Дидье Ковеларт - Вне себя Страница 5

Такси останавливается у тротуара. Открывается пассажирская дверца, я сажусь.

— Неприятности? — спрашивает Мюриэль, кивая на полицейский участок.

Я хотел подождать ее внутри, чтобы она могла дать показания, но меня форменным образом вытолкали за дверь, посоветовав на прощание подлечиться. Минут десять я проторчал возле знака, запрещающего стоянку. Никто не обращал на меня внимания, только какой-то парень попросил прикурить. Я рылся для виду в карманах, когда подъехало такси.

— Что случилось, Мартин?

Я качаю головой и кусаю губы, сдерживая слезы. С тротуара раздается свисток. Ей машут: проезжайте. Метров через сто она спрашивает, куда ехать.

— Послушайте, только не думайте, будто вы обязаны… Со мной произошло нечто ужасное, вот я и цепляюсь за вас, мне очень жаль, но… Я совершенно один. История просто невероятная, меня никто не слушает…

— Сейчас, я только счетчик включу. Так что у вас за проблема?

Я набираю в грудь побольше воздуха и в общих чертах рассказываю ей обо всем, что со мной произошло с тех пор, как она высадила меня у моего подъезда. Нам сигналят сзади. На светофоре давно загорелся зеленый, она трогает с места и паркуется у тротуара за перекрестком.

— Постойте, Мартин. Значит, этот тип говорит, что он — вы, у него документы на ваше имя и с ним живет ваша жена.

— Да, — киваю я с надеждой: тон у нее такой энергичный, что кажется, вот сейчас последует какое-то чудесное объяснение всему.

— И никто в вашем доме вас не узнает.

— Именно.

Она отворачивается, постукивает ногтем по рулю и добавляет совсем тихо, глядя в ветровое стекло:

— И вы пробыли трое суток в коме после удара головой.

— При чем здесь это? Я тот же, что и до аварии. Вы свидетель. Только вы… — начинаю я и осекаюсь.

— Только я?.. — подхватывает она, явно готовая принять любой довод в мою пользу.

Я качаю головой, сглатываю, в горле ком. Моя последняя надежда рассыпалась в прах.

— Никакой вы не свидетель. Я назвал вам свое имя, только когда очнулся. До аварии вы ничего обо мне не знали, кроме того, что я ехал в аэропорт Шарля де Голля и очень спешил.

Ее молчание подтверждает то, до чего она все равно рано или поздно додумалась бы сама. Я чувствую, что только в одно она готова верить — в мою искренность. И, если я потеряю ее доверие, у меня не останется больше ничего.

— Значит, получается, — подводит она итог, — вы ничем не можете доказать, что он — не вы.

— И что из этого следует? — огрызаюсь я, даже не пытаясь скрыть раздражение. — Что у меня амнезия? Вы же сами видите, что нет: наоборот, я помню абсолютно все!

— Может, вам только кажется, что вы помните… Может, вы забыли, кто вы на самом деле…

Она сказала это очень мягко, подбирая слова, чтобы не обидеть: таким голосом врач, дабы не поступиться ни честностью, ни человечностью, сообщает больному, что он обречен. И, накрыв ладонью мою руку, ласково добила меня:

— Такое бывает.

— Да, бывает.

Она даже вздрогнула от моего холодного, решительного тона. Я прошу ее дать мне мобильный телефон. Она смотрит, как я набираю номер, который вспомнился без малейшего усилия.

— Может, вам вернуться в больницу, Мартин? Я сказала первое, что пришло в голову, это просто предположение, я ведь не врач. А они там, в реанимации, возможно, уже сталкивались с подобными случаями…

— Ну конечно. Вышел человек из комы и — бац! — решил, что он кто-то другой. Откуда-то взял чужие воспоминания, характер, профессию, конфликты…

— Я бы очень хотела вам поверить, но мне не с чем сравнивать… Вы же сами сказали: я не знала вас до аварии.

— Как тут включается громкая связь?

Она нажимает зеленую кнопку. Механический голос просит нас подождать, играет музыка.

— Мюриэль… Дайте мне шанс, всего пару минут, я попробую убедить вас. Если не удастся, поедем в больницу и пусть меня там запрут. О'кей?

— Я же для вас…

— «Американ-Экспресс», добрый день, Вирджиния к вашим услугам.

— Мой номер 4937 084312 75009, срок действия до июня 2004.

Мюриэль пристально смотрит на меня. Я не отвожу глаз, но перестаю дышать.

— Здравствуйте, мистер Харрис.

Мы одновременно выдыхаем и улыбаемся друг другу. Она, похоже, испытывает такое же облегчение, как и я, освободившись от вполне обоснованных сомнений на мой счет. Мне приятно видеть, как она счастлива, что я не псих. Она все еще чувствует себя ответственной за аварию и мою кому, хотя я успел создать ей массу проблем.

— Чем могу вам помочь? — спрашивает голос из лежащего между нами на подлокотнике телефона.

