Антон Сибиряков - Падение вверх Страница 5

— Антон?

Он замолчал, подняв взгляд на Петю, стоявшего рядом у дверцы, с кольцами троса в руках.

— Что тут происходит, Антон? Кто это?

— Я не знаю… Это… это я? — он поднялся с корточек, и опер отступил на шаг, выпустив трос из рук. Антон заметил, что он тянется к кобуре на поясе.

— Стой на месте.

— Постой… ты не понимаешь…

— Стой на месте, я тебе сказал!

Петя попытался одним движением вырвать из защелкнутой кобуры пистолет, но Антон сорвал с шеи фотоаппарат и, крутанув его за лямку, с размаху ударил опера в висок. Дорогая зеркалка с хрустом разлетелась вдребезги, взорвавшись облаком кривых осколков. Стекла рассекли Пете лицо, и он упал на колено, за секунду превратившись в окровавленное ревущее чудовище.

— Сукаа! Гребаная сука! Я убью тебя, мразь! Я убью тебяяя…

Антон не видел, как изуродованный полицейский все-таки сумел вытащить пистолет из кобуры и сейчас размахивал им во все стороны, стирая с глаз кровь. Он бежал что было сил — мимо водящих хороводы сосен, в самую глубь умирающего от радиации леса. Его ноги заплетались, он падал и снова вставал, а где-то далеко позади звучали хлопки выстрелов и крики. Ему казалось, что Петя гонится за ним, но это было не так — опер с кровавым лицом шатался у обочины и расстреливал лес. А когда обойма закончилась, он доковылял до УАЗа и снял с полки рацию.

— Петров. У меня тут на десятом километре труп и бегунок образовались, мать их так. Сообщите военным. Он побежал в сторону их бункеров. И спросите у них: как они умудрились пропустить через КПП человека без паспорта?! Ну, и дуйте все сюда. Всё. Отбой.

Он сплюнул кровавую пену.

Мир вокруг потемнел и высох, а земля стала проваливаться под ногами. Антон остановился, глотая ртом прокисший воздух, и огляделся. В этой части леса стволы деревьев задыхались, как жертвы нацистских газовых камер, а с тел их, лопаясь, сползала кожа, оголяя вены с загустевшей кровью. Из сосен, из-под отошедшей кусками коры, стекала вонючая темная слизь. Она ползла вниз, к земле, и застывала у корней уродливыми наростами.

— Где я? — в ужасе прошептал Антон и, обезумевший, побежал дальше. Туда, где земля вздымалась язвами ядовитых бункеров. Туда, куда вела его странная ноющая боль в груди. В то место, где он уже бывал.

Лестница была узкой, похожей на тиски. Антон сбежал по ступеням, держась за осыпающиеся известкой стены, и остановился, вслушиваясь в собственное тяжелое дыхание. Внизу было темно. Но темнота показалась ему знакомой — она пахла сыростью и мелом, как когда-то в школе, когда он стоял у доски, не в силах перемножить дроби. Весь класс смотрел на него, а у него темнело в глазах. И потом, когда он шел между рядами парт, мокрый от пота, вытирая соленые капли с лица, его пальцы… они, как и сейчас, пахли мелом. А за спиной учительница с силой чиркала мелком по доске, задевая ее наманикюренными ногтями, так что они скрипели, и от скрипа этого хотелось блевать…

«Господи… — подумал Антон, вытирая вспотевшее лицо. — Ведь все это было со мной…»

Он оглянулся на серую лестницу, по пыльным ступеням которой стекал скупой утренний свет, и подумал, что лежит на дне могильной ямы. Падение вверх. Это когда нет смерти. Когда падаешь вниз, душа твоя поднимается к небесам… Вот что значили эти слова! Детям суждено попасть в рай.

— Смерти не будет… — прошептал Антон, и ноги сами понесли его по темным коридорам.

Внутри у него снова работал невидимый навигатор, который вел его нужными путями. Туда, где в небольшой душной комнатке, среди железных стеллажей, заполненных жестяными банками с консервами, однажды появился на свет безликий монстр. Он вышел из темного угла и сел напротив почерневшего от времени зеркала с банкой консервированной кукурузы в руке. А потом принялся бить ею о каменный пол. И когда она с треском лопнула — пил мутный сок окровавленными губами и сыпал себе в глотку холодную кукурузу. Он мычал и плевался, его рвало от удушья, а под ребрами проступали первые пятна химических ожогов. Уродливый, он подползал к зеркалу на четвереньках и всматривался в свое отражение, в белые глаза и острые скулы, в разбухшие губы и почерневшую яму рта. Монстр совсем не помнил, кем и когда он был, но знал, что скоро память вернется. И неважно, чьей она будет на этот раз, ведь когда это произойдет, чудовище снова выйдет на свет и станет одним из людей. И вся сущность его, как и прежде, потянется к человеческим детям. К тому миру, в котором когда-то существовал он сам. В мир, где его обманули и предали. Создали из него то, чем он стал. Ведь он помнил, что был ребенком когда-то. Пока не упал вверх. Не вырос в голодного зверя.

