Олег Бажанов - Герой нашего времени.ru Страница 5

— Лихачит, — спокойно прокомментировал Иванов выходку штурмовика. — Мы среди своих. Готовимся к посадке, славяне!

Если не считать этот нюанс, то перелёт звена завершился благополучно.

Через три дня вертолётчики, во главе с майором Ивановым, передав свои машины в действующий боевой полк, уже возвращались домой самолётом военно-транспортной авиации.

Во второй раз Иванов летел в Чечню в самом начале лета. Шли тем же маршрутом, что и три месяца назад. Погода благоприятствовала полёту. Поэтому, подлетая к уже знакомому промежуточному аэродрому, Иванов ещё в воздухе запросил «добро» на вылет после дозаправки. Летели двумя экипажами на Кавказ теперь уже надолго. На войну.

А ведь он имел право тогда принять решение и остаться на этой базе с ночёвкой. И у Иванова росло это желание тем сильнее, чем ближе вертолёты подходили к посадочной полосе. И никто не стал бы осуждать его за такое решение. Три месяца он не видел Лену, а она обещала ждать. И ему очень хотелось встретиться с ней. Очень хотелось… Но что он мог ей пообещать? Ничего… И именно поэтому он не должен был оставаться с ночёвкой на аэродроме. Ничего большего, чем то, что уже между ними случилось, быть не могло. Как говорят, в одну реку дважды не войдёшь… Да, он ничего не мог обещать в будущем этой хорошей, этой замечательной девушке. Он не мог дать ей надежду, чтобы обмануть. Нет, он не забывал Лену и, наверное, никогда не сможет забыть. Но пусть она останется светлым и нетронутым пошлостью островком в заповедных уголках прошлого.

На память пришли строки из выученного ещё в детстве стихотворения:

По несчастью или к счастью, истина проста:Никогда не возвращайся в старые места,Как ни будет пепелище выглядеть вполне —Не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне…

Автор этих строк знал и понимал жизнь. И пусть Лена останется в памяти ярким воспоминанием вместе с началом весны 1995 года — решил Иванов.

После посадки он всё же направился в метеослужбу, потому что не мог улететь, не повидав Лену. Ещё по дороге к штабу, издалека, он заметил знакомый девичий силуэт в окне второго этажа. Понятно, она знала, что он прилетит сегодня, ведь заявки с фамилиями командиров перелетающих экипажей приходят в часть за сутки. И она ждала. Увидев её, Иванов почувствовал, как в груди на мгновение сжалось сердце и стало расти желание остаться. Он с улыбкой помахал девушке рукой и легко вбежал по крутой лестнице на второй этаж. Они встретились в коридоре.

— Ленка, здравствуй! — Иванов с радостью обнял её как старого друга. И она вся светилась радостью.

— Ну, как ты тут, Дюймовочка? — Сравнение вышло само собой: миниатюрная, в аккуратненькой военной форме, Лена действительно напоминала персонаж известной сказки.

— Здравствуйте, Александр Николаевич. У меня всё хорошо, — ответила она, сдерживая счастливую улыбку и пряча светящийся радостью взгляд. И тут Иванов обратил внимание, что в коридоре они не одни: в глубине, у окна, стояли два незнакомых офицера в лётных комбинезонах и с интересом смотрели в их сторону.

— Идём. — Иванов первым прошёл в кабинет начальника метеослужбы. Сашка Кислов барином восседал за своим столом. Они по-дружески пожали друг другу руки и завели разговор, во время которого Лена, за спиной начальника, игриво помахала Иванову пальцами и вышла в аппаратную, оставив мужчин вдвоём.

— Как тут ваше «ничего»? — поинтересовался Иванов.

— Вашими заботами без работы не сидим, — в тон ему ответил Кислов.

— А как оно вообще? Как здоровье, как семья?

— Людка с сыном к матери вчера уехала. Так что можно сегодня организовать «банкетик» у меня.

— С большим удовольствием, Саня, но не получится — улетаю.

— На войну спешишь? Так успеешь ещё. Говорят, что эта война надолго. Оставайся. — Кислов, прищурившись, посмотрел на товарища и неожиданно, кивнув головой в сторону аппаратной, заговорил о другом:

— Она тебя ждала. Только о тебе три месяца все разговоры. Пожалей девчонку. Останься.

Иванов почувствовал, будто кто-то ударил его в грудь очень больно. Сбилось дыхание. Не глядя в глаза Кислову он произнёс:

— Заманчиво. Но как-нибудь в другой раз. Война эта, похоже, действительно скоро не закончится. В этом ты прав, Саня. Но не прав в другом — лететь мне надо сегодня. За приглашение, конечно, спасибо! Жаль, что остаться не могу. Ты мне, лучше, метеобюллетенчик сообрази. — Иванов не мог объяснить тогда ни себе, ни Кислову причину, по которой не имел права оставаться. Только по прошествии времени он понял, что просто струсил, побоялся тогда влюбиться в Лену.

— Как знаешь! — с искренним сожалением вздохнул Кислов.