— Я потерял карточку, мисс, хотел бы заблокировать ее и получить новую.

— Хорошо, сэр. Вы позволите задать вам несколько вопросов?

— Пожалуйста.

Следуют обычные вопросы: место рождения, дата рождения, девичья фамилия матери… Я отвечаю сразу, не задумываясь, автоматически.

— Ваш постоянный адрес?

— 255, Соумилл-Лейн, Гринвич, штат Коннектикут. Но сейчас я живу в Париже: 1, улица Дюрас, восьмой округ…

— Хорошо. Вы желаете получить новую карточку по этому адресу?

— Нет, ни в коем случае!

Я вздрогнул так сильно, что выронил телефон. Мюриэль поднимает его, вкладывает мне в руку.

— По какому адресу, сэр?

Я вопросительно смотрю на нее. Она колеблется секунд пять, потом медленно диктует:

— Квартал Нумеа, Сите-дез-Иль, Клиши 92110. Мюриэль Караде.

Я повторяю адрес и чуть опускаю веки: спасибо.

— Ну вот, — говорю я, возвращая ей телефон. — Простите, что ввел вас в расход. Как только получу карточку, приглашаю вас в лучший ресторан Парижа.

Моя горячность почему-то действует на нее как ушат ледяной воды. Эйфория, ненадолго охватившая нас обоих, когда мне удалось доказать, что я — это я, и одновременно перекрыть кислород самозванцу, сменяется неловкостью иного рода. Она, видно, подумала, что я ее, как это теперь называется, клею. Я лихорадочно соображаю, как бы рассеять недоразумение, не нахамив ей.

— Это ничего не доказывает, Мартин.

— О чем вы?

— Я хочу сказать: это не доказывает, что настоящий — вы, а не тот, другой. Вы могли где-то подсмотреть номер кредитки и запомнить его, как и все остальные данные, впрочем. То, что вы сейчас сделали, уж извините, может с тем же успехом называться подлогом.

Я развожу руками и бессильно роняю их на колени.

— Поймите, я вовсе не обвиняю вас во лжи. Но полиции, если она вам не верит, это ничего не даст.

Я убито откидываюсь назад, упершись затылком в подголовник, закрываю глаза. Она лепечет, что ей очень жаль, но лучше все-таки поехать в больницу. Я вдруг с силой бью кулаком по подлокотнику.

— Но зачем бы мне это делать, черт возьми? Если бы я хотел присвоить чужую кредитку, то почему у вас на глазах? Ну хорошо, давайте поедем в НИАИ в Бур-ла-Рен, и я за пять минут докажу вам, что я — известный в Соединенных Штатах ботаник. Мои работы можно найти в интернете, наверняка где-то есть моя фотография…

— Ну да, прямо сейчас и поедем! — в свою очередь взвивается она. — А если там окажется не ваша фотография, вы будете уверять, что он взломал сайт…

— У вас есть другое объяснение? — фыркаю я, взбешенный тем, что она заранее обрекает любую попытку на провал, и еще сильнее — тем, что мне и в голову не приходила гипотеза, которую она сейчас так логично сформулировала.

— Да. Вы могли прочитать статью о нем незадолго до аварии…

— Ну конечно, статью, в которой был указан номер его кредитной карточки!

— Послушайте, Мартин, я уж не знаю, что и думать. Я, конечно, хочу вам помочь, но всему есть предел!

— Вокзал Монпарнас, — заявляет какой-то тип, вваливаясь в машину.

Он плюхается на заднее сиденье, захлопывает дверцу. Мюриэль, обернувшись, говорит ему, что такси занято.

— Дождь! — ноет он. — Битый час тут торчу, хоть бы одно такси остановилось! Я вас умоляю…

— Ладно, — говорю я и распахиваю дверцу. — Только одолжите мне евро на автобус, я сразу же верну, когда…

— Далеко же вы уедете с одним евро.

— У меня поезд через двадцать минут! — нудит тип на заднем сиденье.

— Мне плевать! — рявкает на него Мюриэль. — Я разговариваю! А вы сидите! — прикрикивает она на меня, закрывая дверцу. — Ладно уж, отвезу вас в Бур-ла-Рен, а его подбросим на Монпарнас, это по дороге.

Она трогает машину так резко, что меня прижимает к сиденью.

— Спасибо, — говорит пассажир.

Пока она лавирует в потоке машин, он названивает по мобильному, раз, другой, говорит, что уже едет, просит перенести совещание в Нанте, если он не успеет на поезд. Каждому собеседнику повторяет одно и то же, но разным тоном, от почтительного до приказного, и ритм грассирующего голоса окутывает меня непроницаемым пузырем. Мне хочется остаться в нем одному. Я закрываю глаза, расслабляюсь, собираю себя по частям. У кого-то тоже есть проблемы, другие, не мои, и на их решение тратится больше энергии, чем они того стоят, — это как-то успокаивает.