Чарльз Паллисер - Изгнание Страница 5

– Что? Не виделась даже с Мод?

Это ее лучшая подруга. По крайней мере, была. Красотка, и ужасно соблазнительная с такими ослепительными глазами и неуловимой улыбкой. Она дочь архидьякона Витакер-Смита. Богатый отец ее избаловал, и Мод привыкла получать все, что захочет. Наверное, ее высокомерные манеры раздражают сестру. Несколько раз я бывал у них в доме вместе с Эффи, и они, не умолкая, говорили о нарядах и женихах. Там был еще младший брат, его имени я не запомнил, но он талантливый музыкант, и приходил к нам в дом, чтобы заниматься пением с отцом, а потом стал петь в кафедральном хоре. Когда я узнал, что его отослали на учебу в школу, то подумал, что он станет ее ненавидеть так же, как я, поскольку брат казался тихим, задумчивым мальчиком, который не сможет вписаться в такое разбитное место, как Харроу. Персеваль! Вот как его звали. Сдается мне, что Мод и Эффи слишком похожи, чтобы дружить долго.

– О, замолчи, пожалуйста! – воскликнула Эффи. – Ты здесь никому не нужен. Почему бы тебе просто не уехать?

– Эффи, Эффи, – взмолилась мама.

– Нам и без него живется несладко… Нет, не могу больше. Я застряла здесь, и у меня ничего не осталось.

– У тебя есть музыка, – сказала мама. – Тебе надо прилежно заниматься, и обретешь уверенность и покой.

– Ненавижу музыку! – воскликнула Эффи. – Я ее ненавижу.

Она встала и выбежала из комнаты. Минуту спустя мы услышали, как она сердито взбежала вверх по лестнице.

Я с изумлением взглянул на маму.

– Полагаю, она была в предвкушении бала и собиралась повидаться со всеми своими подругами, – сказал я.

– Ричард, пожалуйста, никогда больше не упоминай при ней Мод.

– Ага! – заметил я. – Значит, они поссорились?

Мать не ответила, и все стало еще запутаннее. Почему Эффи так сильно хотелось поехать на бал? Девушки постоянно ссорятся из-за своих кавалеров.

Мы с мамой перешли в гостиную, и, сев на старый диван, она принялась за вязание. Шел дождь. Я чувствовал себя скверно, на душе было мрачно, словно меня загнали в угол. Хотелось бродить по полям, чтобы в лицо дул чистый прохладный ветер. Взялся было за книгу, но через некоторое время мы снова заговорили.

Она вспомнила разные истории о папе, которые мне так нравились в детстве. В раннем возрасте унаследовав от своего отца приличное состояние, он потратил его с невероятной щедростью. Однажды папа устроил пышный бал и заказал в Лондоне огромный торт-мороженое, но тот растаял, едва его привезли, и пол покрылся липкой жидкостью, поэтому танцоры скользили и падали в разные стороны.

Потом мама рассказала историю, какой я никогда от нее не слышал. Один из наших предков, живший в этом самом доме, влюбился в соседскую девушку, но ее родители не позволили им жениться. Поэтому однажды ночью он привел подругу в дом. Братья девушки ворвались и убили его. Мама закончила так:

– Говорят, она сошла с ума и ушла в болота, где ее поглотила топь. И говорят еще, что по ночам она все еще бродит по берегу.

– Это прекрасная легенда, но, уверен, в ней ни слова правды.

– Возможно, – сказала она, – однако у двери в дальней гостиной имеется красное пятно, якобы от крови, пролитой юношей.

Конечно, мы тотчас отправились, чтобы найти это пятно. Позади нас вдруг появилась Евфимия.

– Чем вы заняты? – спросила она, усмехнувшись полуиронично, полупримирительно.

На обратном пути в гостиную пришлось рассказать историю ей.

Бетси принесла чайник и тарелку с круглыми серыми штуковинами, которые, по ее утверждению, были печеньем. Все снова вернулось на круги своя.

Только что вспомнил, что Люси Ллойд была дерзкой маленькой девчонкой с рыже-золотыми кудрями, ниспадающими ей на спину.

Думаю о том, как мама склонила голову над пятном, внимательно разглядывая его, словно надеясь увидеть какое-то послание от своего предка. Тогда я заметил, что ее волосы стали совсем седые. События последних недель ее сильно подкосили. Исчезла легкость в походке.

За обедом сестра начала говорить об отце и о том, какую утрату понесла не только наша семья, но и церковь:

– Папу уважали все прихожане. И более того, я уверена, что его любили.

Я непроизвольно посмотрел на сестру. Уверен, что отца уважали коллеги и простой люд, но, боюсь, мало кто из них любил его. Церковный регент его просто ненавидел, и я помню, как однажды он почти крикнул: «Этого человека я даже близко не подпущу к моим хористам!»

