Лев Пучков - Испытание киллера Страница 49

Вот таким образом. А вообще мне у Бо было скучно. Где-то там, в городе, кипели страсти, жизнь била ключом, все активно занимались делами — насущными и требующими напряжения всех мышечных и интеллектуальных усилий. В Верхнем Яшкуле царила тишина, разбавляемая лишь кукареканьем горластых петухов, урчанием сельскохозяйственной техники и мирным мычанием стада крупнорогатого скота, прогоняемого дважды в день по улице — утром и вечером. Казалось, что жизнь здесь, вырвавшись из города, резко врубала первую передачу и неспешно ползла по буеракам разухабистой грунтовки, не желая никуда торопиться…

В ночь со среди на четверг, около трех часов, меня разбудил заспанный Бо, несколько раздраженный и мрачный.

— Дон умирает, сообщил он, почесывая мощную волосатую грудь. — Оксана токо что позвонила — говорит, инфаркт… Просила, чтобы ты приехал. Поедешь?

— Поеду, — сказал я, вскакивая и быстро одеваясь, хотя еще не успел ничего сообразить. — Причина?

— Не сказала, — сердито буркнул Бо. — И вот что… С тобой поедет Коржик и Саша Шрам. В городе будете — ляжешь сзади. А то у гаишников тоже твои ориентировки имеются — сто штук многие желают получить. Усек?

— Усек, — подтвердил я, выбегая на улицу, где Коржик уже прогревал мотор «Ниссана»…

В усадьбе Дона меня встретили телохранители, которые сообщили, что шефа увезли в реанимацию. Выяснилось, что начальника СБ и временно исполняющего обязанности (врио) вице-президента Кругликова уже оповестили и они оба сейчас находятся в кардиологическом отделении областной больницы.

Выходя из дома, я столкнулся с заплаканной тетей Дашей — глухонемой домработницей Дона. Периодически общаясь с ней в течение нескольких лет, я довольно сносно научился понимать ее жестикуляцию. Тетя Даша ухватила меня за руку и потащила в спальню Дона, где представила моему взыскательному взору неопровержимые подтверждения полной состоятельности той версии, что ваш покорный слуга выстроил за последние трое суток, терзаемый муками ревности.

В спальне Дона царил самый натуральный бардак. Повсюду ваялись скомканные простыни, остатки какой-то еды, бутылки из-под спиртного, предметы туалета как мужской, так и женской принадлежности… Было душно, пахло крепким потом и спермой, свежие пятна которой на атласном покрывале кровати свидетельствовали, чем тут занимались мой возлюбленный патрон и моя ненаглядная пассия.

Тетя Даша каминной кочергой выудила откуда-то из кучи белья порванные шелковые трусики и продемонстрировала мне их, брезгливо косясь и сердито укая.

— Знакомая вещица, — согласно покивал я, показывая жестом, что вполне разделяю тети-Дашино негодование. — И мы такое рвали в свое время.

Затем тетя Даша вытащила из прикроватной тумбы упаковку новейшего импортного стимулятора, горестно потыкала мне его под нос и изобразила движения сильно спешащего лыжника.

— Ну, трахались, трахались, — опять покивал я. — Понимаю.

Тетя Даша сердито замычала, показала на часы, затем на стимулятор, опять на часы, изобразила движения лыжника и ухватилась за сердце.

— Да понял я, понял, — сказал я. — Жрал стимуляторы и круглосуточно харил эту… вот сердечко и прихватило. Чего тут не понять!

Покинув страдающую душой тетю Дашу, я завалился на заднее сидение «Ниссана» и велел Саше Шраму гнать к клинике.

В холле кардиологического отделения было людно. Помимо Оксаны, Славы Завалеева и врио вице-президента Кругликова тут топтались еще десятка полтора сотрудников фирмы с какими-то пакетами и сумками. Увидев меня, Оксана вскочила и помчалась навстречу, протягивая руки и всхлипывая.

— Пошла прочь, прошмандовка, — тихо процедил я, когда заплаканное лицо психоаналитички уткнулось мне в куртку. — Чтоб я больше никогда тебя не видел, тварь. Убирайся из моей жизни!

Оксана отшатнулась от меня, как будто ее ударило током. В глазах ее была такая боль, что я с огромным трудом сдержался, чтобы не зарыдать во весь голос и не броситься к ней в объятия. Приложив титаническое усилие, я сохранил каменное выражение лица и прошел к дверям отделения, охраняемым двумя бдительными санитарами, которые, судя по всему, уже выдержали не одну атаку доновского окружения, пытавшегося прорваться к шефу.

Меня тоже пытались остановить, но я очень вежливо пообещал пристрелить обоих. В итоге меня пропустили и даже подсказали, как пройти в палату интенсивной терапии.

