Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять Страница 48

— Любопытно было бы взглянуть на эту статью, — сказал Доулинг. — Рукопись сохранилась?

— Этого я точно не знаю, сэр. Но ведь эта история тем не кончилась. Если вас это заинтересовало, могу добавить, что дней десять назад в той же газете «Сан» появилась новая статья, подписанная теми же инициалами. Адвокат Уэйбл распорядился очень внимательно следить за публикациями этой «желтой газеты», сэр.

— И статья называлась..? — вопросительно начал Доулинг, глядя старому управляющему в глаза и начиная всерьез прикидывать, не напрасно ли он тут тратит время.

— С вашего позволения, сэр, эта статья называлась еще мрачнее: «Побег с Земли». Ее рукопись до сих пор находится в правом ящике письменного стола сэра Роберта.

«Что за чертовщина?» — подумал Доулинг. Потом встал, подошел к столу, открыл ящик. Рукопись была на месте.

Беглый почерк Роберта Бэдфула был весьма неразборчив. Доулинг стоя листал страницы, плохо разбирая некоторые слова, но главная мысль работы ему стала вскоре понятна. Автор утверждал, что Земля есть не что иное, как место заключения, куда «высылаются» обитатели Вселенной за различные преступления. Дух, облаченный «в кожаные одежды», то бишь в тело человека, живет на этой планете временно, а естественная смерть — это освобождение и возврат во Вселенную. Отсюда у каждого из нас — разные сроки жизни, а рождение ребенка — это прибытие нового заключенного. Далее доказывалось, что самоубийство приравнивается к побегу из места заключения. Причем, как мы знаем, побег не всегда кончается удачей, и в таком случае заключенный вынужден коротать срок дальше. Если же под этим углом объективно рассмотреть акт умышленного убийства, можно, утверждал Р.Б., отнестись к нему как к проявлению обычного милосердия, то есть как бы даже к самой простой амнистии…

«Да, такие пироги, — сокрушенно решил Сэм Доулинг. — Значит, нынче в среду, примерно в девять, и сам автор статьи Р.Б., и миссис Эмма Хартли, прибывшая из Лондона рано утром, и, само собою, собачка Марфи были амнистированы по решению каких-то крутых паханов из Космоса. Скинув „кожаные одежды“, вернулись в Вечность. А я тут, старый дурак, с огромной своей бригадой все еще пытаюсь раскрутить убийство. Поделом тебе, Рыжий Черт!.. А вообще, разумеется, надо будет попросить Милену достать этот номер „Сан“ и проштудировать внимательно всю статью…»

Доулинг вернул рукопись на место, задвинул ящик и, потирая подбородок, стал разглядывать поверхность письменного стола покойного.

При огромных своих размерах стол был завален так, как будто хозяин только недавно въехал в свои владения. На ореховой тусклой плоскости, лишь местами заметной среди всего, что на ней покоилось, громоздились разноцветные папки, пачки газет, журналов, стопки очень старых по виду книг, зачехленная пишущая машинка, два или три подсвечника, разная канцелярская мелочь, которая всегда должна находиться под рукой… Одним словом, это был стол молодого ученого, для которого такого понятия, как праздность, просто не существует. Кусочек свободного места на столе, где можно было день и ночь согнувшись сидеть над рукописью, угадывался только прямо напротив кресла, да и то на этот скромный кусочек решительно наезжал огромный перекидной календарь-ежедневник, тоже, разумеется, исписанный вдоль и поперек торопливой рукой хозяина.

Взгляд комиссара задержался на календаре чуть дольше, чем на остальных предметах.

Поначалу машинально, затем осознанно Доулинг зафиксировал вдруг нечто, столь его поразившее, что он удивленно хмыкнул и даже пожал плечами. После этого еще раз просмотрел распорядок занятий и редких звонков молодого графа Роберта на сегодняшний день, на среду. Так и не стало ясно — верить или все же не верить своим глазам. Это касалось самой первой, верхней записи слева.

Доулинг оглянулся.

Джордан Томпсон сидел на корточках у камина и щипцами переворачивал догорающие поленья.

Ни секунды более не раздумывая, комиссар полиции тихо вырвал заинтересовавший его листочек календаря и мгновенно сунул его в карман. После этого медленно подошел к камину, опустился на низенькую скамейку и закурил. Недоумение все еще можно было бы увидеть в его глазах. Но в глаза ему сейчас смотрели только затихающие уголечки, кое-где еще продолжающие выбрасывать тонкие зеленые лоскуточки пламени.

— Извините, сэр, — сказал Джордан Томпсон, — мне нужно пойти распорядиться насчет обеда. Быть может, вас еще что-нибудь интересует?