Я встретился взглядом с мамой, и мне показалось, что она удивлена словам Эффи так же, как и я.

За два с половиной месяца моего отсутствия сестра сильно повзрослела. Она теперь настоящая женщина. Кажется, даже пополнела. Но черты ее лица стали мягче, хотя нрав не улучшился.

В конце ужина мы остались за столом, пили чай, и я попросил маму рассказать все.

– Дело в деньгах, Ричард, – сказала она. – Теперь у нас очень маленький доход.

– Но ты же получишь папино пособие?

– Пособия не будет, – мрачно произнесла она. – Чтобы выплатить долги отца, пришлось все продать.

– Что ты имеешь в виду?

– Всем занимался мистер Боддингтон.

Мама слишком доверчива. Этот тип выжимает из своих клиентов целые состояния.

Я спросил:

– Тогда на что мы будем жить?

– Ни на что, кроме моей собственной ежегодной ренты.

Сотня фунтов! Около восьмой части папиного жалованья! Как на это прожить?

– Ты сказала, что пришлось продать все, – сказал я. – Но пианино ты все же оставила.

– Я купила его на аукционе, – xолодно произнесла Эффи. – На свои собственные деньги.

– Был аукцион?

Тайком от мамы Евфимия бросила на меня хмурый взгляд и покачала головой.

Мама произнесла:

– Но я хочу сказать кое-что, Ричард. Дядя Томас намекнул, что предложит тебе работу, как только ты получишь диплом.

Ужасная перспектива! Не успел я избежать смертного приговора отца, видевшего меня священником, как приходится иметь дело с его братом, приговорившим меня к пожизненной торговле! Невыносимо! Мне решительно захотелось сменить тему.

– Ты сказала, что мы бедны, но нанимаешь кухарку! – воскликнул я.

– Ненадолго, – сказала мама. – Она только научит Бетси готовить.

(Легче научить ее летать, иронизирую я мысленно.)

– Не больше двух недель, – сказал я.

– Кто ты такой, чтобы так говорить? – возмутилась Эффи. – Ты ведешь себя надменно и уверенно, но ты всего лишь школьник. Следующие два года будешь жить на подачки дяди Томаса, а я скоро найду работу и стану независимой.

– Евфимия ищет место гувернантки, – сказала мама.

– Об этом надо было посоветоваться со мной, – ответил я. – Моя сестра – гувернантка! Какое унижение. Теперь я глава семьи.

Евфимия фыркнула.

– Не думаю, что можешь им быть, пока тебе не исполнится двадцать один год, – произнесла мама. – К тому времени ты получишь диплом и будешь работать у дяди Томаса. У него нет детей, поэтому однажды…

Увидев мое лицо, она замолчала.

– Ричард, – сказала мать, – мы с сестрой зависим от тебя. Я хочу, чтобы Евфимия удачно вышла замуж, хочу гордиться тобой и убедиться в том, что ты устроился в жизни. И что я буду рядом и смогу разделить вашу радость.

– Мама, – начал я, – должен сообщить что-то важное. Три года до получения диплома – слишком долго. В колледже я говорил о своем будущем.

Она выглядела такой заинтересованной, что я не смог сказать правду и просто сообщил:

– Мы обсудили возможность окончания колледжа раньше срока.

Она улыбнулась и сказала:

– Это совпадает с предложением Томаса.

Я отвернулся и уставился в лицо сестры. Оно похоже на горный водоем в сумерках. Если смотреть в него, то не видно ничего, кроме черной поверхности и собственного отражения.

Эффи упражняется на пианино ради собственного удовольствия или чтобы повысить шансы получить работу? Она играет и размеренные «гувернантские» пьески, и грохочущего Бетховена со всевозможными вывертами, себе на радость.

Не могу не думать об Энид. Все время возвращаюсь к тому моменту, когда в церкви наши глаза встретились и она так застенчиво отвернула головку.

Западный ветер усиливается, и, уверен, завтра он принесет дождь. Чувствую, как поднимаются черные испарения. O, taedium vitae![4] Если бы только мой багаж был здесь.

Пока я писал, несколько минут назад раздался звук, похожий на плач от боли. Я взял свечу и вышел в коридор. Ничего. Проходя по коридору на первом этаже, кажется, услышал шепот, но, думаю, это был ветер.

Я поднялся по задней лестнице и обнаружил маленькую комнатку с узкой кроватью, накрытой одеялом. Странно.

Понедельник, 14 декабря, два часа

День выдался неприятный и тяжелый, но, по крайней мере, было сухо, и поэтому Евфимия после завтрака отправилась к леди Терревест.