Дежурный врач — опытный мужичара преклонного возраста — лишь мельком глянув на меня, все понял и даже не изобразил попытки выразить свое возмущение незапланированным вторжением. Он лишь предупредил:

— Не волновать. У вас есть две минуты. Говорить только шепотом и только приятное.

Дон был похож на инопланетянина. Его всего опутывали какие-то пластмассовые трубки, торчащие из-под ключицы, из ноздрей, из обоих предплечий… Лицо было бледным, как мел, и вообще на человека, совсем недавно усердно тащившего на своих плечах могучую фирму, он был похож очень мало.

— Ну здорово, казанова херов, — шепотом поприветствовал я его, садясь на пол возле кровати. — Предупреждал я тебя — не увлекайся этой тигрицей!

Дон виновато хлопнул глазами и еле слышно произнес:

— Утоптала старика… Бес попутал… Прости, сынок… — Из уголка глаза побежала слезинка.

— Ну вот! — возмущенно прошептал я. — Прости! Че там — прости! Бог с ним — переживем как-нибудь! Ты, главное, выздоравливай. Независимо от того, что там у вас с ней было, наши отношения остаются прежними. На наш век баб хватит — так, кажется, ты мне говорил, а?

Дон с трудом кивнул и попытался выдавить из себя кривую ухмылку.

— Прости, сынок, — одними губами прошептал он. — Прости… Умру я, наверное. Чувствую — все уже, не жилец… Ты не бросай фирму — возьмись… а-а-а… возьмись за дело…

— Да ладно тебе! — наигранно улыбнулся я. — Отлежишься, оклемаешься — еще задашь жару всем подряд. Какие твои годы!

— Умру я, — после продолжительной паузы выдавил Дон. — Все, сынок… Какой я дурак! Я даже ни разу тебе не сказал, что ты… — тут он закашлялся и посинел — на настенном табло тревожно загудела сирена, и в палату ворвалась куча врачей, которые очень невежливо выдворили меня прочь.

В коридоре я отловил дежурного врача и поинтересовался состоянием патрона.

— Очень плох, — сухо сказал доктор, пожевав верхнюю губу и отвернувшись. — Сделали все, что могли, но… Короче, если протянет эти трое суток — будет жить. Организм, в принципе, крепкий, может выкарабкаться. Но нагрузку старик получил просто страшенную — любой молодой на его месте мог бы ласты завернуть. Так что…

Не дослушав доктора, я сполз по стене на пол и тихо зарыдал, как пятилетний ребенок. Жалко было Дона. Сынок. Он сказал — сынок. Так он меня никогда не называл, железный Дон — властитель с несгибаемой волей и сверхмощным аналитическим чутьем. Значит, действительно плох… За совместно прожитые годы я успел всем сердцем привязаться к этому неординарному человеку.

— Если хотите знать подлинную картину болезни, дождитесь заведующего, — сказал дежурный врач, переждав приступ моих рыданий. — Он — настоящий мастер своего дела, светило. Может, он вас обнадежит.

Выйдя в холл, я путанно объяснил Кругликову, что надо дождаться заведующего отделением и посулить ему золотые горы. Врио мудро улыбнулся и заверил меня, что он не нуждается в моих подсказках: ситуация на контроле, уже из Москвы вылетает какая-то крутая бригада суперкардиологов, которые даже субпродукты в магазине для ветеранов могут заставить функционировать как нормальные рабочие органы. Слегка нагрубив вице, я упал в кресло и заявил, что буду ждать: казалось мне, что если я сейчас покину этот зал, залитый мертвым светом неоновых ламп и подавляющий своей стерильной чистотой, они все разбегутся и оставят Дона на произвол судьбы.

Слава Завалеев, проявляя озабоченность по поводу моей безопасности, предложил вызвать пятерку телохранителей: дескать, нехорошо, что я здесь один и без охраны, в восемь утра, дескать, начнется движение, меня могут узнать, в результате…

— Я с охраной, — успокоил я начальника СБ и продемонстрировал ему портативную рацию (непременный предмет экипировки бойцов группировки Бо).

— Свистну — через десять секунд здесь будут два конченных негодяя с автоматами, которые начнут крошить здесь всех подряд. К тому же — они сидят во дворе, в машине, и внимательно наблюдают за подступами к клинике — мышь не просочится.

Славик недоуменно пожал плечами и, как мне кажется, слегка обиделся.

Светило приперлось в половине девятого. Было оно маленькое, кругленькое, чрезвычайно плешивое, картавое и носило странную фамилию — Шага. Я с ходу атаковал его, оттеснив богатырским плечом кинувшегося было наперерез врио, и тут же задал конкретный вопрос: а не нужен ли оному светилу добротный особняк в элитарном районе частного сектора нашего города?