— Нет, — сказал Доулинг. — Если что-нибудь понадобится уточнить, я или позвоню, или пришлю кого-нибудь из моих людей. Хотя, в принципе, вот что… — Он бросил сигарету в камин. — Как вы считаете, успел ли Роберт за такой короткий срок пребывания в Бэдфул-каунти нажить врагов? Может быть, вас или кого-нибудь из домашних что-нибудь настораживало в этом смысле?

— Нет, сэр, — почти не раздумывая, сказал управляющий. — При таком замкнутом образе жизни… Сами посудите — за полгода две или три поездки в Лондон, не больше. При всей своей кажущейся надменности сэр Роберт был не способен обидеть и муху.

— О друзьях вы, конечно, скажете то же самое?

— К сожалению, да, сэр. Ни врагов, ни друзей. Лично мне это не казалось странным, но граф Бэдфул, насколько мне известно, и об этом советовался с доктором Макклинтоном.

— Вы имеете в виду, что в подобном образе жизни граф Бэдфул находил признаки душевного нездоровья сына?

— Извините, сэр, но об этом вы могли бы узнать у самого графа Бэдфула.

— Ладно, оставим это, — несколько уже теряя терпение, сказал Доулинг. Обстоятельность Томпсона, практически неотличимая от чопорности, начинала его уже раздражать. Он глянул на часы и подумал с неуместным, пожалуй, чувством иронии, что если он здесь проторчит еще какое-то время, то его пригласят к обеду. Пообедать же он задумал тоже в не менее уважаемом, но все-таки в другом доме.

Надо было ставить точку в беседе. В конце каждой доброй беседы такого рода не может стоять ни восклицания, ни многоточия. Ни тем более — знака вопроса. Нужна точка.

Управляющий Джордан Томпсон всем своим видом выражал терпение. Но в глазах тем не менее прочитывалась готовность по возможности быстро расстаться с Доулингом, чтобы, невзирая на обстоятельства, в должной форме вернуться к своим обязанностям, то есть продолжать дирижировать распорядком дня.

Доулинг это понял. Он начал задавать вопросы коротко, быстро, интонацией подчеркивая, что ждет таких же быстрых ответов.

— Каких-нибудь странных писем Роберт не получал?

— Этого я не знаю, сэр. Всей перепиской в доме ведает секретарь Конрад Вильтон.

— Необычных телефонных звонков за последнее время не было?

— Нет, сэр.

— Откуда вы это знаете?

— Если я вас правильно понял, вы имеете в виду только звонки сэру Роберту?

— Вы меня правильно поняли, Джордан.

— У сэра Роберта был свой собственный телефон. Он никогда не начинал разговора, пока я не докладывал, кто звонит.

— Это говорит о том, что вы пользовались доверием убитого, не так ли?

— Смею надеяться, сэр.

— И давно был установлен такой порядок?

— Месяца два назад.

— Это с чем-нибудь связано?

— Трудно сказать, сэр. Молодой хозяин был очень переменчив в вопросах быта. Хотя… — Управляющий чуть задумался, затем продолжил: — Сейчас я припоминаю, что этот порядок был установлен после одного звонка, который, как вы сказали, и впрямь мог бы показаться странным.

— Пожалуйста, поясните.

— В тот день сэр Роберт почти на десять минут опоздал к обеду. Граф послал меня узнать, что с ним. Подходя к дверям, я услышал, что сэр Роберт разговаривает с кем-то по телефону в достаточно резкой форме. Я решил подождать, но трубка была тут же брошена. До меня донеслась последняя фраза. Смысл ее был таков: «От таких, как вы, никуда не спрячешься». Я вошел и увидел, что сэр Роберт весьма взволнован. Он ходил по кабинету, ероша волосы. Именно в тот день он распорядился установить в моем кабинете параллельный аппарат и всегда докладывать, кто звонит.

— Как по-вашему, Джордан, сэр Роберт был похож на человека, который от кого-то прячется?

— Разумеется, нет, сэр. Эту фразу я понял в переносном смысле. Тем более что он тут же назвал мне имя человека, с которым приказал не соединять его ни под каким предлогом. Из этого я сделал вывод, что именно с этим человеком он и говорил столь резко.

— Кто же этот человек? — спросил Доулинг, будучи готовым прикоснуться к любому звену цепочки — от подпольного ростовщика Соломона Карпа до Луиджи Престинари, одного из главарей сицилийской мафии.

— Этот человек — Арри Хьюз, сэр.

— Это интересно! — изумленно воскликнул Доулинг. — Получается, что при всей своей обособленности от мира Роберт был знаком с Арри Хьюзом?