам Иисуса Христа, и искал объяснения этим ощущениям. Берсеи был настоящим католиком — верующим в самую яркую историю, когда-либо сложенную человечеством. Он ходил в церковь каждое воскресенье и часто молился. И вот сегодня утром в Ватикане, уже очень скоро, его попросят обосновать свои выводы. Но как, как объяснить то, чему он стал свидетелем в эти дни?

Берсеи поскреб серую щетину на подбородке, нацепил очки для чтения и взялся просматривать первую страницу утренней газеты. Заголовок внизу страницы гласил:

«Мусульмане и евреи в ярости от нашумевшего происшествия на Храмовой горе».

Он пропустил заметку и пролистал газету до раздела комиксов. Затем, спохватившись, вернулся к первой странице.

Статьи, раздувающие сенсации из незначительных политических проблем на Святой земле, были делом обычным, но Берсеи обратил внимание, что в последние несколько дней такие заголовки неизменно присутствовали в газетах. Наверное, разговор с Шарлоттой о древней Иудее, Понтии Пилате и распятиях заставил его отнестись к прессе более внимательно. На сопровождавшем статью фото израильские солдаты и полиция пытались сдержать разъяренную толпу протестующих у знаменитой Стены Плача — западной стены Храмовой горы.

Он стал читать статью.

«Вследствие акта вандализма в пятницу на Храмовой горе Иерусалима исламские чиновники оказывают давление на израильское правительство с целью выявить подробности таинственного взрыва, который причинил серьезный ущерб памятнику старины. Местные иудеи требуют ответа: почему тринадцать израильских солдат Министерства обороны были убиты во время перестрелки, последовавшей вскоре после взрыва. К настоящему времени власти только подтвердили, что для транспортировки нападавших с места происшествия использовался израильский военный вертолет…»

«…Многие критикуют израильские власти за игнорирование слухов о том, что к инциденту имеют отношение религиозные артефакты, похищенные с места происшествия».

— Религиозные артефакты?!

— Что ты сказал, милый? — На пороге появилась Кармела, натягивающая халат поверх шелковой пижамы.

Она наклонилась поцеловать его в макушку, а затем прошла к шкафу за чашкой, шаркая по плиткам пола розовыми, с меховой опушкой тапочками.

— Да так, ничего… Просто читаю об этих беспорядках в Израиле.

— Они там никогда не успокоятся, — проговорила жена, наливая кофе в свою любимую чашку в форме головы мультяшного слоника с изогнутым хоботом-ручкой. — Пока друг друга не перебьют.

— Похоже на то, — согласился он.

Взглянув на Кармелу без макияжа, со взъерошенными волосами, Берсеи про себя улыбнулся. Столько лет вместе…

Он вновь сосредоточился на газете. Далее в статье говорилось о том, что стремления к официальному и более продолжительному договору о мире между израильтянами и палестинцами вновь отложены в долгий ящик.

— Вечером придешь не поздно?

— Надеюсь, — обронил Берсеи, поглощенный статьей.

Кармела потянула газету вниз, чтобы привлечь его внимание:

— Честно говоря, я надеялась, что, может быть, ты сводишь меня в это новое бистро… Клаудио и Анна-Мария мне его весь вечер нахваливали.

— Конечно, милая. Это было бы замечательно. Может, закажешь столик на восемь?

— А еще перила… найдется у тебя минутка до нашего ухода?

— Плохо дело… — пробормотал Берсеи.

— Посмотрим, — с улыбкой ответил Берсеи.

— Пойду приму душ. — Допив кофе, Кармела вышла.

Берсеи вернулся к статье. Сам того не замечая, он принялся читать вслух.

— «Как сообщают, подозреваемый — мужчина европейской наружности, около ста восьмидесяти сантиметров ростом и весом примерно девяносто килограммов. Власти утверждают, что он находится в стране под вымышленным именем Дэниел Марроне, и будут благодарны за любую информацию о его местонахождении».

Внезапно все вокруг как будто замерло. Джованни глубоко вздохнул и в изнеможении откинулся на спинку стула.

Напрашивалось единственное объяснение: к происходящему в Израиле имеет отношение Ватикан. Но это было невозможно. Или нет?