В узком коридоре, которым шел Антон, было темно. Он шаркал ногами, пытаясь заглушить мертвую тишину, жавшуюся к нему ледяным телом, и старался не замечать мурашек, бегущих по спине от ее прикосновений. Странно, но он знал, что выйдет к пищевому складу, у входа в который, в стене, будет небольшое углубление, где он найдет все, что нужно. Через двадцать шагов, которые он отсчитывал вслух, так и случилось — Антон нащупал коробку спичек в нише и зажег несколько свечей, расставленных по периметру склада. То, что перед ним предстало, изумило его своей узнаваемостью. Это не было чувством дежавю, потому что Антон точно помнил — здесь он уже бывал.

На стене, на кривой металлической вешалке, желтой резиновой кожей свисал к полу грязный противорадиационный костюм. С противогазом он походил на уродливого повешенного, которого перед казнью морили голодом. Под костюмом, у стены, валялись зеленые резиновые сапоги с налипшей на подошвы глиной вперемешку с хвоей.

Зеркало стояло на полу, возле стеллажа. Заляпанное отпечатками жирных рук, помутневшее, с почерневшими краями, оно напоминало картину с обгорелой рамой, которую пытался сжечь безумный портретист, понявший вдруг, что сотворил лик дьявола. Вокруг валялись погнутые консервные банки, некоторые вскрытые и пустые, другие искореженные, но полные, измазанные засохшими бурыми пятнами. Повсюду чернели лужи мутной жижи и воняло мочой и штукатуркой, отваливающейся от стен и потолка.

Антон упал на колени перед зеркалом и закричал. А отражение — монстр с окровавленными губами — захохотало над ним, задрав голову кверху. И кровавые брызги разлетелись во все стороны, оросив холодную комнату склада красным дождем. А Антон все кричал и не мог остановиться. Затыкал уши руками, но все равно слышал смех монстра и его ужасное бормотание «Застряли, застряли?.. Можно мне, можно мне… Посмотреть…вашуу каамеруу…»

— Нет, нет, заткнись, заткнись!

Можно мне, можно мне…посмотреть вашуу каамеруу…

Застряли? Застряли?

— Застряли?

Антон вздрогнул и обернулся. У края раскисшей дороги стоял мужчина в желтом резиновом костюме и зеленых сапогах.

— О… да… да, немного, — с улыбкой ответил он и пожал плечами. «Ауди» крепко засела в весенней распутице, и все попытки выбраться из липких объятий заканчивались щедрыми грязевыми фонтанами из-под колес и матерными изо рта.

— Делааа, — протянул мужчина и покачал головой. Его лицо показалось Антону ужасно бледным, а черные от щетины щеки — впалыми, как у мумий. — Давайте попробуем вместе?

Антон знал о том, что Сибирск 43 был закрытым военным городком, и поэтому человек, разгуливающий по лесу в защитном костюме, ни капли его не напугал.

— Давайте.

Мужчина зачавкал по глине к застрявшей машине.

— Ого, какая у вас камера, — кивнул он на фотоаппарат, висевший у Антона на шее.

— Я журналист.

— Вот как? — мужчина обошел «Ауди» сзади и уперся руками в черный багажник. — И над чем же вы сейчас работаете?

— Над материалом о детском суициде…

— Вот даже как… Интересно… Ну, — мужчина посмотрел на Антона, — давайте толкнем?

— Да, конечно, — Антон уселся в водительское кресло и завел мотор.

Они толкали долго и безуспешно, сменяя друг друга, но машина так и не сдвинулась с места — лишь глубже опустилась в трясину. Грязные и уставшие, они уселись в салон: Антон спереди, а его новый знакомый — сзади, к розовому плюшевому зайцу, которого Антон возил уже долгое время, не зная, куда подевать.

— Меня зовут Антон, — сказал мужчина и протянул руку между спинок передних кресел.

— Надо же, — пожал ее Антон. — Так мы тезки. Очень приятно. И спасибо за помощь.

— Ну, что вы… я уверен, вы бы на моем месте поступили точно так же. Расскажите мне лучше о вашей статье. Как вас занесло сюда, в это захолустье?

— Друг детства попросил. Но, на самом деле, эта статья для меня — шанс многое исправить, — сказал Антон, стараясь уловить своего нового знакомого в узкой полоске зеркальца. — Жизнь иногда бывает очень интересной.

— С этим я согласен. А как зовут этого вашего друга детства? Быть может, я его знаю?

— Петя, — засмеялся Антон. — Хотя он Женя по паспорту. Евгений Петров. Петей мы звали его в школе. Он полицейский здесь… Да уж, — он посерьезнел и кивнул сам себе, — думаю, им нужно мое имя под обличительной в кавычках статьей.