Заняв Саню Кислова оформлением бумаг, Иванов, немного помедлив у двери, зашёл в аппаратную и плотно прикрыл дверь за собой.

Они остались вдвоём. И тут Лена, как ребёнок, бросилась к Иванову, обхватила руками шею, прижалась и, глядя пытливо снизу вверх, прошептала:

— Саша, здравствуй! Ты меня не забыл?

Они слились в поцелуе. Обняв девушку за талию, он оторвал её от пола, легко перехватив, поднял на руки и, опустившись на стул, посадил к себе на колени. Она доверчиво прижалась и замерла. Некоторое время они молчали. Иванов ласково гладил её густые пышные волосы. Она нарушила молчание первая:

— Саша, я знала, что ты сегодня прилетишь. Я тебя ждала.

— Раньше не получилось, — как бы извиняясь, тихо ответил он и, будто целуя ребёнка, нежно коснулся губами её головы.

— Ты сейчас улетишь? — она отстранилась и смотрела прямо в глаза. Вопрос задали её губы, но глаза спрашивали: «Почему?». И эти большие красивые глаза пытали, требовали ответа.

— Я должен. Пойми, я хочу остаться, но не могу, — выдавил Иванов.

Лена поднялась, отошла и остановилась у окна:

— Ты просто не хочешь…

Она стояла, застыв в одной позе, и смотрела, не мигая, в точку на стекле.

Иванов чувствовал себя виноватым.

— Лена, ты мне нравишься, но я не тот, кто тебе нужен, — пытался он подыскать себе оправдания. — У тебя всё ещё будет. Я же ничего не смогу тебе дать в жизни. Ничего не могу даже обещать. Я не хороший. Я не нужен тебе. Со мной ты будешь несчастна. — Он волновался и не знал, что сказать ещё. — Прости…

Она плакала тихо, почти не слышно. Лишь в такт редким всхлипываниям вздрагивали и поднимались её плечи. Ему так хотелось обнять их.

— Лена, мне надо лететь, — нерешительно сказал Иванов. Желание подойти, успокоить, остаться, — чуть не взяло верх. И произнеси она тогда хоть слово, попроси, — он бы остался… Но она только плакала.

— Прости, — ещё раз, вместо «прощай», — бросил Иванов и вышел из комнаты.

Взлетели точно по полосе, не нарушая инструкций. Иванов чувствовал, что больше уже никогда не вернётся сюда. Но также он знал, что хрупкий силуэт маленькой девушки в далёком окне будет сопровождать его всю оставшуюся жизнь. И в тот последний раз он видел её там. Или это ему показалось?..

II. Кавказ

В районе Ставрополя по маршруту появилась редкая облачность. И чем ближе вертолёты подходили к горам, тем ниже и плотнее она становилась. Ведомый у Иванова — командир второго вертолёта, не имел большого опыта полётов в облаках. У Иванова за спиной остались Афганистан, Камчатка и Дальний Восток, поэтому он чувствовал себя уверенно. Но за своего ведомого поручиться не мог. И при уменьшении высоты нижнего края облаков, пара вертолетов всё ближе прижималась к земле. «Лишь бы Моздок не был закрыт», — с беспокойством думал Иванов. Заход на посадку «по схеме» на незнакомом аэродроме не прост и для опытного лётчика, а ведомому — капитану Ильясу Мингазову предстояло еще приобретать опыт полётов в сложных метеоусловиях и боевых действиях. Ильяс — по национальности татарин, совсем недавно получил звание «капитана» и пока ещё имел квалификацию «Военный лётчик второго класса» и небольшой налёт часов в должности командира экипажа.

Известие о командировке в Чечню Ильяс воспринял спокойно. В его экипаже бортовой техник Шура Касымов, тоже татарин, — боевой парень. «Надо же, — думал Иванов, — мусульманин летит на войну с мусульманами. Видимо, понятие «Родина» — это больше, чем вера или кровь, шире и сильнее, чем принадлежность к какой-то национальности. Значит, многовековая Россия, объединившая столько народов и наций, и впредь будет оставаться единым и сильным государством. А всякую, пользующуюся временной слабостью, повылезшую заразу необходимо беспощадно загонять обратно в норы, чтобы не дать ей расползтись по всему здоровому организму России!

В экипаж Иванова по боевому расчету борттехником назначили хохла. По фамилии Мельничук. Маленький, толстый, хозяйственный и жадный. Он любил сало и всегда хвалил Украину, откуда был родом. Над ним подшучивали: «Украинцы живут на Украине, а хохлы — где лучше. Значит, ты, Ваня, — хохол!». Он не обижался. Но было в нём одно очень нехорошее качество: трусость. Он, как огня, боялся парашютных прыжков; бывало, бросал своих товарищей в драке, «постукивал» начальству. Но его «вылизанный» вертолёт всегда блестел чистотой, поэтому Иван был у командования на хорошем счету. Ударом грома стало для него сообщение о командировке в Чечню. Мельничук пытался «откосить», придумывая себе разные болезни, но не вышло.