Берсеи попытался выстроить хронологию событий последних нескольких дней. Согласно сводкам новостей, похищение в Иерусалиме имело место в прошлую пятницу. То есть неделю назад. Почти сразу же в Ватикан прибыли и он, и Шарлотта. Она прилетела в Рим в субботу днем, он — в понедельник утром, незадолго до возвращения отца Донована и Сальваторе Конти с загадочным деревянным ящиком.

Ну конечно! Вспомнив об отпечатках волокон плетеной ткани на поверхностных наслоениях объекта, ученый отбросил свои предположения о небрежной выемке оссуария. Теперь он подозревал, что выемка проводилась наспех. Похищение?

Он вспомнил выражение лица Донована, когда тот открыл ящик: беспокойство… и что-то еще промелькнуло в его глазах. Наклейка грузоотправителя «Евростар» на ящике всплыла в его мозгу. Порт Бари — там нашел последнее пристанище святой Николай. Горячая точка для туристов на восточном, Адриатическом, побережье Италии, с прямыми морскими путями в Средиземноморье и… Израиль. Бари расположен в 500 километрах от Рима — меньше пяти часов поездом, подсчитал Берсеи. Но от Израиля — не менее двух тысяч километров.

Для такого рейса нужно сверхскоростное судно. Но со скоростью в двадцать узлов — чуть больше тридцати семи километров в час — можно дойти за пару суток. По скромным подсчетам, двое с половиной суток в море и оставшиеся полсуток — на перевозку по Италии, время транспортировки вполне укладывается в необходимый интервал.

Берсеи вернулся к колонке новостей. Тринадцать израильских солдат убито. Опытные похитители не оставили следствию каких-либо существенных зацепок.

Неужели за такой операцией стоит Ватикан? А как же израильский вертолет? Никак не вяжется. Да и как отец Донован — лицо духовное! — может участвовать во всем этом?

Что же до Сальваторе Конти…

Берсеи взглянул на фоторобот, и в душу стал заползать страх.

А что, если такой вариант: Ватикан купил оссуарий у того, кто его похитил и непреднамеренно стал участником преступления? Даже в этом случае у Ватикана появятся большие проблемы, он может быть втянут в эту грязь как невольный соучастник. Ясно одно: так или иначе, ценные предметы старины, хранящиеся в запасниках Ватикана, имеют сомнительных поставщиков.

Ученый напряженно размышлял, как ему теперь поступить. Может, посоветоваться с Шарлоттой? Или обратиться к властям?

«Нет, без твердых доказательств нелепые обвинения выдвигать нельзя», — сказал он себе.

Положив газету, Джованни подошел к телефону и попросил оператора соединить его с местной подстанцией для звонка карабинерам — военной полиции Италии, патрулирующей улицы Рима с автоматами, словно город находился на военном положении. Молодой мужской голос на том конце ответил, и Джованни попросил к телефону местного детектива. После нескольких кратких уточнений молодой человек сообщил Джованни, что ему следует переговорить с детективом Арманд о Перарди, который будет на рабочем месте не ранее девяти тридцати.

— Могу я оставить ему голосовое сообщение? — спросил по-итальянски Джованни.

На линии раздался щелчок, на несколько секунд все стихло, затем прозвучало мрачное приветствие детектива Перарди. Джованни дождался звукового сигнала, продиктовал сообщение с просьбой встретиться сегодня утром и поговорить о возможном римском следе похищения в Иерусалиме. Также он оставил номер своего мобильного телефона. О Ватикане он решил пока не упоминать — это может только осложнить дело, поскольку Ватикан является суверенным государством. Повесив трубку, Берсеи поспешил наверх одеваться. Он должен торопиться.

Припарковав свою «веспу» на служебной автостоянке за Ватиканским музеем, Джованни быстро прошел через служебный вход галереи Пио.

Когда двери лифта разъехались в коридоре подвального этажа, Берсеи окатила волна паники. Но он очень надеялся, что никому не придет в голову заявиться сюда в такую рань: на часах было семь тридцать две.

Ему очень надо побыть одному. Он не мог втягивать в это Шарлотту. Что, если он ошибается?